— Ишь, какой красивый вышел. Спасибо, буланко, помог ты мне, — мозолистая ладонь легла на храп жеребца, — вот проснётся царевна Горлица, выйдет из шатра, тут-то я и отдам ей букет. Она обрадуется, засмеётся, я личиком её румяным полюбуюсь. Горлица и так красавица, глаз не отвести, а уж когда смеётся, вовсе солнышко красное затмевает. Горлинка, краса ненаглядная…

Добромир с нескрываемой нежностью поглядел на букет. Ярославу вдруг стало жаль богатыря. Никаких сомнений: этот славный воин, гроза всех недругов Серебряного царства был, как мальчишка, влюблён в царевну Горлицу. «Угораздило же тебя, жеребёнок сельский, на такую породистую кобылку глаз положить. Не пара ведь для простого человека царская дочь». Конь не мог сказать этого, но потёрся мордой о щёку Добромира, сочувствующе фыркнул. А богатырь всё поглаживал лепестки.

— Жалко, что цветы обычные, полевые. Их где угодно нарвать можно. Не подойдут ведь для царевны… вот я слышал, что в заморских странах растут всякие диковинные растения. И есть там цветок роза. Будто бы лепестков на этой розе много-много, как одёжек на луковице. Серединки совсем за лепестками не видно. А уж аромат тех цветов по всему королевству разносится. Вот что Горлинке-то дарить нужно. Обычные ромашки да одуванчики её только обидят. Она виду, конечно, не подаст, по доброте своей, но огорчится на мою неловкость. Эх, зря только цветы загубил. На, Ярик, скушай их. Всё ж польза будет…

«Вот тебе и подарок для царевны, — подумал Ярослав, пережёвывая чуть горьковатые на вкус цветы, — но если по-честному, так от него куда больше пользы». Слегка колыхнулся полог большого шатра, богатырь весь вытянулся, словно почуявшая дичь охотничья собака. И сразу сник. Из шатра вышла Зоряна. Потянулась, улыбнулась солнцу, прошлась танцующим шагом по траве. Ярослав отлично знал, что означает такая улыбка и плавные, скользящие движения: сестра готова к бою. То есть к похищению. С завтрашнего дня Добромиру не для кого будет собирать букеты. Жеребец ожесточённо потряс гривой. Его дело скакать во всю прыть, едва Зоряна с Горлицей окажутся в седле. Забыть про совесть и жалость. Собственная жизнь и спокойствие сестрицы, в конце концов, дороже.

Девушка подошла к жеребцу, ласково перебрала его гриву.

— Доброе утро, красавец мой, — голос Зоряны был необычайно мягок, и напоминал мурлыканье довольной кошки, — и ты, богатырь, здравствуй.

— Доброе утро, Зоряна, — поклонился Добромир, — я тут с твоим конём поговорил немного, а то ему, поди, скучно одному стоять.

— Ты так заботишься о чужой лошади, прямо удивительно.

— Ничего тут удивительного нет. Живое существо не может быть чужим или своим, если оно нуждается в заботе. Звери же беспомощней, чем дети: говорить-то не умеют. Кони ведь только на вид сильные да могучие, а на самом деле хрупкие как молодые ростки. И терпеливые. Сколько их погибает из-за того, что не могут уже работать, а работают, стараются.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — улыбнулась Зоряна, — не так уж много работников, которые будут работать во вред себе.

— И всё же такие есть. Вот по твоему Яру видно, что он надёжный и безотказный.

— А как ты это видишь? — поинтересовалась кощеева дочь.

— Ну… — Добромир несколько смутился, — так сразу не объяснишь. Просто по глазам видно, что Яр тебя очень любит. Когда ты на него сердилась, он такой понурый ходил, смотреть было жалко. Как собака тебе предан.

— Не перехвали его, а то зазнается, — Зоряна взлохматила пышную гриву жеребца, тот довольно фыркнул в ответ, зажмурив глаза от удовольствия, — пойдём, друг, к озеру.

Ярослав последовал за сестрой. Она шла всё той же танцующей походкой, мурлыча под нос какую-то песенку.

— Ну, как, братец, — спросила Зоряна, когда они подошли к берегу, — набрался сил, сможешь ещё три дня скакать без передышки?

Конь прислушался к себе. Мышцы его снова сделались крепкими, тугими, и на месте стоять совсем не хотелось. Конечно, до полной готовности малость далековато, но к вечеру силы вернутся, это он знал точно. Потому ударил передним копытом о воду, и звонко заржал, а затем вскинулся на дыбы.

