— Дядя, мы же на твоих глазах выросли! — Взмолились проштрафившиеся. — Наговоры все это. Понравившуюся девчонку еще можем зажать, но чтобы мужика… Нет, подобное совершенно исключено!

— Ох, смотрите у меня, если все же что-то такое узнаю, я вас прямо тут же, своими собственными руками кастрирую!

Так и не поняв, что на самом деле произошло, Джохар Джоглоев снова застыл практически в прострации. Для него ведь, с такого характера обвинением, практически неразрешимая дилемма образовалась. Призывать на помощь членов родственных кланов — означает породить множество грязных сплетен и инсинуаций. Умаление престижа клана такое, что, возможно, никто из их народа и руки им больше подать не пожелает, не то, что дочку в их клан замуж выдать, а в одиночку им с агрессорами точно не справиться. Тем более, в Иганске у них и десятка бойцов не наберется, основные силы клана сейчас вообще в Казани находятся, и выдернуть их до завтра в Иганск вряд ли удастся. Но и платить запрошенную цену очень не хочется. И как теперь быть?

Еще буквально вчера вечером, в очередной раз, возвращаясь со ставшей уже вполне привычной работы, Андрей Васильев даже и не подозревал, что уже на следующий день к обеду примется писать заявление на собственное увольнение. Только не нужно думать, что он проштрафился хоть в чем-то. Хотя, да, в какой-то мере, именно что проштрафился. Захотел в отпуск со следующей недели непременно отправиться. И это в летний сезон, который, как известно, является сезоном отпусков для всего их персонала! Никак не думал, что с предоставлением ему отпуска у администрации могут возникнуть какие-либо проблемы. Тем более, что и причина то у него была вполне уважительная и даже законная: он же студентом, пусть заочником был, вот, до первой своей производственной практики дожил.

— Нет, нет и еще раз нет! — Объявила начальница отдела кадров «Шестерочки», едва только заглянув в протянутый ей листочек с текстом заявления на ученический отпуск. — У вас в магазине недавно один из охранников уже ушел в отпуск. И без того некомплект получается. Отпущу, только когда он вернется.

— Он только через три недели теперь выйдет, а у меня прак-ти-ка! — По слогам для большей доходчивости произнес Андрей свою вполне уважительную причину. — Меня из института выгонят, если я ее не пройду.

— Ничем не могу помочь! — Сказала, как отрезала, непреклонная чиновница. — И без того слишком много вашего брата по отпускам распустили. Скоро вообще некому работать будет.

Вот тут-то Васильев и психанул! И заявление уже не на отпуск, а на увольнение написал.

— Ты еще две недели так и так отработать должен! — Заявила кадровичка, принимая на этот раз его заявление.

— А вот тут дудки! Я в связи с периодом отпусков и без того чуть в магазине уже не поселился. У меня за последние полгода чуть не месяц переработки скопился. А еще отпуск неотгуляный. — Словом, кадровичка своей непреклонностью только хуже своей собственной организации сделала. Ну, и Васильеву совсем чуть-чуть. Ему после прохождения практики придется снова на работу устраиваться. Хоть и не сложно это, подобной не слишком высокооплачиваемой работы в городе полно, но все же лишние хлопоты, однако.

А меж тем в Иганской областной психиатрической больнице внезапно и вовсе форменный дурдом приключился. Ну, или болливудская душещипательная мыльная опера. Только, разве что, без танцев живота и песен под музыку оркестра, надежно спрятанного в кустах. Впрочем, в психушке дурдом, вроде как по штату положен. А все началось с, казалось бы, вполне безобидной и мирной консультации доктора Загуменова, которую тот затеял по интернету проводить, чтобы перевести, что там его нерусский пациент почти все время на своем горском наречии лопочет. Ведь, как известно, полноценное понимание пациента — есть первый шаг к успешному излечению его душевного недуга. Это еще Петр Борисович Ганнушкин, один из корифеев психиатрии, как науки, объявил… или то Бехтерев был? Впрочем, неважно, положение это настолько очевидно, что даже в подтверждении цитатами корифеев не нуждается.

