Ведь когда ты не один, можно и не обращать внимания на грустный дождь, можно его попросту не заметить.

Правда, и потом Вера часто смотрела на липовые ветки после дождя, но это уже казалось ей больше красивым, чем грустным.

Иногда, впрочем, капли снова начинали грустить…

Что делать, жизнь переменчива.

Смотрю в окно. Печальные капли на ветках березы.

Бусинки, слезы ли, льдинки.

Весенний дождь.

Мой внук идет в поход. Впервые. Внук – худенький, астеничный подросток. Я против, но меня никто не спрашивает. Разрешение дают родители, а они уже отпустили.

У дочери грудной ребенок трех месяцев от роду. Ей некогда переживать о старшем. Я же в силу своей роли бабушки переживаю обо всех, особенно о старшем, ведь ему придется остаться одному, без семьи.

Перед отъездом внук приносит ко мне рюкзак. Рюкзак уже собран. В высоту он немного ниже Владика. А весит… Сколько же он весит? Я даже не могу этого предположить.

Я пробую поднять рюкзак. С трудом отрываю его от земли. Это я – взрослая женщина. Как же его будет поднимать внук? У меня ощущение, что рюкзак весит столько же, сколько и его хозяин.

А ведь этот рюкзак нужно еще нести на себе целый день. Я понимаю, что это НЕВОЗМОЖНО.

Я заглядываю внутрь. Может быть, можно что-нибудь выбросить. Но внук говорит, что там нет ничего лишнего, все самое необходимое. Я тоже вижу, что лишнего нет.

В ужасе я звоню своей питерской подруге Вере. Вера всегда меня утешает, даже в самых безнадежных ситуациях. На мои сетования по поводу рюкзака Вера отвечает, что в молодежной среде царит дедовщина и что взрослые походники нарочно складывают все на маленьких. «Скажи спасибо, если он вернется живой», – говорит Вера.

Вот это называется утешила. Если даже Вера… У меня начинается паника, но отменить поход своей властью я уже не могу.

Наутро Владик уходит. Я провожаю его до калитки. Целую в лоб на прощанье. Уходит худенький, маленький мальчик с большим рюкзаком.

Начинаются дни ожидания.

Я не сплю, а если засыпаю, то вскакиваю в четыре часа утра от ужаса, что мой ребенок замерзает на холодной осенней земле.

Я нахожу все успокоительные, какие есть в доме, и начинаю их пить. После этого уже перестаю вскакивать по ночам.

Мы звоним Владу. Телефон не отвечает. Связи нет. Да ее и не должно быть. Там, где они идут, нет сети.

Выясняется, что внук оставил дочери какой-то телефон. Звоним. «Поисково-спасательная служба Украины слушает», – отвечают нам по громкой связи.

Мои начинают смеяться. Я понимаю, что они принимают это за розыгрыш. Но я-то понимаю, что это никакая не шутка.

Это действительно телефон спасательной службы, которая отслеживает маршрут нашей группы.

Нас просят назвать фамилию руководителя группы. Оказывается, у них там не одна такая группа из Москвы.

Спасатели говорят, что вечером руководитель выходил на связь по рации, что у них все в порядке, они идут по маршруту и сегодня ночуют на перевале.

«Не волнуйтесь, погода на перевале хорошая», – говорят спасатели. «Спросите, какая хорошая? – прошу я. – Какая там температура?» «Хорошая температура, – отвечают спасатели, – плюсовая».

Я бросаюсь к компьютеру, отыскать этот самый перевал.

Вечером узнаю из телевизионных новостей, что ночью там плюс три градуса, зато днем – плюс двадцать.

Но это меня не утешает. Мои опасения подтверждаются. Мой ребенок спит на холодной промерзшей земле.

Я выглядываю в окно, в сад, и вижу покрытую снежком мерзлую ноябрьскую землю. Осень. Почти зима. Холод. И там мой внук.

Мне еще больше жалко его потому, что он мне практически сын. Я растила его почти одна до четвертого класса. Дочь была занята работой. Это мой ребенок.

