У Тани вообще тяжелая жизнь. У нее на родине остались двое детей, она разведена с мужем. Кто там за ними присматривает, кажется, старший за младшей. Таня зарабатывает на жизнь. Вечером оказывается, что она и спит тут же в палате на раскладушке рядом со своей подопечной. Таня работает круглые сутки без отдыха, и платят, как потом выяснится, ей совсем не много. На следующий день Таня начинает звонить по телефону и искать себе новую подопечную. Ее бабушку забирают домой, и Таня там больше не нужна.
Муж договаривается, и несколько дней до отъезда Таня помогает мне. Я вижу, как она старается. Бабушку выписывают. На ее место тут же кладут новую больную. Свято место пусто не бывает. Больных очень много, и они постоянно меняются. Новая пациентка тоже лежачая. Очень грузная пожилая женщина. У нее что-то болит, и она не может не только встать, даже повернуться.
Грешно смеяться над больными людьми, но медики – люди без сантиментов. Таких, как я, располневших с возрастом женщин моя подруга врач-терапевт называет обидно «кастрюлями». А эта еще толще, эта целая «квашня». Я вспоминаю эти обидные названия, потому что вижу, как страшно дойти до такого состояния, когда ты не владеешь собственным телом, не можешь повернуться без посторонней помощи, да и с посторонней не очень.
Приходящие доктора и нянечки спрашивают большую женщину: «У вас есть родственники?»
Она всегда отвечает, что родственников у нее нет. Это не мешает ей регулярно звонить сыну, который живет и работает в Питере. Понятно, что в беспомощном состоянии и в отсутствие родственников Большой (назовем ее так) необходима сиделка. Появляется нянечка. Нянечка сообщает, что в больнице есть официальные платные услуги, но она возьмет меньше. Большая предлагает нянечке скинуть цену еще рублей на пятьсот, та не соглашается.
Время от времени Большая звонит сыну и всем своим знакомым. Она жалуется и в конце разговора говорит, что хочет одного – поскорее умереть. Параллельно с этими разговорами идет торговля с нянечкой, та не уступает. Со стороны кажется странной эта упорная экономия пятисот рублей человеком, готовым отойти в мир иной. Что-то не стыкуется. В своих телефонных разговорах с близкими Большая ведет себя как манипулятор, откровенный и неприкрытый, хотя ее, кажется, тоже надо пожалеть. Заканчивается все хорошо. Нянечка ухаживает за Большой. Сын переводит сиделке деньги. Все довольны.
Слева от меня женщина средних лет, ухоженная, симпатичная, интеллигентная, летом путешествует на пароходе. Я давно ищу попутчицу по путешествиям, вот она наконец найдена. Мне несказанно повезло. Позже я понимаю, откуда эта ухоженность. Моя знакомая всю жизнь проработала в бухгалтерии. Дама приятная во всех отношениях. Снова я ошиблась. Мой типаж подружки несколько иной.
Напротив меня еще две женщины: одна пенсионерка, бывший работник НИИ, другая просто добрая бабушка. Она самая добрая в палате и поэтому самая хорошая. Обеих выписывают. Их место занимают другие: совсем молоденькая семнадцатилетняя девушка, назовем ее Белоснежка, и пенсионерка, поклонница ЗОЖ.
У Белоснежки светлая кожа, темные как смоль, слегка вьющиеся волосы, она похожа на итальянок с картин Карла Брюллова. Белоснежка учится в милицейском колледже. Она очень женственна и совершенно не похожа на защитницу правопорядка. Белоснежка рассказывает, как во время обеда их поднимают по стойке смирно и заставляют стоять всем взводом, или как там это у них называется. Если обед закончился и поесть они не успели, то так и отправляются в класс полуголодными. У местных начальников принято ругать учениц матом. Это хрупкую Белоснежку-то матом! От таких порядков у Белоснежки обострились хронические желудочные болезни, и в этом нет ничего удивительного. Теперь ее здесь обследуют. Я пробую намекнуть Белоснежке, не сменить ли ей специальность. Но она ни за что не хочет уходить из злополучного колледжа. У нее папа работает в милиции в метро. Папа поможет, и она обязательно станет юристом, а там хорошие перспективы.