Начало консультации честь по чести вышло. Знаток редкого даже в тех самых горах наречия, на том конце линии, синхронно звучащей из смартфона доктора записи, перевел, что этот здоровый горец, словно совсем маленький мальчик, просит ничего не сообщать его отцу о том, что он вел себя очень плохо. Ну, эту же самую фразу он и по-русски время от времени лепетал, так что пока не прояснилось ничего нового. А вот при дальнейшем прокручивании записи консультант отчего-то внезапно вместо стандартного перевода вдруг выматерился по-русски, очень эмоциональной фразой на своем языке разразился, а после и вовсе внезапно пропал из сети.

Думаете, на этом вся история с впавшим в детство горцем и закончилась? Как бы ни так! Через два дня, ровно в 16 часов 31 минуту в больницу, потрясая холодным оружием и выкрикивая всякие несвязные возгласы, ворвалось пятеро «лиц кавказской национальности». В черкесках с газырями, папахах и с огромными кинжалами на вышитых серебром поясах. Медперсонал уж грешным делом было подумал, что это снова, как в былые годы, начался захват заложников, но разъяренным горцам не было до подавляющего большинства медиков и их безумных пациентов ровным счетом никакого дела. Разъяренными барсами ворвались они в ординаторскую, где вышеозначенный доктор как раз собирался перед возвращением домой кружечку чая выпить.

— Где этот сын иблиса? — Заорал один из них на вполне понятном русском языке, наставив на перепуганного доктора огромных размеров маузер.

— О ком вы говорите, уважаемый? — Хоть его язык и заплетался от страха, Юрий Петрович даже виду этого не показал. Своего рода профдеформация: психбольные необычайно чувствительны к эмоциям медицинского персонала, не будешь удерживать покерфейс, запросто можешь кризис на ровном месте получить.

— Вахит Джуглоев! Где этот сын ишака и собаки? Я по закону гор за дядю с племянником отомстить хочу.

Может, в кино доктора и готовы были положить жизнь за здоровье пациентов, только они-то не в кино находились, потому медик не стал особо упорствовать, сразу номер нужной горцам палаты указал. Да только Вахита в палате то и не оказалось! Вечер же! Уже полчаса, как свободное время у пациентов. Ну, кроме самых буйных, разумеется, тех, что в закрытых боксах от безделья, спеленатые в смирительные рубашки, маются.

Пока доктор-психиатр с журналом регистрации в руках убеждал заявившихся к нему террористов, что он им вовсе даже не соврал и номер палаты с нужным им индивидом указал совершенно честно и правдиво, сам Ваха, сидя в холле перед телевизором этажом ниже, очень важный для себя рассказ слушал. Ну, он же не совсем конченным дебилом после магического вмешательства Пака получился, вполне ясно осознавал, что с его психикой далеко не все в порядке. Только вот с периодически накатывающими волнами панического ужаса ничего поделать все равно не мог.

Однако разговор, в самом деле, очень важным и интересным для него ощущался.

— И вот, представляете, таким этот чай нам вкусным казался! Никак остановиться не получалось, пили и пили его все время, хоть он уже под самым горлышком у нас булькал! — Разливался соловьем бывший охранник гостиницы «Центральная», повествуя собравшимся обстоятельства своего заточения в дурку.

— И как ты все-таки вылечился? — Задал вопрос один из нескольких слушателей-психов, оказавшихся в этот час у телевизора.

— Так менты приехали, а начальник у них сущий зверь! Как двинул меня кулаком по скуле, так разом все в мозгах на место и встало. Я вам больше скажу, наш старш о й, большого ума человек, тоже просил того полковника ему вдарить, да покрепче, только полковник дюже вредный оказался, не стал больше свои руки утруждать. Потому я сейчас тут с вами сижу, а напарники мои в палате для буйных, в смирительных рубашках, валяются. Представляю, как им сейчас нестерпимо выпить чайку хочется.