В это раннее утро, когда часовые ещё и не думали открывать ворота, из-за соснового бора, что окружал поселение с северо-запада, показался довольно большой отряд, неспешно направлявшийся в сторону замка. Он шёл совершенно не скрываясь и, разумеется, его сразу же и заметили. Заметили и дали протяжный сигнал, предупреждая всех. А то мало ли что, здесь, на границе случалось всякое.

Услыхав зов трубы, ехавший впереди своих воинов Евстафий Дашкевич герба "Лелива" только усмехнулся в густую бороду, но менять темп движения не стал. Лишь приостановился на мгновение, да поправил шапку с красным верхом.

Звенели уздечки, скрипели сёдла, стучали дробно копыта по сухой земле. Каневский и черкасский староста неспеша приближался к Черкассам, внимательно разглядывая их.

Нет, всё же Черкассы ещё не были городом в прямом понимании, однако их роль как опорного пункта от года к году только росла. Как и торговое значение. Ведь что ни говори, а водным путём Черкассы уже соединялись не только с близлежащими к Днепру землями, но и с Волынью (через Припять и ее правые притоки). А поскольку речная дорога для торга самая удобная, то стоит ли удивляться, что количество купцов, посещавших их с каждым годов всё возрастало и возрастало. Настолько, что на деньги литовских торговцев был даже организован мытный пост, на котором приезжие купцы платили мыто за право торговли с местными купцами.

Население города хоть и жило небогато, но исправно платило подать на содержание замковой стражи. Городской староста заставлял мещан и вольных поселенцев косить сено, возить в замок дрова, скупал по мизерным ценам мёд и воск. От ловли бобров и других охотничьих промыслов городской староста тоже имел свою долю, почти в половину от добытого. Кроме военных обязанностей, население обрабатывало плодородные земли, изготовляло оружие и порох, ловило рыбу, охотилось на дичь. И было готово по первому зову ринуться на защиту своего поселения. Впрочем, иначе на фронтире было не выжить.

Подъезжая к городку, Дашкевич с удовольствием отметил, что люди не расслабились за зиму и хорошо помнили о своих обязанностях. Отметил и вздохнул. Ведь как староста Черкасский, он отвечал за организацию защиты всей литовской границы от набегов со стороны крымских татар. За прошедшие годы ему удалось построить вдоль Днепровского рубежа многочисленные "сечи", небольшие деревянные крепости, каждая из которых должна была охранять ближние селения. Не имея достаточного для этого войска, он стал формировать гарнизоны из местных жителей и степных вольных казаков, обеспечивая их продовольствием и оружием за счет литовской казны. Вот только одной обороной защиту было не обеспечить.

Но там, в Вильно, его намерений не поняли и даже наоборот, попытались урезать ему выплаты, отчего все эти "сечи" вынуждены были переходить на самоуправление и самообеспечение. А какое самообеспечение в этих полудиких местах?

Но мало того, постигла окрестные земли новая напасть.

Дело в том, что, потеряв в последней войне многие земли, паны-рада столкнулись с проблемой переизбытка безземельных дворян. То есть вроде как для посполитого рушения воины есть, но ввиду их бедности, это всё одно, что их и нет. И свободных земель, чтобы удовлетворить всех нуждающихся, в центральных поветах страны тоже не было. Вот тогда кому-то (хотя что значить кому-то? Евстафий прекрасно знал, что идею первым высказал староста Русневский) и пришла на ум "прекрасная" идея - устроить за их счёт колонизацию земель юга. Ведь на берегах Роси, Сулы и Днепра ниже Киева было много плодородной, а главное бесхозной земли, и её можно было без проблем раздать в качестве имений любому благородному кто пожелает ею владеть. Да там будут постоянно угрожать набегами татары. Но эти обездоленные прекрасно знают с какого конца нужно браться за саблю, так что смогут и за себя постоять, и за Литву перед крымчаками порадеть. В конце концов, для них это был единственный реальный шанс начать все сначала, сохранив свой статус в обществе для себя и потомков, а не превратиться в рабов панов урядников ради куска хлеба проливая за них кровь в межклановых стычках. Единственное, земли тамошние были слабозаселённые и новым поселениям людишки будут ой как нужны, ну да бабы рожать не разучились пока ещё.

