Тем временем в самом городе царила атмосфера недоверия и подозрительности. Часть местных аристократов под влиянием "русской" партии была готова уже присягнуть малолетнему Махмуду, однако всех смущала позиция Чобан-Гирея, который как-то не спешил соглашаться ни с предложением родственника, ни с признанием сына усопшего. Оттого и подготовка к осаде шла ни шатко, ни валко, из-за чего посол русского царя, оценив складывающуюся обстановку, велел готовить Гостинный двор к приёму знатных гостей и обороне, намереваясь вывезти на остров себя и младенца. Жаль, что караван с "Орлом" уже ушёл в Гилян, и снять часть охранников с кораблей не получилось. Но и без того защитников для обороны стен в Гостинном дворе Хаджи-Тархана хватало. Как и пушек, доставленных с последним караваном.

И всё же приход ногайцев ожидали с большим опасением.

*****

Рать Кулук Салтана без помех пересекла башкирские степи и ворвалась в казанские земли со стороны Тура-Тау. Здесь, под защитой земляных валов и сложенных из дерева и дикого камня сторожевых башен ногайского городка воины сибирского хана устроили небольшой отдых себе и своим коням, отпущенным на выпас в благодатные прибельские пойменные луга. И лишь через полную неделю двинулись дальше вдоль берега белой реки на соединение с восставшими черемисами.

Однако благодаря немногочисленным оставшимся верными русскому царю доброхотам, их прибытие всё же не осталось втайне от царской администрации, и казанский воевода, князь Борис Иванович Горбатый-Шуйский, выступивший с третьим по счёту отрядом для подавления восстания, спешно повернул назад, под защиту восстановленных городских стен. А в Москву от него полетели тревожные депеши и просьбы помочь военной силой.

А между тем со стороны Чердыни в мятежную государеву вотчину выступила большая рать чердынского наместника князя Александра Андреевича Хохолкова-Ростовского, ведомая воеводой князем Юрием Матфеевичем Великопермским. В Усолье-на-Камском к ней присоединился отряд местных дворян и "вольных удальцов", что, впрочем, не сильно увеличило её численность. А вот пешая дружина князя Барбашина (как в грамотах именовался Камский полк), на которую у князя Великопермского была большая надежда, к тому времени уже покинул свои княжгородские казармы и ушёл вниз по Каме. Но вотчинный наместник и личный дворянин боярина Игнат обнадёжил воеводу тем, что полк обязательно поможет государевой рати.

Взметнув к небу серый квадратный парус, по широкому камскому простору пошли вниз по течению ратные струги. Впереди основного каравана бежало два малых кораблика под косым парусом. И чем дальше уходили струги, тем безлюдней становились берега.

Ночевать приставали к берегу, хотя ночи и стояли светлые да теплые. От леса, что окружал речное русло, шел хвойный дух, и буквально источалась незримая угроза. Бывалые воины спинным зрением ощущали чужой пригляд, но нападать на ратников пока никто не пытался. Зато поместные с удовольствием отдыхали на бережке, да старались наловить к вечернему столу побольше рыбы. А потом всю ночь жгли костры, да чаще меняли часовых.

Когда же рать углубилась в казанские земли почти на две сотни вёрст, их взору предстала картина свежих вырубок и строящейся крепости. Разумеется, проплыть мимо подобного и не разобраться князь Великопермский не мог, велев ратникам на всякий случай изготовиться к бою. Но сражения не последовало. Оказалось, что строится тут русская крепость под охраной той самой пешей дружины князя Барбашина.

Государева крепость строилась на полуострове, образованном впадением в Каму рек Тулва и Осинка, под наблюдением молодого московского мастера, дьяка Семёна Курчова. Будущий строитель чердынского кремля, закатав рукава кафтана, носился по всей стройке, словно заведённый, постоянно поправляя, помогая или ругая кого-то. Поэтому миссию по встрече и сопровождению воеводы взял на себя полковник Рындин.

