По иронии судьбы готовить ее научил денщик другого немецкого же офицера, который жил у нее еще в Первую мировую войну.

А может быть, это просто легенда про денщика, ведь все хохлушки замечательно управляются на кухне и сами по себе.

В старости прабабушка ездила между тремя своими сыновьями. Жила у одного, ссорилась, ехала к следующему.

Характер у нее был непростой.

Я застала прабабушку, когда она уже тяжело болела. Я помню только, как ей покупали мандариновый компот в жестяных банках и бычков в томате. Это были тогда очень изысканные и, как я сейчас понимаю, не дешевые лакомства, поэтому есть их позволялось разве что умирающим.

Мне, трехлетнему ребенку, иногда перепадали эти мандарины и эти бычки, они казались мне тогда едой небожителей. В сущности, это так и было, потому что вскоре прабабушки не стало.

Таким образом, своей отважной прабабушке я обязана жизнью, ведь она сохранила жизнь моей маме, которой тогда, в войну, было шесть лет.

В старости, когда прабабушка путешествовала между сыновьями, она всегда возила с собой три вещи: флаг Украины, национальный украинский костюм (вышитая белая рубаха, плахта и пидстан) и роман Льва Толстого «Анна Каренина».

У меня сохранилась вышитая полотняная рубаха моей прабабушки и ее свадебная фотография.

На фотографии бравый молодой военный с усами как у Буденного, а рядом миловидная девушка с капризно надутой нижней губой.

Эту капризную губу я сразу узнала. У меня всегда бывает такая губа, когда я сержусь или обижена.

А вот линию фронта я бы, наверное, переходить не стала. А может быть, я тоже всю жизнь перехожу линию фронта. Только она у меня своя, эта линия…

Раз в два-три года мы приезжаем в Петербург. Здесь у меня отец, впервые обретенный мною в возрасте сорока с лишним лет, сводная сестра, что младше моей дочери, и несколько одноклассников из нашей прежней школьной компании, то есть самых близких.

Живем мы в гостинице или у Веры – моей одноклассницы и теперь доктора. Вера работает в платной поликлинике, где лечит пиявками, а вообще она терапевт и врач от Бога. Когда у меня что-нибудь болит, я звоню Вере, и мне становится легче от одного звука ее голоса. Вера никогда не говорит со мною как ласковая мама, а напротив, всегда попеняет мне за какую-нибудь мою нерадивость, но я никогда не обижаюсь, ей все можно, она реально помогает. Вера всегда посоветует что-нибудь дельное или, бывает, исправляет ошибки других докторов, которые не от Бога.

Вот и на этот раз мы прибыли в Питер и поселились у Веры. Приехали мы с мужем на машине, но потом оставили машину во дворе питерского дома на Яхтенной улице и начали ездить по городу на метро. Пешие походы по городу впервые дали мне представление о том, как, собственно, город устроен. Гулять было приятно, интересно, и увидела я гораздо больше того, что было видно из окна машины.

Приезжаю я редко, поэтому мне надо было увидеться с еще одной моей одноклассницей Ирой. Ира преподавала в институте и жила со старенькой мамой в двухкомнатной квартире, которую, между прочим, заработала сама. Ира вообще была умница. В классе у нас было две отличницы – я и Ира, но я высиживала свои оценки долгой зубрежкой, а Ира была настоящая отличница. Среди людей из простой рабочей среды встречаются иногда такие самородки – люди очень способные от природы. Ира одна шла у нас на золотую медаль.

Родители Иры работали на заводе. В доме была непростая ситуация, кажется, отец иногда поколачивал мать. Думаю, из-за этого непутевого отца и того, что она насмотрелась в детстве, у Иры не сложилась семейная жизнь, она так и не вышла замуж и не родила детей. Но зато в профессиональном плане Ира была в полном порядке.

Итак, я позвонила однокласснице, чтобы договориться о встрече. Трубку взяла мама. На вопрос «Где Ира?» она ответила, что Ира гуляет, и положила трубку.

Разговор привел меня в замешательство, потому что так не разговаривают с давно знакомыми людьми, обычно что-нибудь еще спросят, о чем-нибудь поговорят, прежде чем проститься. Я опешила. Рассказала Вере.