Вот и потянулись многочисленные караваны переселенцев на юг.

Но, прибывая к новым владениям, с горечью начинали осознавать, что не всё было так хорошо, как это виделось в Вильно. Край был не просто слабозаселённым, он был, почитай, безлюдным, а там, где работники имелись - уже кто-то распоряжался, как хозяин земель. Нет, совсем-то их на произвол не бросили, но условия-то помощи были довольно кабальными. Так, тот же русневский староста готов был предоставить в хлопы кучу мужиков, вывезенных с германских земель (и как только договорился с тамошними князьями, паршивец!), но под хорошие резы, выплачивать которые нужно будет урожаем. А ведь обустроить имение на диких землях и без того стоило немалых денег, которых, естественно, у беглецов с севера, да ещё после неудачной войны, не было. Причём само по себе пополнение своих староств умелыми воинами и Дашкевич, и Полоз только приветствовали. Но как решить проклятый финансовый вопрос они не ведали. А Вильно не стремилось выкидывать и без того скудные запасы господарской казны на "подобную чушь". Тем более, что и внутренние земли требовали от него своей доли, будучи сильно пострадавшими от действий летучих отрядов московитов.

И тут это письмо!

Дашкевич много слышал о "красном ястребе" и часто ловил себя на мысли, что встретиться с таким в бою было бы очень интересно. С другой стороны, ореол непобедимости, витавший над юным князем, вызывал в нём справедливое опасение. Проиграть такому не бесчестье. Вот только проигрывать Дашкевич не любил. Так что пусть князь воюет у себя там, на морях, а здесь и без него есть кому обдумать хорошие мысли.

Ведь и вправду самый благородный способ добыть деньги - это ограбить врага в походе. Тем более московиты уже показали, как это надобно делать. Пока он и Полоз скакали по степи, да осаждали Очаков, те просто сели в лодки и сплавились до самого Крыма, где славно порезвились и вывезли огромную добычу и людей, освобождённых из плена. Добыча осела в калите воинов, а люди? А люди осели на землях спасителей!

Вот! Вот та самая морковка, за которой новоприбывшие шляхтичи пойдут на риск, отправившись в поход на утлых чёлнах по морю, значительно усилив тем самым небольшую личную армию Дашкевича и Полоза, и мало претендуя на иную добычу. Им хлопы, а старостам - деньги! Вроде бы вполне честный расклад получался.

И потому письма с призывом он стал отсылать по имениям ещё перед Рождеством, а теперь и сам ехал в Черкассы, которым предстояло стать отправной точкой первого похода...

Черкассы гудели, словно улей. Шумная, толкучая ярмарка, а не сечевой городок! И весь берег Днепра, включая многочисленные острова, был буквально покрыт байдарами огромных размеров да лёгкими остроносыми чайками, построенными на средства благородных наместников, в руках которых была сосредоточена вся власть над оставшимися под рукой Сигизмунда землями Киевщины.

Выволоченные из воды и опрокинутые вверх дном на глину и песок, суда сушились на солнце, их конопатили кострицей, смолили дымящейся смолой. Черный дым кружился над Днепром, а запах кипящей смолы слышался довольно далеко от берега.

Чуть поодаль, на огромных противнях жарилось в дорогу мясо; досушивалась рыба, поджаривалось просо. Ведь воины в походе должны хорошо питаться.

В общем, картина, представшая перед взором немолодого уже атамана, была радостной для его сердца. Увидев всё, что хотел, он двинулся в сторону замка, где его уже ожидали местные начальные люди.

- Славно всё это, - приветствовал его Юрко Барабаш, старый помощник Дашковича, управлявший Черкассами в его отсутствие. - Словно времена Бориса Глинского вернулись. Давно не было тут такого скопления воинского. В самом же городке порядок и тишина. Мещане делом заняты, чай времечко землицу орать.