Глаза Ника округлились, а мышцы тела сильно сжались. Губы уже давно потрескались, а во рту стало так сухо, как в почве Драйвиденского королевства.

– Я… я не поварстье, – тихо сказал он.

– Значит, признаваться отказываешься. Хорошо, – и Верджил опять уткнулся в листок.

Бак радостно попивал кофе и криво улыбался, глядя на Ника:

– И-и-и что-о-о ва-ам, лю-юди, не-й-мё-ётся-я? – медленно протянул Бак, – жи-ви-те-е спо-кой-но-о, не-е лезьте-е ку-у-да не на-адо!

– Ты опять его выпил? Нам же тогда запретили, – посмеялся Верджил.

– Н-но-о, никто-о же-е не ви-ди-ит, рассла-абься! – также не спеша ответил Бак.

Оба принялись хохотать. Стало понятно, что Бак выпил кофе вялук-сорт. Напиток, после которого фразы и слова растягиваются, как пластилин.

Посмеявшись вдоволь, Верджил встал, поднял Ника, и они пошли к решётчатой двери. Открыв навесной замок ключом, что висел в связке у него на ремне, они начали спускаться по винтовой лестнице. Вдоль лестницы слева располагалась гладкая земляная дорожка для удобного скатывания тележек и других приспособлений на колёсах.

Пройдя около двадцати ступенек, они попали в тёмное подземное помещение, которое освещало четыре паслёна голубого цвета. Вдоль стен смотрели друг на друга множество камер, разделяемых широким проходом. Ближайшая камера слева пустовала, туда Ника и определили, предварительно сняв с него наручники.

Страж закрыл камеру, повесил замок, провернул ключ и пошёл обратно в кабинет.

Зазвучали хлопки, громкое пение Бака сверху и тяжёлое топтание танцора Верджила. Ник сразу понял, что Бак налил для старика кофе сорта тактон, заставляющего танцевать даже самого неумелого недотёпу.

Ник оглядел камеру: холодный земляной пол, каменные стены и решётка. В правом углу стояла длинная деревянная лавочка, а в левом – дырка в земле, называемая туалетом. Из предметов всё. Тяжёлый запах сырости и печали неспешно окутывал вокруг воздух. В противоположной камере не было соседа, поэтому поварстье остался совсем один. Со своими мыслями.

Ник проснулся от резкой боли в пояснице. Как оказалось, спать на лавочке – не самое приятное занятие. Он медленно поднялся, сморщив лоб, и сел, поглаживая рукой спину.

Сколько я проспал?

Ник огляделся. Вокруг ни звука из других камер, ни света, полнейшая тишина. Сверху от стражей тоже ничего не доносилось.

Это всё происходит наяву. Ники действительно в тюрьме!

Ник ощутил, как по телу побежала тёплая волна, которая согревала его, и даже более того – его тело и лицо начали пылать. Пылать от раздражения и злости.

Да как они посмели! Я же старался ради всех вас!

Ник ударил левым кулаком по лавочке, а потом вскрикнул и прижал руку к груди, поглаживая её. Непривычная боль. Он качался на лавочке вперёд-назад, крутя в голове разные сбивчивые мысли.

Дурацкие продукты! Дурацкий рынок! Дурацкий мангустин… И этот Перс Купер – самодовольный позёр! Это они во всём виноваты!

Тёмное чувство всё больше поглощало его, будто закутывая в тёплый плед холодной ночью. Оно раздражало мышцы и тело, заставляя их насильно напрягаться. Зубы стиснулись, скрывая оскал, а вены вздулись. Во рту появился острый вкус. В камере стало слишком жарко. Неожиданно для себя Ник издал громкий рык, подняв голову как ночной волк.

В соседних камерах послышались звуки, и какой-то старческий голос крикнул Нику:

– Эй, новенький! Мы тут ночью спим, а не орём!

Другой более грубый голос подхватил:

– Заткните пасть! Скоро подъём. И я хочу выспаться, а не слушать ваш базар! Наступила тишина. Ник всё так же сидел и вспыхивал, но уже немного сдерживая себя, стараясь не выпускать мысли наружу.

Глупый король, глупое королевство! Если Боги его выбрали, то это был глупый выбор! Они не того выбрали! И почему они сами не спускаются и не общаются с нами! Не объясняют эти Дары! Не отвечают на наши вопросы! А у Ники полно вопросов для них!

