Так что зная о всех планах на лето, а также про новопостроенные города-крепости на путях к его камской вотчине, Андрей решил, что его Камский полк был бы более нужен брату в Сибири, чем в Княжгородке. Хотя Игнату и было высказано требование не снижать внимания и быть готовым к любым событиям, для чего с ним оставалась малая часть полка из самых молодых и неопытных воинов.

Таким образом достаточно усилившаяся рать, 1 мая 1527 года с колокольным перезвоном и пушечной оглушительной пальбой отбыла из Усолья-на-Камском вниз по Каме-реке. Впереди её ждали долгие вёрсты, жаркие бои, потери и победы. Но никто из отплывавших на стругах людей даже не представлял, что они шли не просто воевать Сибирь. Они шли менять саму Историю!

*****

Ливонская "реконкиста" началась с победы передового отряда рыцарей над загонным отрядом русских помещиков. Почти все они были изрублены в жаркой, но недолгой схватке, однако их предводитель, прежде чем кинуться в бой, успел отправить в Дерпт (ставшим уже опять Юрьевым) гонца к тамошнему воеводе. О том, как молодой новик сумел добраться сквозь враждебные леса, можно было написать целую поэму, но главное он сделал. Раненный и людьми, и зверьём, он добрался-таки до крепостных стен и исполнил данное ему поручение. Но не умер, как полагается герою, а вполне себе выжил и был даже награждён самим царём. Но это уже другой рассказ.

А пока что оставшийся в Юрьеве за главного Семён Дмитриевич Серебряный-Оболенский (Василий Поджогин был вызван в Москву свидетельствовать о "самоуправстве" Шуйского-Честокола), пожалованный за службу боярином, вместо спокойного зимования озаботился организацией обороны врученного ему города. Благо комплот, зревший среди дерптских бюргеров, был выжжен калёным железом ещё летом. Да и с той поры почитай половина жителей были уже своими, русичами, которых по-прежнему продолжали ввозить в Юрьев вместо немцев, меняя его национальный состав.

Тем не менее в Москву сразу отправился гонец с вестью о переходе неприятеля в наступление, а в самом Юрьеве был вновь учинён розыск на предмет поимки и обезвреживания магистровых "доброхотов". А то мало ли не всех тогда уличить сумели. Тут ведь всего десятка крепких мужиков хватит, чтобы ворота отворить, а в Юрьеве немцев ещё полторы тысячи душ проживало.

Укрепления же города и его артиллерию тоже начали спешно приводить в порядок, одновременно созывая в него силы из других городков и замков уезда. К сожалению, на пути из Феллина у орденской армии стоял лишь замок-монастырь Фалькенау, остальные замки прикрывали город либо с русской стороны, либо с севера, либо с юга. Собрав совет, боярин-воевода долго думал, что делать, и всё же решил, что не стоит отдавать врагу такой удобный опорный пункт. В результате в крепость-монастырь отправился усиленный артиллерией отряд детей боярских и пищальников в три сотни душ. Остальные воины оставались в Юрьеве, так как именно он и был главной крепостью в ближайшей округе.

Вот только вся помощь, на которую мог рассчитывать князь Серебряный в ближайшие месяцы заключалась в легкой рати из двух тысяч помещиков и детей боярских, что могла выставить псковская земля. Понимая всю хлипкость создавшегося положения, думцы всё же решили не менять своих планов по поводу весеннего наступления, полностью положившись на господа бога, крепость юрьевских стен и воинскую удачу князя Серебряного.

Орденская армия шла неспешно. Кавалерия и пехотинцы двигались по ровной снежной целине, изо рта что людей, что животных, вырывались обильные клубы белого пара. На ночь вставали большим лагерем, в котором раскрасневшиеся рыцари пили вино и рассуждали о будущих победах. Кнехты и наёмники же предавались куда более приземлённым утехам, благо среди обоза и пристроившихся маркитантов хватало доступных женщин. Причём было их даже больше в пересчёте на одного солдата, чем в обозах у знаменитого полководца Карла Бургундского, который считал, что на три десятка воинов вполне хватит одной шлюхи (точнее, что на одну ордонансную роту будет достаточно тридцати женщин лёгкого поведения). Впрочем, ландмаршал за службой следил туго: впереди войска всегда шёл передовой отряд, а по ночам лагерь надёжно охранялся. И горе тому, кого ландмаршал застанет спящим на посту. Возможно именно поэтому псковскую рать ливонцы обнаружили куда раньше, чем те их.

