На бетонной скамеечке сидит дедушка в белом мусульманском одеянии и продаёт рамбутаны, мохнатые красные ягоды на ветках. Вот эти маленькие букетики со следами плесени – по 3 тысячи шиллингов, а вот те солидные связки с крупными безупречными плодами – по пять. Здесь по три, а эти по пять – все логично, прямо как у Райкина. Беру «по пять»: связка перекочевывает в мой рюкзак и занимает ровно его половину. 150 рублей, даже смешно.

По улицам Стоун Тауна идешь, задрав голову: там показывают интереснейший замес арабской и индийской архитектуры. Недаром город входит в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Вот арабский дом: глухие стены, крошечные окошки. А это – индийский: широкий деревянный балкон с кружевной резьбой и цветами. Под Под ним вижу резную деревянную дверь с огромными металлическими шипами. Вот они, знаменитые занзибарские двери: только ради них можно приехать в Стоун Таун. Никакого практического смысла шипы на дверях не несут. Просто в далекой Индии (откуда пришла эта традиция) они защищали ворота от слонов. На Занзибаре же слонов нет. Сейчас красивая резная дверь – гордость владельцев домов и признак престижа, достатка.

Впереди главный туристический магнит этого города: дом, в котором жил Фредди Меркьюри (он же Фарух Булсара) задолго до того, как стал великим. Родился он в семье парсов из северной Индии, они были последователями зороастрийской религии. Фарух тоже был зороастрийцем, что не помешало ему учиться в христианской церковной школе Святого Петра: там принимали детей всех вероисповеданий. Интересно, что здесь, на Занзибаре, он не проявлял интереса к музыке. Свой первый бэнд он сформировал позже в Индии, куда поехал учиться. 18-летний Фарух вернулся на остров в 1963 году, но ненадолго. На острове случилась революция: султана свергли, а тысячи арабов и индусов подверглись преследованиям. Семья Булсара срочно покинула остров и переехала в Британию. На Занзибар Фредди больше не возвращался.

Пора обедать, а это в Стоун Тауне это целая проблема. Здешние рестораны – воплощение принципа “поле-поле” (неспешно). Даже если в заведении мало гостей, ждать свое блюдо придется почти час. Альтернативы чудовищно медленному сервису нет: вот бы найти аналог наших кофеен, где можно взять и напиток, и сендвич. Не нашла таких. Хороший кофе я тоже не нашла, что само по себе странно: Танзания знаменита своими кофейными плантациями. Удивительный факт: даже в дорогих отелях на завтраке вы увидите банку растворимого кофе, а за качественным натуральным эспрессо нужно идти… в итальянские рестораны и отели.

Я шагаю одна по узкой улочке и не понимаю, куда она меня ведет. Надеюсь, что к набережной, но мои сомнения усиливаются. Днем раньше я искала Старый Форт, а оказалась в гуще овощного рынка. Никуда не годится мой внутренний компас. Впереди вижу красивое пересечение линий строительных лесов и между ними – зелено-черный танзанийский флаг. Вот это кадр! Достаю свой Canon, делаю несколько снимков и слышу шаги: сзади кто-то приближается. Краем глаза вижу мужчину.

‹‹Не демонстрируй окружающим дорогие гаджеты, могут ограбить››, – вспоминаю я предупреждение на одном из турфорумов. Шаги все ближе, на улице больше никого нет. Действую превентивно. Запихнув фотоаппарат в рюкзак, будто и не было его, резко поворачиваюсь к незнакомцу и иду ему навстречу.

– Простите, Вы не знаете, как пройти к океану? – говорит мой рот, а глаза сканируют его руки – он действительно собирается меня грабить?

– Я не местный, но дорогу туда знаю. Я проведу вас,– спокойно говорит парень. Не похож на грабителя, но кто знает!

– Я вообще-то юрист, и тут на Занзибаре в командировке по делам благотворительного фонда. А по первому образованию я историк. Готов удивить Вас парой фактов о Танзании!”.

– Удивляйте, – говорю ему, с облегчением замечая впереди знакомую набережную и сад Фородани с толпами людей. Тут я точно буду в безопасности. Мы садимся на белую каменную скамейку.

