– А давайте пока без директора! – глаза Ольги Афанасьевны умоляюще смотрели то на учителя по физике, то на биологичку. – Он же новенький…я сама с ним строго-настрого поговорю… Ну, посмотрите – он же не дурак! Он всё поймёт и обязательно извинится перед Ивасюком…
– Как же! Стану я извиняться перед этой ряженой обезьяной! – неожиданно громко заявил Егор. Эту фразу он слышал в каком-то фильме и сейчас, на его взгляд, очень удачно ввернул её в разговоре.
– А ты, вообще, рот свой закрой поганый! Тебе никто права голоса не давал, понял! – рявкнул на него Владлен Иосифович и отвесил мальчишке гулкий подзатыльник. – Нет, Ольга Афанасьевна, при всём моём уважении к вам, я это дело просто так не оставлю. Пусть понимает с первого дня, что у нас здесь образцово-показательное, воспитательное учреждение и всякие бандитские штучки не пройдут. Только через директора! Пропустите нас!
– Что тут у вас?! Чего шума-то развели как на базаре?! – неожиданно распахнулась дверь в директорский кабинет и на пороге показалась уже знакомая Егору тощая, рослая женщина в очках.
– Да вот, Лариса Ивановна, новенький уже успел отличиться – избил Ивасюка, – как-то подобострастно съёжил плечи учитель физики. – Хотим, чтобы Фёдор Силантьевич сам с ним поговорил. Чтобы этот маленький мерзавец с самого начала понял, что он уже будет под контролем самого директора.
– Ивасюка отлупил? – как-то недоверчиво протянула Лариса Ивановна и, посмотрев на Егора с интересом, усмехнулась, – ну, что же, раз у тебя хватило сил отлупить Ивасюка, то пусть теперь хватит смелости и в карцере посидеть пару дней. Ты, Иосич, иди, возьми ключи у Миланки от карцера и закинь его туда. Через два дня сам и вытащишь его оттуда.
– Так мы это… хотели просто, чтобы директор с ним поговорил, – растерялся учитель физики не ожидавший такого поворота дел. – Он же только поступил, может не стоит его сразу в карцер-то? – просительным тоном обратился он к Ларисе Ивановне. – А Фёдор Силантьевич у себя?
– У себя, у себя, – раздражённо отозвалась та. – Только никого он пока не принимает. Занят очень. Так что делай, как я тебе сказала, ясно?
– Да-да, Лариса Ивановна, – засуетилась биологичка, сразу утеряв весь свой богемный вид. – Владлен Иосифович, ведите его в подвал, а я сейчас быстренько возьму ключики у Миланы Алексеевны и прибегу.
– Эх, Егорка, Егорка! – с каким-то отчаяньем в голосе произнесла Ольга Афанасьевна. – Ну, что же ты так?! Давай уж держись там, сынок! Я тебя буду ждать, – она дотянулась до него и успела только один раз провести ладонью по его щетинистой голове.
Егор увидел её искренне встревоженный, печальный взгляд и нижняя губа его дрогнула. Он уже понял, что на два дня его забирают из группы в какой-то карцер.
Карцером оказалась небольшая комната в подвале. Два топчана с заскорузлыми матрасами и почерневшими от многолетнего употребления подушками стояли у отсыревших, склизких стен. Под потолком тускло светила лампа в металлическом каркасе. В углу стояла ржавая жестяная раковина, в которую из облупленного от времени крана громко капала вода. Под раковиной темнело старое, с продавленным боком ведро. Небольшое зарешечённое окно под потолком заросло паутиной и с трудом пропускало свет. В углу комнаты стоял старый, высокий металлический шкаф, когда-то выкрашенный в белый цвет. Дверцы его были заперты на большой амбарный замок. На стенах и на потолке тускло поблёскивали какие-то металлические кольца. На полу под ногами скрипела рассыпавшаяся от времени темно-красная метлахская плитка. Вдоль стены тянулись холодные чугунные батареи. В комнате было душно, промозгло и темно.
Физик втолкнул Егора в плохо пахнувшую темень:
– Просидишь тут два дня. Это тебе в наказание, чтобы знал своё место. А то слишком борзый ты – только появился, а уже столько проблем от тебя.
– А что я такого сделал?! – неуверенным, дрогнувшим голосом возразил Егор. Темень и вонь в подвале, который они называли карцером, напомнили ему о доме, и ему до тошноты не захотелось сидеть здесь аж целых два дня. – Отпустите меня, дяденька! Я обещаю себя хорошо вести.
– Ишь, спохватился! Раньше нужно было думать, дурачок! Сиди теперь тут и думай над своим поведением. У нас тут быстро перевоспитываются. И ты через неделю станешь как шелковый, а то может ещё и раньше, если сегодня-завтра тебя Пушок надумает навестить.