— Эй, полегче! — засмеялась Зоряна, заслоняясь от брызг, — я тебе не Добромир, чтобы меня купать!

Ярослав передёрнул ушами, ткнулся носом в грудь сестре как бы говоря: «Да ладно, брось ты мне эту историю припоминать».

— От тебя, брат, сейчас многое зависит. Ты должен привлечь внимание Горлицы, причём так сильно, чтобы она непременно захотела на тебе покататься. Помни, что она царская дочь, и к диковинками привычна. Надо будет постараться. Я, конечно, тоже приложу усилия. Буду тебя расхваливать, а ты, знай, красуйся, — девушка опять улыбнулась.

Конь фыркнул в ответ. До чего же хорошо, когда сестра рядом и разговаривает с ним. А то в последнее время всё её внимание отнимает этот паршивец с длинным языком. Кстати, что-то его давно не видно.

Зоряна словно угадала его мысли.

— Знаешь, я тут подумала: удачно, что с нами Истислав.

На морде Ярослава появилось выражение удивления. «Удачно? Что же тут удачного? По мне так этот пустозвон только мешает. Вдобавок он не так уж глуп, как бы не заподозрил чего».

— Не понимаешь? Когда мы ускачем с царевной, он останется. Голову даю на отсечение — все решат, что он наш сообщник. Пока у него будут выпытывать, кто мы и откуда, ты уже будешь далеко.

Жеребец невольно вздрогнул. При всей своей неприязни к заколдованному учёному он вовсе не хотел, чтобы с ним случилось что-то плохое. А Зоряна с такой лёгкостью произнесла эти слова…

— Гляди в оба, Ярослав, не прозевай удобный случай. Нас не должны догнать.

Недовольное встряхивание гривой и укоризненный взгляд были ответом Зоряне. «Обижаешь, сестричка. Я тоже не хочу, чтобы нас поймали. И тебе ли сомневаться в моей резвости».

— Не сердись, братишка. Я просто беспокоюсь за тебя. Вижу, что задача отцова тебе не по душе, царевну ты жалеешь, и с Добромиром как будто подружился. Прошу, Яринька, не делай глупостей. Богатырь к тебе ласков лишь потому, что конём считает. А стоит ему правду про нас узнать — и конец доброте. Никаких объяснений слушать не станет, сразу за меч схватится.

Ярослав понурился. Конечно, Зоряна права. Не будет веры кощеевым детям. Значит придётся стиснуть зубы и выполнить приказ. Но как не хочется!

Послышался топот собачьих лап, и жеребец сердито прижал уши. «Явился — не запылился!» Истислав выбежал на берег, покрутил носом, почуяв знакомый запах, с радостным лаем кинулся к девушке.

— Зоряна! Я тебя повсюду ищу! Вчера так устал, что ночью спал как убитый. Проснулся, к царевниному шатру подошёл и чую, что тебя там нет! Зачем так меня пугать? — он посмотрел на собеседницу с лёгким укором.

— Да чего ж пугаться-то? — удивилась Зоряна, — куда я денусь?

— Ты появилась на моём пути совершенно неожиданно, — произнёс учёный, — так что ничего удивительного в том, что я боюсь твоего такого же внезапного ухода.

— Право, не стоит так беспокоиться обо мне, — Зоряна, почесала пса за ухом, — я ведь уже говорила, что могу себя защитить.

— Это не имеет значения, — возразил Истислав, — я обязан оберегать тебя уже потому, что ты девушка, а я — мужчина. При этом неважно, умеешь ты драться или нет.

— Можно подумать, мне, в самом деле, может что-то угрожать, — хмыкнула кощеева дочь, — места не настолько глухие, чтобы опасаться диких зверей или разбойников.

— Ты, конечно, права, но знаешь, со мной что-то странное происходит. Я ведь тоже думал об этом, когда разыскивал тебя, но почему-то меня не успокаивала мысль о том, что никакой опасности нет. Я ужасно боялся, что ты ушла, и больше не вернёшься, — пёс даже заскулил от такой мысли.

— Беспокоился обо мне, несмотря на то, что сознавал отсутствие опасности? И впрямь чудно, — в глазах Зоряны засветились лукавые огоньки, — а можешь ты как учёный дать всему этому какое-то объяснение?

— Объяснение?

— Ну да. Скажи, не заставляй меня разочаровываться в твоём уме.