Тянутся дни ожидания. Я стараюсь не думать о плохом и только иногда молюсь о Владе.

Но вечером при взгляде в окно мне становится плохо. Так проходит десять дней.

Наконец Влад возвращается. В дом входит высокий взрослый мальчик. Полумальчик, полумужчина. Кажется, у него уже и усы начинают пробиваться.

Он вернулся живой. Какое счастье!

Через несколько дней дочь спрашивает меня: «А тебе не показалось, что Влад вырос?» Конечно, показалось.

Если двум людям одновременно кажется одно и то же, значит, это так и есть. Позже знакомая учительница говорит мне, что мальчики растут скачками.

Следующий поход случается уже в весенние каникулы.

Я уже почти не волнуюсь и не вскакиваю по ночам.

Владик привозит из похода фотографии. На фотографиях столовые горы Крыма, и на самом верху – мой внук. «Какой он молодец», – думаю я.

Я горжусь своим отважным внуком. Мне давно хочется в горы. Но я сижу на даче. Я не смогла, а он смог.

Я уже давно замечаю, что дочь и внук осуществляют мои мечты.

Только уже делают это для себя.

На Веру снизошло озарение: она вдруг поняла, что все ее романы и любовные увлечения были чистой воды выдумкой. Увлечений было всего два, не считая бесконечных школьных, полудетских влюбленностей.

В первый раз Вера влюбилась в летчика-штурмана транспортной авиации, когда лечилась в военном госпитале. Любовь была страстной, а отношения скоротечными. Летчик всего два раза приезжал в Москву, а потом вышел в отставку раньше времени и навсегда исчез из поля зрения, не оставив адреса. Вера любила его ровно семь лет по Стендалю (Стендаль утверждал, что любовь в отсутствие объекта любви может продолжаться в течение семи лет, не больше), а потом утешилась начавшимися новыми отношениями.

Никто до сих пор не придумал ничего лучше, чем избавление от несчастной любви старым дедовским способом: «клин клином вышибают». Новым избранником Веры стал близкий друг ее мужа.

Денис начал оказывать красивой Вере недвусмысленные знаки внимания. Вера приняла их. Это было странно, потому что Денис никогда ей всерьез не нравился. Он был совершенно не в ее вкусе – слишком худой и высокий. Но тут вдруг завязался роман. Роман был совершенно школьный – без интимной близости и вялотекущий. Сводился он к вполне целомудренным поцелуям и рукопожатиям раз в году украдкой на семейных праздниках. Вера очень долго терпела эти редкие нежности, но в конце концов влюбилась. Влюбившись, Вера захотела большего, чем поцелуи раз в году, которые будоражили кровь, но причиняли боль. Она начала требовать от Дениса объяснений. Вере хотелось понять, что, собственно, между ними происходит.

Денис объяснять ничего не стал, а сделал проще: перестал отвечать на письма и звонки.

Вера злилась. Ей было обидно, что к ней отнеслись так пренебрежительно. Денис не дал себе труда даже поговорить с ней.

Так как встречалась Вера с Денисом редко, она все придумала про него и их взаимоотношения. Вера придумала, что Денис – одинокое, непонятое существо с тонкой поэтической душой. Ей казалось, что ее избранник самый близкий ей по духу человек. Вера выдумала о Денисе все, даже их совместное времяпрепровождение. Она представляла себе, как они с Денисом катаются на лыжах в зимнем дачном лесу и целуются на морозе. Целоваться на морозе было особенно сладко.

Верины выдумки о Денисе были не единственными ее фантазиями. Вера и прежде делала то же самое, только героем ее выдумок тогда был летчик. Вера придумала, как они живут вместе в лесной охотничьей избушке. Она видела пейзаж вокруг этой избушки. Домик стоял где-то в Уральских горах, ведь летчик был родом из Челябинска и увлекался охотой.

Внутренним зрением Вера видела пригорок, сосны, полянку, поросшие мхом валуны. Где-то вблизи протекал ручей. Вера хорошо знала это место. Оно уже давно существовало в ее воображении. Она часто здесь бывала.