Он то и рассказал удивлённому князю, что тут всё-таки происходит. А происходила тут самая, что ни на есть простая колонизация, которая и в иной реальности шла с севера, с верховий Камы. Раньше-то путь колонистам преграждало враждебно настроенное Казанское ханство, само пытавшееся продвинуться в Верхнее Прикамье, и неуступчивые башкирские племена. Так что полыхало здесь довольно серьёзно, пока государь не решил проблему радикально, взяв и уничтожив Казань. Вот только основательно закрепиться на новых территориях даже теперь можно было лишь имея опору на цепь крепостей, где крестьянский люд мог бы найти убежище от любой напасти. Так что местная крепостица и должна была стать одной из данной цепочки, благо места вокруг лежали хлебные. Лишь за прошлый год пришедшие сюда крестьяне семь новых починков подняли. И вот на тебе, не кстати взбунтовалась подлая черемиса.

Но поскольку крепость-то уже была не только спланирована, но и даже срублена, то и менять планы никто не стал, тем более, что из казны уже всё было оплачено. Так что едва сошёл лёд, тронулись к присмотренному месту строители и Камский полк, нанятый для их охраны. Крепость возводили достаточно быстро, да и бунтовщики практически не мешали строительству. За всё время только раз и налетели, но, получив жестокий отпор, убрались восвояси не солоно хлебавши, хотя и пытаются следить за ходом работ. Да только союзные князю вогуличи тоже не лыком шиты, и в лесной войне толк знают. Не только за чужаками пригляд имеют, но и сами разведку ведут. Кстати, ближайший отряд мятежников стоит всего-то в паре сотен вёрст ниже по течению, в Водяном городке.

Услыхав про мятежников, воевода вспомнил о своей главной миссии и немедленно засобирался в поход, но хлынувший под вечер с небес ливень задержал его в крепости на целых три дня. Зато через три дня его рать увеличилась почти на треть за счёт примкнувшего к ней почти полного Камского полка.

Невзрачная черемисская крепостица стояла на высоком правом берегу Камы, а напротив неё, на левом берегу, старыми пожарищами выделялись места былых поселений. Поля, брошенные трудниками на произвол судьбы, зарастали бурьяном, а луга и выпасы - высокой травой. Война, она ведь любое хозяйство губит.

Подошедшая русская рать привольно расположилась станом в трёх верстах от крепостицы, и воевода сразу же послал к черемисам парламентёра с наказом: "Сдавайтесь на милость или умрёте". Но как раз сдаваться черемисский вождь и не собирался. Стены крепости были значительно укреплены, а гонец к Мамич-Бердею уже умчался. Русских же черемисы уже бивали, так что вождь всерьёз надеялся дождаться помощи от лужавуя.

Вот только и князь Великопермский не собирался тут топтаться до морковкиного заговенья и уже на следующий день отправил свои войска на штурм. Которому в немалой степени поспособствовали полковые пушки Камского полка.

Установленные ещё с вечера, они довольно быстро пробили брешь в стене и вызвали пожары в самой крепостице. Так что, когда в пролом бегом устремились поместные, осаждённые вынуждены были бороться и с ними, и с огнём, распыляя силы. И всё одно, черемисы сражались достойно: без умолку сыпали стрелами, лили с навесов горячую смолу, скидывали бревна, швырялись камнями, но сдержать боевой порыв дворян так и не смогли. К вечеру крепостица пала, а все её начальные люди были без особых затей вздёрнуты на виселицу. Остальное же население, включая и семьи повешенных, было немедленно расхватано дворянами в виде холопов. Причём дети от грудничков до лет десяти, которые вместе со стариками были главной обузой на переходе и обычно уничтожались всеми, кто занимался людоловством, были немедленно подобраны Рындиным и отправлены в Княжгородок, под усмешки чердынских ратников. Хочет князь деньги впустую тратить, пусть его. А у дворян лишних копеек нету. А вот рабочих рук на полях почти у всех не хватает.