Прошло какое-то время, и сверху послышались шаги и движения. Спускался человек, придерживая тележку, которая скатывалась с дорожки рядом. В руках он нёс несколько ярких жёлтых паслёнов. Человек развесил паслёны у входа и в дальнем углу тюремной пещеры.

– Подъём, подъём! Время завтрака! – громко скандировал он всем, звонко стуча ложками друг о друга.

Это был маленький лысый мужичок преклонного возраста, с большим животом и коротенькими ножками. Одетый в униформу повара, он так быстро и слаженно выполнял все действия, будто делал это с рождения. Его деревянная тележка на колёсиках вмещала миски с уже наложенной едой и столовые приборы, точнее, только ложки. Повар подошёл к камере Ника и сунул в нижнюю щель решётки миску с кашей и ложкой внутри, поставил жестяную кружку с чаем. Слабый аромат варёного маиса донёсся до Ника.

– Сегодня у нас кукурузная каша и радостный шоколадный чай! – крикнул громко всем повар после того, как поставил еду Нику.

– Я не буду это есть! Я вообще объявляю голодовку, пока меня не выпустят! Меня незаконно забрали и обвинили! – Ник встал и яростно стал тыкать указательным пальцем в тарелку.

– Как хочешь, – равнодушно пожал плечами повар, а потом громко крикнул вдаль: – Хэнк, будешь добавку? Тут новенький отказывается от еды.

– Конечно, можешь не спрашивать, – отозвался тот самый грубый голос, который его в прошлый раз заткнул.

Повар опять наклонился, чтобы забрать еду Ника, и положил её обратно в тележку. Он пошёл дальше, выдавая долгожданный завтрак заключённым второго участка. Слышались слова благодарности и даже смешки от преступников. Шоколадный чай знал свою работу. Кусочки со вкусом «Сладкая радость» полностью оправдывали своё название. Но Нику было не до чаепития. Он стоял и, сам того не понимая, сильно сжимал руки в кулаки. Вспыльчивость не покидала его. Да, он хотел есть, но только не завтрак из волшебных Даров. Ник подошёл к решётке и посмотрел налево. Он видел не всех, но те, кого заметил, выглядели довольными и даже… Счастливыми? Счастливее, чем коллеги из «Закусочной», счастливее, чем он.

А им тут явно нравится!

Эта мысль немного ошарашила Ника, но потом он вспомнил, что ему здесь находиться по меньшей мере год, и удивление бесследно пропало. Он нахмурил брови и сел на лавочку. Повар уже ушёл, и из камер доносились обрывки разговоров, анекдотов и шуток. Но Ник думал о своём. Он представил Перса Купера, как тот ухмыляется. И вообразил его так правдиво, что даже показалось, что Перс стоит здесь, у него в камере, прямо перед ним.

Что, мистер Купер? Вы поступили очень некрасиво! Гадкий придворный! Вы пользуетесь своими деньгами и статусом лучшего друга короля так, что никто не может вам перечить! Но у вас нет сердца! Вы гнилая пустышка!

Ник отчитывал воображаемого человека, как всегда, сбиваясь и тараторя. Он чувствовал, что ему становилось легче. Тут в голове всплыл ещё один образ. Ему Ник также спешил всё высказать:

А вы, уважаемый мистер король, настоящий эгоист! Думаете только о себе, не о жителях! Перестаньте закрывать глаза на Дары! Их надо по-настоящему изучить! Вы должны думать прежде всего о безопасности жителей, и в этом помогут поварстье! И я знаю, как сделать всё правильно!

Ник остановился. Образы растворились в тусклом свете. Перед ним виднелась только стена. Но Ник почувствовал, как его тело немного расслаблялось, напряжение спадало, дыхание выравнивалось.

А может, мне удастся договориться с судьёй?

Кусочек надежды поселился в его сердце, и с этими мыслями Ник позволил своему уставшему невыспавшемуся телу провалиться в утренний сон.

Начинался отличный день. Солнечные лучи беспощадно освещали и прожигали всё вокруг. Ветер завывал, как и прежде, но тёплым, приятным порывом, нежно щекоча лицо Ника. Даже улавливался слабый сладкий вкус. Вкус надежды. Ему понравилось ездить на мувсайклах, убрать бы наручники и заменить компанию на более приятную. Конвой подъехал к зданию суда, и трое стражей завели Ника внутрь. Они попали в длинный коридор с разными закрытыми дверьми по обе его стороны.