Вторая пациентка – любительница ЗОЖ. Каждую зиму она с мужем ездит по бесплатной от собеса путевке на юг. Вот и недавно они отдыхали где-то в Абхазии. Лежали в горячих источниках, грели косточки, смотрели в небо и наслаждались жизнью. Правда, по приезде в Москву обнаружилось, что подхватили в источниках чесотку, но это мелочи жизни. Все равно жизнь прекрасна. Любительница ЗОЖ любит поговорить. Своей жертвой она избрала Белоснежку, та молода и не может противостоять натиску пенсионерки, поэтому ей все время приходится выслушивать ее поучения и рассказы. Советы, если им следовать, очень полезны для здоровья. К примеру, совет, что терпеть, если вдруг приспичило, нельзя, и если поблизости нет туалета, нужно найти кустик. Совет, конечно, хороший. Но где бы, интересно, она нашла подходящий кустик в центре Москвы? Женщина выдает куски текста о том, что можно, что нельзя, что полезно, а что вредно. Я понимаю, что все это уже много раз слышала и читала, и поражаюсь, до чего стандартны эти тексты. Моя соседка говорит стандартным языком проповедников ЗОЖ. Похоже, что ЗОЖ – это уже почти религия, правда, неимоверно устаревшая. А их тексты – это уже почти молитвы, но невероятно скучные.
Я болею. Я борюсь. Мне возят яблочный компот вместо еды. Наконец мне разрешают есть больничную пищу. Она кажется мне невероятно вкусной. Наверное, это потому, что неделю я питалась через капельницы, но и не только поэтому. Просто в этой больнице очень хороший повар и очень вкусная еда. Я впервые вижу вкусную и притом диетическую еду в городской больнице. Для меня, изголодавшейся во время болезни, еда идет просто на уровне хорошего ресторана. К чести повара скажу, что это больница имени Виноградова.
После положенных двенадцати дней меня выписывают. Это лучше, чем встречать Новый год в больнице, хотя я уже и к этой неприятности готова.
Дома я лежу в постели и смотрю подряд все старые фильмы. Это у меня впервые такой Новый год. Праздник в кровати.
Камыши на краю космоса
Нас засыпало снегом. Снег идет три дня не переставая. Доехали на лыжах до водохранилища. Там не видно горизонта, только белая бесконечность. Камыши растут на краю космоса. А у орешника зеленые почки, и верба зацветает. Весна на пике зимы. С крыши нашего дома свисают сосульки до земли. Это невероятно красиво, но значит лишь то, что плохо утеплена крыша.
Капли
Вера приехала в Москву учиться сразу после школы. До этого она жила вдвоем с мамой.
Вера была домашним ребенком и была очень привязана к маме.
Закончилась жизнь школьная, началась студенческая. Веру поселили в общежитие к девочкам-старшекурсницам. Общежитие было совсем новое, квартирного типа. В каждой квартире было по две комнаты со всеми удобствами, кроме кухни. Кухня была общая в коридоре. В одной комнате жили три девочки, а в другой жила Вера с соседкой. Соседка была старше, опытнее, и Вера воспринимала ее как взрослую женщину, хотя на самом деле это было не так.
Соседку звали Лена. Она все время рассказывала Верочке о своей любви к Угуру – восточному мальчику из ее группы. Иногда Лена брала Верочку собой на концерты в Дом ученых.
Девочки все время шутили и много смеялись. Смеялась с ними и Вера. Ей никогда потом не жилось так весело, как в те годы.
Время от времени в общежитии устраивались танцы. Иногда на танцы ездили в дом Коммуны. Это было второе, старое общежитие института, где жили мальчики. Общежитие представляло собой большое здание в духе конструктивизма с невероятной длины коридорами и являлось памятником архитектуры.
На таких танцах Вера и познакомилась с первым мальчиком.
Мальчик пригласил Верочку. Они протанцевали весь вечер, а потом пошли гулять до ближайшего метро.
Была уже поздняя осень, на улице было морозно. Вера замерзла, и когда вошли в вестибюль метро, мальчик отогревал замерзшие Верины пальцы своим дыханием.
Этого было достаточно, чтобы влюбиться. Мальчик учился на курс старше Веры. Он был среднего роста и откровенно некрасив, но это было неважно. Он был лучше и желаннее всех, ведь он первый отогрел Верины руки. Теперь Вера иногда видела его в институте, здоровалась, но мальчик уже не обращал на нее внимания. Ему не могло прийти в голову, что его скромная особа может чем-то заинтересовать красивую девушку, поэтому первая Верочкина любовь оставалась безответной. Это была первая институтская любовь, потому что в школе Вера постоянно была в кого-нибудь влюблена. Объекты любви менялись, но состояние влюбленности оставалось постоянным. Иначе просто и не могло быть.