Спуск оказался куда более трудной задачей, чем подъём. Склон порой оказывался настолько крутым, что коню приходилось прямо-таки съезжать с него, присев на задние ноги и вытянув для равновесия длинную шею. Мелкие камушки впивались в кожу, пышный хвост волочился по пыли.

Добромир откинулся всем телом назад, он почти лежал на крупе лошади, не видя, куда каждый раз ступает буланый, и следил только, чтобы повод не провисал: если бы скакун споткнулся или поскользнулся, всадник сумел бы поддержать его. Тропа снова пошла вверх. Жеребец остановился на минутку, отдышался, и двинулся дальше.

Под вечер путники добрались до одного из пастбищ, которые облюбовали для себя горные козы. Ярослав к тому времени так взмок от пота, что из буланого сделался гнедым, бока его вздымались и опадали, ныли мышцы ног, болела поясница. Хотелось лечь, он даже скребнул пару раз копытом по траве, но Добромир живо соскочил, потянул за уздечку.

— Нельзя, брат, ложиться, нельзя. Идём. Остынь сперва, потом уж отдохнёшь.

Дал коню глоток воды из фляги, ослабил подпруги, чтобы тот мог опустить голову без боязни оставить шишку под туго затянутым на животе ремнём. Буланый побрёл следом за богатырём.

На ночлег остановились возле маленького водопада. Вода здесь не обрушивалась со скал, а просто текла от камня к камню, весело журча. Витязь расседлал жеребца, с особой тщательностью осмотрел и ощупал его ноги, спину, сжал холку, дабы убедиться, что она не сбита. Ноги в нескольких местах были расцарапаны, кое-где сочилась кровь, но растяжений и разрывов к счастью удалось избежать. Добромир обнял товарища за шею, погладил.

— Ты, Ярик, молодец. Не у всякого достало бы смелости так по скалам прыгать. Дружинники вон не решились.

Жеребец ткнулся носом в его плечо, фыркнул.

— Ты ведь мне жизнь спас, — серьёзно продолжал силач, — кабы не твоя отвага, несладко бы мне пришлось. Хотел бы тебя отблагодарить, но здесь ведь пряником не отделаешься.

Почувствовав, что напряжение с мускулов немного спало, Ярослав вернулся в человеческий облик.

— Пустое. Мы же с тобой товарищи, какие тут могут быть счёты. Давай лучше поищем хворост, надо костёр разжечь.

— Нет уж, ты отдыхай. Силы ещё ох как понадобятся. Я сам всё сделаю.

Растянувшись на подстеленном плаще, Ярослав погрузился в размышления. Не слишком хорошо дело обернулось, если разобраться. Дружинники их видели, и видели достаточно хорошо, чтобы заметить необычную масть коня, на котором неведомо как попал в кощеево царство нарушитель. Командир наверняка уже отправил донесение в замок. Поскольку в Серебряном царстве волшебных лошадей не водится, вряд ли будет сложно догадаться, кто несёт на своей спине богатыря. Любопытно, как поступит Кощей? Пошлёт дружину прочесать частым гребнем Железные горы? Или махнёт рукой на мятежного сына? Парень мысленно усмехнулся своей наивности. Нет, отец не из тех, кто упускает добычу. Раз так, времени у них с Добромиром немного.

— О чём задумался, Ярик? — несмотря на мощное телосложение, богатырь умел бесшумно передвигаться, Ярослав даже не заметил, как тот подошёл сзади, потому слегка вздрогнул.

— О том, что завтра же надо двигаться дальше.

— И думать об этом забудь, — решительно возразил Добромир, — ты сегодня так скакал, что завтра пальцем шевельнуть не сможешь. Тебе отдых нужен. Вот и будем завтра отдыхать.

— Задерживаться нельзя.

— А что, будет лучше, если ты сам себя загонишь?

— Нам надо спешить.

— Знаю, Ярик, уж поверь, не хуже тебя понимаю, что времени мало. Но мы не сбережём его так. Завтра ты всё равно не сможешь двигаться с прежней резвостью, и драться не сможешь, если понадобится. Наберись сил, а там в путь.

Ярослав свернулся калачиком, словно пёс, собирающийся заснуть. Он действительно сильно устал. Добромир заботливо укрыл приятеля плащом, свой свернул, положил под голову юноши.