Вера сказала:

– Да что там, маме девяносто лет. Она уже плохо соображает.

На этом и порешили.

Правда, я начала звонить Ире на сотовый и отправлять эсэмэски в надежде отыскать ее где-нибудь в доме отдыха в Белоруссии, где она обычно отдыхала летом.

Ответа не было. Вскоре мы уехали из Питера домой в Москву.

Быстро, как праздник, промелькнуло лето. Однажды в ноябре позвонила одноклассница из города, где мы учились, и спросила, знаю ли я плохую новость. Я не знала. Сразу начала прикидывать, что может быть и с кем.

Оказалось, не стало Иры. Недавно. Оказывается, она в последнее время болела. Работала, летом ушла в отпуск, а из отпуска уже не вернулась.

Все сложилось в моей голове. Теперь только мне стал понятен тот разговор с Ириной мамой. Все встало на свои места. Оказывается, пока я разыскивала Иру, она умирала у себя дома, а Вера каждое утро ездила к ней помогать и делать процедуры. Они все знали, но мне не сказали и не показали, чтобы не пугать и не выводить из равновесия. Зачем портить приятную прогулку по Питеру видом умирающей подруги. Ира не хотела.

Теперь только мне стала понятна мамина нелепая фраза о том, что «Ира гуляет».

Да, теперь Ира гуляет где-то там в райских садах. Кажется, она первая из наших одноклассников.

Потом я как-то разговаривала с Верой.

– Ты знаешь? – спросила она.

– Знаю. Тебе досталось больше всех.

– Ничего. Потом приехали тетки…

Это приехали материны сестры из Переславля. Иру перевезли в Переславль. Квартиру продали, и мама тоже уехала к сестрам.

А Переславль-Залесский находится в полутора часах езды от моего подмосковного дома. Вот такие совпадения.

Вокруг костра собрались женщины моего рода. Каждая из них по очереди берет слово и говорит о себе лишь одну фразу.

«Я та, которая переходила линию фронта», – говорит прабабушка.

«Я та, которая всю жизнь батрачила на чужих людей, занимаясь поденной работой», – говорит ее мать.

«Я та, которая прожила нелегкую жизнь с нелегким человеком, растила детей и читала внучке сказки», – говорит моя бабушка.

«Я та, которая закончила гимназию, вышла замуж, рожала детей, рано покинула этот мир, оставив сиротами своих младших дочек», – говорит ее мать.

«Я та, что была учительницей и оставила после себя прекрасного, никогда не унывающего сына», – говорит старшая сестра бабушки.

«Я та, которая пекла изумительные вишневые пироги в печке “чудо”, в моем саду росли самые крупные и сладкие абрикосы», – говорит бабушкина средняя сестра Анна.

«Я та, которая была превосходной хозяйкой, мои котлеты и наполеон никто не мог превзойти, как ни старался», – говорит бабушкина младшая сестра Татьяна.

«Я самая энергичная, целеустремленная и общительная женщина из всех, ко го вы когда-нибудь знали», – говорит моя тетушка.

«Я самая настойчивая и всегда добивающаяся своей цели», – говорит моя мама.

«Я та, которая умеет талантливо обращаться с глиной и людьми, которая всех жалеет», – говорит моя двоюродная сестра.

«Я та, которая строит дома и кружится в непрерывном потоке жизни», – говорит моя дочь.

«Я та, которая не боится делать пируэты на льду», – говорит моя внучка.

«Я та, которая искала любовь, вырастила розовый сад и читала сказки внукам», – говорю я.

Сегодня, открыв пакет с хранящейся у меня с лета свеклой, я увидела, что она проросла. На нескольких клубнях появились такие симпатичные красные букетики свекольной ботвы. Один букетик съел муж, а два других я поставила в маленькие стаканчики, добавив к ним желтых гвоздик, которые уже несколько дней стояли у меня на столе. Получилось три букета: один большой с гвоздиками и два маленьких со свекольными листьями. В одном из них рядом со свеклой красовались желтые листики репы, которая тоже проросла. Резные, изогнутые, как миниатюрные листья аканта на коринфской колонне, они прекрасно смотрелись в миниатюрном букетике на обеденном столе.