– Знаете ли вы, что у нас есть “немецкий” город? Вот буквально построенный немцами. И климат там прохладный, сейчас градусов 20 будет.

Я вытерла пот со лба (на Занзибаре жарко и влажно). Перспектива попасть в родную московскую погоду 2 градуса в экваториальной стране мне показалась занятной.

– Знаете ли вы, что город этот был построен для борьбы с мятежным вождем Мквавой, но именно Мквава их постоянно побеждал, пока не был предан и обезглавлен?

Мурашки любопытства. Говорите же название населенного пункта!

– Иринга – улыбается мой “не грабитель”.

Какое интересное название, подумала я. Звучит как скатерть с оборочками.

– А водопады в тех краях есть?

– Самый большой водопад Танзании пойдет? 170 метров, на вершине горы. Это как раз по дороге в Ирингу. И про великую реку Руаху не забудьте. Если мечтаете увидеть жирафов – вам туда.

Парень, видимо, решил поразить меня в самое сердце. Откуда он знал про мою тайную страсть к жирафам?

Я достаю из рюкзака планшет с закачанной на него картой Танзании (теперь мне уже не страшно показывать свои гаджеты) и ставлю булавки-метки на местах, которые мне называет незнакомец.

– Кстати, меня зовут Бусара, на суахили это значит “мудрость”. Хотя суахили – не мой родной язык, как и для большинства в этой стране.

– Разве не все танзанийцы с рождения говорят на суахили?”– я удивлена.

– Вовсе нет. У нас в Танзании более ста племён, столько же языков. Язык суахили объединяющий, его учат только в школе, как и английский. Так что каждый танзаниец, как правило, знает 3 языка: свой племенной, суахили и английский. Занзибарцам, правда, повезло: тут суахили является как раз “местным”, родным. Кстати, на суахили говорят в пяти странах, но именно занзибарский вариант языка принят за норму.

Скоро мы прощаемся: Бусаре предстоит какая-то встреча, а мне нужно на набережную, в академию Доу.

В шесть часов с копейками начинается закат, становится прохладнее, и занзибарцы выходят на променад вдоль океана.

На бетонном парапете начинается представление: местные мальчишки прыгают с него в океан, вытворяя немыслимые пируэты. Желающих десятки – они ныряют, выплывают, забираются на парапет и снова кувыркаются в воздухе. Рядом на песочный пляж – тоже происходят атлетические и акробатические шоу: мальчишки стоят на руках, делают сальто и забираются друг другу на плечи. Стайки девочек в длинных платьях и мусульманских платках-накидках наблюдают за подвигами мальчиков. На закате в Стоун-Тауне обязательно надо быть на набережной – это особенное время.

Наконец, подхожу к дому с большим резным балконом. Мне сюда.

Наверх ведут крутые каменные ступени. Настолько крутые, что моим не накачанным ногам удобнее забираться вверх бочком, как лыжами по крутому склону. Что я и делаю. Перед последней обоймой ступеней вижу начертанное на стене: Follow the music. А рядом для пущей убедительности нарисованы музыкальные ноты. Ну фоллоу так фоллоу – вздохнула я – и вышла на крышу. Только это не совсем крыша – скорее площадка, по периметру которой расположены классы музыкальной академии.

Тяжелые деревянные двери открыты, их них выстреливают звуки: отсюда барабаны, оттуда тоже барабаны, только африканские, в паузах между ними слышатся струны. Я иду дальше – и попадаю на огромный балкон с резной, почти кружевной “оторочкой”. На скамейке сидит юноша в длинном белом одеянии до пят и в белой шапочке с серебряными узорами. На коленях нечто похожее на миниатюрную арфу, повернутую набок. Или на гигантские металлические гусли. На кончиках его пальцев железные наперстки, он поддевает ими струны, и звучит что-то очень гармоничное. Это канун.

Я пришла сюда на концерт, а получилось, что на экскурсию. Концертный зал – проходная комната. Открываю дверь и попадаю на огромный балкон с видом на океан с лодками. На стене портрет женщины в рамочке. Sitti bint Saad: богиня и легенда музыки таараб.