– Пушок – это котёнок? – оживился Егор.
– Нет, салага, это не котёнок…это – фамилия…короче, сам увидишь, если тебе не повезёт, – почему-то тяжело вздохнул физик и быстро закрыл скрипучую дверь.
Егор оказался в темноте, и ему несколько минут пришлось привыкать к ней, пока наконец-то его глаза не начали различать слабые очертания комнаты и предметов, находившихся в ней. Мальчишке стало страшно. События последних дней менялись с калейдоскопической скоростью. И вот теперь эта тёмная, наводящая животный ужас комната – какой-то карцер… Егор кинулся к двери и изо всех сил стал колотить в неё кулачками: « А-а-а…выпустите меня отсюда! Я боюсь тут! Я больше так не буду! Ну, пожалуйста!..» Минут через пятнадцать он обессилел и охрип. Глаза его ещё больше привыкли к темноте и он, подойдя к одному из топчанов, разглядел на нём какую-то большую тряпку, понял, что это одеяло. Неожиданно ему вспомнился жалостливый взгляд своей новой воспитательницы Ольги Афанасьевны, потом остановившийся мамин взгляд, и, забравшись под пахнущее плесенью одеяло, горько, судорожно зарыдал, трясясь всем своим маленьким тельцем…
– … а вот и вкусный ужин для нашего маленького узника… – неожиданно сквозь сон ворвался в сознание Егора незнакомый бодрый мужской голос. – Вставай, герой! Уверен, что ты проголодался. Смотри, какую вкуснятинку я тебе принёс.
Егор прищурился от яркого света, шедшего от старой настольной лампы, стоявшей на полу. На топчане рядом с ним сидел, широко улыбаясь, грузный мужчина в очках. Его лысина блестела на свету, а шумное несвежее дыхание обдавало лицо Егора. Он поморщился и, потерев глаза, спросил: « А вы – кто?»
– А это всё зависит от тебя, мой дорогой малыш! – покровительственно рассмеялся мужчина и поставил прямо на кровать поднос с тарелками, наполненными едой. – Как тебе такой ужин, малыш? Вкусно пахнет?
– Очень, – повеселев, согласился с ним Егор. Румяные котлетки с гречневой кашей и глазуньей, радовали своим видом, и запах еды щекотал ему ноздри. Егор шустро сел и быстро схватив вилку, потянулся за котлетой.
– Э-э, нет, не так быстро, – неожиданно отвёл его руку от тарелки лысый мужчина. – Ты вот сейчас спросил меня – кто я. А я ведь могу стать тебе другом, а могу и врагом. Всё зависит только от того, как мы с тобой сейчас договоримся.
– Лучше другом, конечно, – пожал плечом Егор. – А то с врагами всегда драться надо… А ещё сказали, что какой-то Пушок может придти, что его тоже надо бояться…
– Кто тебе это сказал? – тихо спросил мужчина, и, сняв очки, торопливо протёр их краем своего свитера.
– Мужчина, который привёл меня сюда. Ну, всё, а теперь я хочу есть! – воскликнул Егор и ткнул вилкой в одну из котлет. В это же момент мужчина сильно ударил его по руке, и котлета сочно шмякнулась на грязный пол.
– Я сразу предупредил тебя, дружочек, что мы сначала должны договориться! А ты себя плохо ведёшь, – очень тихо пробормотал мужчина. Дыхание его участилось и стало ещё более шумным.
– Но я хочу есть!
– Я же сказал, что это твоя еда. Только ты её должен заработать, – терпеливо пояснил ему тот.
– А-а-а…понял. Вы хотите, чтобы я пошёл на улицу просить у людей денег вам на водку или на ширево? – Егор без настроения потёр лоб.
– Ух, ты, какие слова ты знаешь! Нет, малыш, этого мне не нужно.
– Идти бутылки собирать?
– Да никуда тебе не нужно идти, дурачок! – мужчина ласково потрепал его по голове пухлой ладошкой. Потом полез к себе в штаны, вытащил из ширинки большой, красный член и ласково постучав по нему указательным пальцем, тихо рассмеялся. – Видишь какой у меня славный дружок? И у тебя, я думаю не хуже, только помоложе. Давай твой посмотрим, – и, задыхаясь от возбуждения, мужик полез в штаны к Егору. Мальчик от неожиданности сначала замер, а потом изо всех сил впился зубами в потную руку мужика. Тот громко, по- бабьи вскрикнул и прижал укушенную руку к груди: – Ты, че делаешь, придурок!! Я же тебе приятное хочу сделать!