Не имея артиллерии, псковичи вовсе не собирались вступать в полевое сражение или штурмовать ливонский лагерь, а собирались ограничиться нападениями на неприятельских фуражиров, сильно осложнив жизнь осаждающим. Вот только в своём походном стане они почему-то "стояли оплошно", как выразился потом летописец, ведь ни "подъещиков" ни "сторожеи" у них не было. А оттого прибытия вражеской рати они откровенно проспали. Зато ландмаршал своего шанса на победу не упустил.

Ночью отряд рыцарей, усиленный наёмниками, напал на ничего не подозревавший русский стан и устроил в нём кровавое побоище. И хотя больше половины поместных удалось-таки утечь, но без обоза, где хранились брони и провиант, они перестали быть действующей силой и превратились в дичь, на которую открыли безжалостную охоту отряды фрайкоров. Да ещё и мораль ливонского войска от подобной победы взлетела буквально до небес. Так что к Фалькенау они подошли в полной уверенности, что возьмут его без особых усилий.

Однако под его стенами Плеттенберг и Платер простояли почти неделю, так как пушки этого чёртова монастыря, вознесённые на специально построенную круглую башню, пытались обстреливать всё, что двигалось по реке, мешая тем самым армии пройти дальше. Хорошо хоть что башня та была построена не у южной стены, так что до реки добивали не все пушки. Но всё равно приходилось сильно осторожничать. Тем более, что и гарнизон Дерпта вовсе не собирался безмолвно отсиживаться за городскими стенами и совершил несколько успешных вылазок.

В конце концов оставив у Фалькенау большой блокирующий отряд с несколькими малыми пушками, магистр и ладмаршал повели остальную армию к главной цели кампании.

Так началась осада Дерпта...

Основной лагерь осаждающих был разбит перед южными стенами крепости примерно в версте от города, дабы быть полностью обезопасенным от вражеского огня. Окружив Дерпт со всех сторон и отрезав его от внешнего мира, ливонцы незамедлительно приступили к осадным работам, благо мороз сковал болота, и они больше не работали естественными преградами для осаждающих. Как и сама река. Правда тот же мороз сильно мешал и инженерным работам, но ливонцы были настроены весьма решительно. Сам ландмаршал по несколько раз в день выезжал к осажденной крепости, надзирая за проводимыми работами. Согнанные со всех сторон местные смерды строили на противоположном к стенам берегу реки шанцы и туры, для защиты орденских орудий. А наёмные специалист выискивал лучшие места для установки осадных бомбард и картаун. И наконец настал тот яркий и солнечный морозный день, когда первые пушки выплюнули ядра в сторону дерптских стен. Для старых городских укреплений вполне хватало и того калибра, что имелось у орденских воинов. Так что теперь они каждые полчаса выплёвывали в сторону Дерпта горячие подарки, и их разрушительную работу сдерживала лишь краткость зимнего дня.

Однако русские, понимая, что простое сидение их не спасёт, почти ежедневно предпринимали отчаянные вылазки. Большую их часть ливонцы успешно отражали, но некоторые всё же доставляли им изрядное беспокойство. Так в ходе одной из них была разрушена часть шанцев, возведённых напротив ворот Якоба. А в другой раз русские пешцы почти полностью вырезали отряд кнехтов, задержавшихся на острове Хольм. Правда их гибель спасла орудийные батареи, так как на них, услыхав шум побоища, тут же сыграли тревогу.

А в один из дней от шального ядра чуть не погиб сам ландмаршал.

Дело было так: Платер в сопровождении оруженосца привычно прогуливался по берегу реки, наблюдая как стремительные кованные шарики, почти незаметные глазу, врезались в основание стены. От их ударов крепость содрогалась, испуская облака пыли в местах попаданий. И их было много! Так много, что издалека даже казалось, будто кладка вот-вот рухнет, но опытный воин знал, что до обрушения ещё очень и очень далеко.