— Поспи, братец. Сон усталость как рукой снимет. Я пока ужин сготовлю, не всё ж тебе одну траву есть. Да и мало её тут, крупному жеребцу не хватит.

Парень зевнул. Опять богатырь прав. Надо бы вздремнуть часок, а уж потом размышлять дальше. На свежую голову всегда легче решения принимать.

Огромный золотистый жеребец вскинулся на дыбы. Я едва успел увернуться от удара копытом. Глаза животного злобно поблёскивали, на морде — выражение угрозы. Я поспешно отступил, отчётливо понимая, что двенадцатилетнему подростку не справиться с косячным жеребцом голыми руками, а поднять оружие на этого красавца мне просто духу не хватило бы.

Видя, что чужак отошёл от табуна, вожак стукнул копытом о землю, как бы обозначая границу своих владений, и вернулся к кобылам. А те как ни в чём ни бывало щипали траву. Животных не беспокоило то, что их общий муж мог до смерти зашибить человека.

До чего же обидно! С того самого дня, как я научился принимать облик лошади, самой заветной мечтой стало подняться в горы, туда, где пасутся табуны тех самых сказочных коней, на которых ездят отцовы дружинники. Мальчишке так высоко не вскарабкаться даже с помощью аркана из прочной верёвки, а вот молодому жеребцу — запросто. К табуну же я в человеческом обличье стал подходить, чтобы легче было приманить скакунов краюхой хлеба. Однако мне и в голову не приходило, что косячник не позволит приблизиться к кобылам! И что теперь? Возвращаться, несолоно хлебавши?

Жеребец вдруг поднял голову и заржал. На этот раз не злобно, а радостно. Из-за лошадиных спин вышел рослый седоватый мужчина.

— Что это ты, Ураган, шум поднял? Неужто, гость незваный к нам пожаловал? — поглядел в мою сторону, подошёл ближе, — здравствуй, молодец. Ты кто ж такой будешь, зачем пришёл? Царь Кощей не любит, когда возле его коней чужие шастают.

— Я не чужой! — возмутился я, — я — Ярослав, сын царя Кощея. Эти кони не только его, но и мои, и сестры моей!

— А меня Жизнерадом зовут, — ещё один долгий, изучающий взгляд, затем улыбка, — любишь, значит, коней?

— Люблю, — кивнул я, — только отец говорит, что мал я ещё своего коня иметь. Но так хочется…

— Подойди, — табунщик поманил меня к себе.

Я приблизился, опасливо поглядывая на вожака, однако тот только проводил меня подозрительным взглядом.

— Идём, Ярослав, познакомлю тебя с подружками своими. Только близко к ним не подходи, и движений резких не делай. А то они могут подумать, что ты их деткам угрожаешь.

— И в мыслях такого нет! — обиделся я.

Табунщик улыбнулся.

— Да я-то знаю. Только им пока жеребятки маленькие всюду враги чудятся. Особенно тем, у кого первенцы.

И в самом деле, кобылы поглядывали на меня с опаской, на всякий случай, прижимая уши. Жеребята смотрели скорее заинтересованно, чем испуганно, и всё же предпочитали от матерей не отходить. Некоторые прятались за них: так безопаснее.

— Звонкая! — позвал Жизнерад, — Звонкая, поди сюда!

Соловая лошадь с огромным брюхом тотчас подбежала к мужчине, зарылась носом в его серые от седины волосы. Тот похлопал её по шее. Потом вынул из поясного мешочка сухарь, протянул мне.

— Вот, угости её. Нет, не так. Не зажимай пальцами, а то прихватит случайно — будет неприятно. Держи ладошку прямо, под губы гостинец подноси.

— Прямо целая наука, как лошадь угостить, — проворчал я, выполняя всё, как велел табунщик.

Бархатные губы кобылы щекотно скользнули по ладони, забирая с неё лакомство. Задвигались челюсти, перетирая жёсткий сухарь. А ведь я бы его, пожалуй, не то что прожевать: откусить бы не смог. В человеческом обличье, разумеется, в конском сухарей не пробовал. Вот так мирное травоядное животное!

Звонкая проглотила угощение, закивала головой.

— Ой, она что: «спасибо» говорит?