— Звери и извращенцы! Не могут нормальные мужики желать такого! У-у! Гомосеки проклятые!

И снова день наступил. Где очень далеко, практически в другом мире, вернувшаяся под утро с допроса в полицейском участке неверная супруга, обнаружила возле порога чемодан со своими вещами. Квартира по документам принадлежала Олеговой бабушке и размену при разводе точно не подлежала. Ее теперь уже по сути бывший муж явно внезапно резко пересмотрел свои жизненные приоритеты.

Но это где-то там кипели бурные шекспировские страсти, скандалила обманутая в лучших ожиданиях женщина, и ее любовник, кутаясь в какой-то рабочий халат, одолженный поймавшими его сотрудниками ППС, ехал на такси домой после допроса, а в психиатрической клинике все было тихо и спокойно. Как и десять и двадцать лет назад. Борис П… просто Борис, сходил на завтрак, проглотил под бдительным взглядом дюжей медсестры положенные ему таблетки и вышел в холл, где десяток пациентов смотрели по телевизору очередной латиноамериканский сериал.

— Эх, меня бы так перепутали в роддоме. — В сердцах высказался один из зрителей. — А вот прямо сейчас бы приехал отец — миллионер на Бентли.

— Чтобы тебя признали наследником, ты должен немедленно показать нам свою задницу. — С самым серьезным выражением лица объявил на это другой пациент, сидевший на табуретке рядом.

— Это еще зачем? — С опаской покосился на второго первый.

— Так у наследника в этом сериале на заднице должны четыре родинки в форме правильного треугольника располагаться.

— Фи, мальчики! — Словно истинная леди упитанная дама в застиранном больничном халате сморщила носик и обратила свое благосклонное внимание на вновь подошедшего. — О! Опять вы, красавец мужчина!

Борис разом смутился, но уже меньше, чем при первой встрече прошлым утром. По крайней мере, в этот раз он не сбежал, а постарался придать как можно больше барственной интонации в свой голос.

— К вашим услугам, мадам.

На экране меж тем дон Хосе Луис Себастьян Алмеда-и-Перейра никак не мог решить, кого из своих женщин он больше любит, Августу, с которой он прожил двадцать лет своей жизни, или стройную длинноногую хищницу Бессалинду, требующую от своего начинающего стареть любовника немедленно развестись, чтобы сочетаться законным браком уже с ней.

— А вот я своего Васю ни на какого миллионера не променяю, — заключила одна из зрительниц, тощая немолодая женщина с лицом запойной пьяницы, кладя голову на плечо сидящего рядом затрапезного мужичонки. А тот, даром, что шибзик, полтора метра ростом, да и на вид точно такой же алкоголик, подбоченился, потерся щекой о макушку своей дамы и с самым уверенным видом возгласил:

— Так и мне никакие Бессалинды и Лауры даром не нужны. Свою истинную любовь я уже отыскал.

А нашему полковнику в этот момент так горько на душе от своей одинокой, неприкаянной жизни стало. Всех бы своих многочисленных красавиц, побывавших в его постели за последние несколько лет, не задумываясь, променял бы на женщину, с которой мог бы вот так, не кривя душой, говорить о любви.

— Что, так все плохо? — Борис, занятый своими переживаниями о бесцельно прожитых годах даже не заметил, как та упитанная дама рядом с ним оказалась. — На вот, возьми платочек, он чистый.

— Зачем мне платочек? — Спросил полковник и внезапно ощутил, что ресницы его совсем влажные и даже, как будто, по щекам прохладные капельки скатываются.

Черт его знает, не то в сумасшедшем доме пациенты необычайным тактом отличаются, а может просто тот латиноамериканский сериал закончился, но уже вскоре они вдвоем с той женщиной, в полнейшем одиночестве, перед продолжавшим что-то вещать телевизором сидели, и взахлеб делились несбывшимися подростковыми мечтами и современными зарисовками из своей нынешней жизни.

А где-то совсем далеко-далеко, на другом конце не города, и даже не их великой страны, а вовсе всего Земного шара один весьма широко известный в их узких кругах финансист ругался во весь голос на великом и могучем. И нет, родным языком Альберто Росси русский язык отнюдь не являлся. Более того, он вообще, ну, кроме ругательств, не знал на нем ни одного слова, зато ругательства, те едва ли не выпевал с необычайно глубоким чувством, словно как какой-нибудь Пласидо Доминго исполняет свои бессмертные арии. И, собственно, было с чего ругаться бедному этническому итальянцу. Один из их самых значимых клиентов позвонил, ночь-полночь, и мало того, что от сладких снов главного распорядителя коммерческого фонда оторвал, так еще и озадачил срочным переводом денег со всех его счетов на счета всевозможных детских организаций в России. Список адресов для рассылки грантов весьма длинный прилагался.

Думаете, это все несчастья, которые посетили одного из самых значимых финансистов Каймановых островов? Как бы ни так! Теперь Альберто Росси всю оставшуюся ночь не уснет, все будет гадать, какую-такую непонятную аферу задумал его жуликоватый клиент, и нельзя ли, присоседившись к этому проекту, урвать немного вечно зеленых и для себя любимого.

И снова очередной день на Земле, даже на далеких Каймановых островах закончился, и день новый наступил.

— Саша, сегодня скоро меня с работы не жди, — Елена Николаевна, хотя какая, к черту, Елена Николаевна? Ее влюбленный в свою супругу еще с далекой студенческой поры муж иначе, как Ленусей и Леночкой свою драгоценную половинку не называл. — Дворжецкий рвет и мечет, сам вчера по новостям видел, какой бедлам у нас в гостинице приключился. Будем с ним решать, как нам нашу систему охраны реорганизовать, и много ли на эту реорганизацию денег потребуется.

— Он что, вечером будет с тобой все эти вопросы решать? — Чуточку скривившийся от непонятной вони муж все же отыскал в сообщении любимой жены некоторое несоответствие.

— Именно, что вечером. Днем у него, видите ли, какие-то дела, потому обещал подъехать к шести. Словно не знает, скотина, что в шесть у меня уже рабочий день заканчивается. — Ну, уж что-что, а импровизации Леночке Вязниковой еще со школьной скамьи всегда неплохо удавались. Ни разу у ее бойфрендов на откровенной лжи ее поймать не получилось.

— А-а, понятно, — проговорил супруг, пытаясь незаметно под их общее одеяло заглянуть. Такое ощущение, словно где-то там, на противоположной половине кровати, огромная куча свежего г…на лежала и изо всех сил свои ароматы источала.

— Ты чего, Саша, не время сейчас, мне на работу собираться пора, — неправильно поняла намерения своего мужа уверенная в своей неотразимости в его глазах женщина.

— Да нет, я не за тем, — мужчина, не увидев коричневой субстанции на их простынях был и успокоен и озадачен одновременно, — ты разве не чувствуешь откуда-то отсюда сильной вони?

— Ничего я не чувствую. И эта отмазка, Вязников, у тебя, чтоб ты знал, очень неудачная вышла. — Но поняв по выражению лица мужа, что это вовсе не неудачная шутка, поинтересовалась:

— И чем, по-твоему, у нас пахнет?

— Сейчас уже не уверен, но еще минуту назад готов был поклясться, что кто-то из нас двоих ночью здорово обделался.

— Смешно. — Весьма холодным тоном прокомментировала эти слова дама, — ты, Вязников, после работы к ЛОРу загляни, что ли. Вроде, он же у нас в больнице за носы отвечает?

Дальше последовали быстрые сборы на работу. И уже перед выходом, решив, что сейчас самое время появление в их семье сережек с бриллиантами залегендировать, неверная супруга мечтательным голосом выдала:

— Надеюсь, наш генеральный все же не отменит за это происшествие с жуликами квартальную премию. Я себе в «Рубине» такие отпадные сережки вчера присмотрела. — И грациозной козочкой выпорхнула за дверь, не заметив, как снова скривился от накативших миазмов ее супруг. В этот раз ему показалось, что у них за дверью целая семья бомжей с вечера расположилась. Даже выглянул проверить, а вдруг, это действительно так?

Ирина Михайлова шла на работу в свое рекламное агентство в весьма неважном настроении. Не радовала даже спавшая наконец-то жара и упоительный аромат свежего летнего утра, обещавшего устами синоптиков днем не более 23 градусов. Просто еще не улеглись отрицательные эмоции после недавних выяснений отношений с сослуживцами. Гад все-таки этот Серебрянский! Распределять заказы по конкретным исполнителям — его святая обязанность! Или право? Он же хозяин агентства, обязанности там ему никто другой вменить не может. Все равно гад! Теперь вот, с некоторыми девчонками, которых раньше считала подругами, даже разговаривать не хочется, настолько много всего плохого друг дружке наговорили.