- Союз вам да любовь.

- Не злись, ну пожалуйста, я правда не хотел! И не знал даже, что Дэв собирается делать. Он никому о своих планах не рассказывает! Дай хоть шанс с тобой подружиться. Раз уж мы живем по соседству. И… я не хочу получить наказание от отца, как Дэв.

Он кивнул на дверь рядом с моей.

- Ладно, забыли, - наконец вздохнула я. – Расслабься, дверную ручку мазать зубной пастой не буду. Но повремени с дружбой. Я тебе не доверяю. Что мешает Дэвалю снова тебя использовать? А может, он делает это прямо сейчас, заставляя тебя изображать раскаяние?

- Он бы, думаю, хотел. Но отец ясно выразился: тот, кто подойдет к тебе с темными помыслами, уйдет из дома с нехваткой конечностей. Ну а еще мне действительно интересно с тобой познакомиться. Ты на моей памяти единственная, у кого хватило духу огрызнуться.

- И много таких было?

- Да нет. – Дар пожал плечами. – Дэв всегда был сам по себе. Понятия не имею, что на него нашло. Наложилось одно на другое. Даже я не могу сказать, что не ревную, хотя для меня Вельзевул – это что-то вроде бабайки. Им пугала мама, он вроде бы даже пару раз снисходил до того, чтобы со мной пообщаться. Но на этом и все. А ты на особом положении. Это бесит.

- Ну спасибо. – Я хмыкнула. – Я же не просила этого особого положения. И вообще…

Хотелось вывалить на бедолагу все свои страдания, вопросы и теории, но я решила не откровенничать лишний раз с кем-то из окружения Дэваля. Все, что я скажу, будет использовано им против меня.

- Хочешь, покажу рисунки?

- Нет.

На лице Дара появилось разочарование. Даже жаль его стало. Многим художникам важно получать одобрение от тех, кто видит его картины. Что-то я не заметила в Мортруме музеев и картинных галерей. Деньги тоже были не в ходу. И как Дар реализовывает свой талант? Складывает картины в подвал и рисует новые?

- Думаешь, я заманиваю тебя в ловушку? – тоскливо вздохнув, спросил он.

- Есть такая мысль.

- А если я оставлю дверь в комнату открытой?

- Еще больше мыслей.

- Ладно, сдаюсь. А если… давай я принесу альбом с эскизами к тебе… нет, не к тебе, в гостиную?

- Понятия не имею, где здесь гостиная. Тебе что, вообще некому показать рисунки?

- Селин, - ответил Дар. – Но в последнее время она ходит мрачнее тучи и не интересуется даже собственным отражением в зеркале. Дэв и Сэм заняты. Больше никого нет.

Еще немного, и я начну жалеть бедных потерянных мальчиков Вельзевула. Погрузившийся в работу Самаэль, старший, вынужденный нести за всех ответственность и выслушивать упреки. Взбунтовавшийся Дэваль, мстящий отцу за внезапную нелюбовь. Забытый всеми Дарий, проводящий дни наедине с холстами. Как можно быть настолько плохим отцом?

- Если ты мне соврал, и это очередная выходка твоего брата, я изменю своим принципам и нажалуюсь на вас обоих сразу всем, от Харона до Вельзевула.

- Договорились! – просиял Дар и повел меня к двери в комнату.

Которая, впрочем, оказалась мастерской – спал он явно не здесь.

Огромное пространство – сюда можно было уместить штуки три моих спальни – было заставлено стеллажами и мольбертами. Как и положено обители творческого человека, она была завалена листами, папками и альбомами. Пахло краской. Мне понравилось.

- Так ты их слышишь? – снова спросил Дар.

- Их – это…?

- Комнаты. Зеркала. Лестницы. Дом. Иногда он как будто говорит с тобой. Дэв и Сэм его не слышат. А мне кажется, дому одиноко.

- Это какая-то магия?

- Не знаю. – Дар пожал плечами. – Наверное. В Мотруме много затерянных уголков, подобных этому. Отец не строил особняк для себя, когда он получил власть, то решил, что поселиться отдельно от остального Мортрума – отличная идея. Я спрашивал у Самаэля, что значит шепот, но он отмахнулся.

- А у отца?

- Никогда не было шанса спросить.

- Серьезно? – Я посмотрела на Дара. – Вы не общаетесь?

- Не повезло, - тот развел руками. – Когда я родился, у них с мамой уже все шло наперекосяк. И отец отдалился. Сэм был взрослый, ему пришлось встать во главе министерства. Дэв прочувствовал на себе все прелести развода. Он же очень сильный, его с самого начала прочили наследником. Мама с папой использовали его как оружие. Ну а я был слишком мал, чтобы что-то понимать и кого-то интересовать. Отец ушел к Пределу, с тех пор мы виделись несколько раз.

- Потрясающе. Ему бы книги по воспитанию писать.

- Надо отдать ему должное: он гордится моим талантом. Для иных умение творить – редкий дар. Так меня и назвали. Дар. Дарий. Ну как тебе?

- У тебя талант.

От картин словно исходило свечение. Мягкие мазки, совершенно лишенные привычной грубости масляной краски. Да и масляная ли она была? Больше похожая на пастель или… не знаю.

- Я смешиваю краски с пеплом. Благодаря ему у картин бархатистая поверхность и мягкое смешение. И эффект, видишь, как будто некоторые линии светятся? И это символично. Я использую пепел, в который мы превратили наш мир, чтобы создавать что-то новое.

В основном Дар рисовал людей. С холстов на меня смотрели десятки лиц. Некоторые улыбались, некоторые грустили. Тысячи оттенков эмоций – в глазах, в лицах, в позах и жестах.

- Кто они?

- Души. Студенты колледжа, сотрудники министерства. Стражи, проводники. Я рисую их, чтобы запомнить. После того, как кастодиометр вынесет приговор, они потеряют себя. Отправятся в новую жизнь, с новым телом, сознанием. Или в аид. Эти портреты – последнее свидетельство их присутствия. Знаешь…

Дар оценивающе на меня посмотрел, словно сомневался, что мне можно доверять.

- Мы считаем новую жизнь в немагическом мире наградой. Но как по мне это просто смерть.

И я бы не смогла поспорить, даже если бы захотела.

Были здесь и портреты Дэваля, Самаэля и Селин. Причем последней Дар явно польстил, а вот братьев нарисовал… проникновенно. От холста с изображением Самаэля веяло холодной уверенностью. А в ярких голубых глазах Дэваля почудилась тоска.

- Иди сюда, покажу кое-что еще.

Когда я подошла, Дар снял с одного из мольбертов холст и перевернул. Вместо подрамника на обороте оказалась еще одна сторона, на этот раз с пейзажем. Невероятной красоты звездным небом какого-то иного мира, непохожего ни на Землю, ни на Мортрум.

- После того, как я рисую портрет, то прошу рассказать что-нибудь об их мире. Описать прекрасное место. Что-то, что я могу перенести на холст. Я пытаюсь смотреть на миры, в которых никогда не смогу побывать, чужими глазами.

- Ого, - только и смогла произнести я. – Знаешь, мне говорили, что ты талантливый и все такое. А я пожимала плечами. Ну рисует, и что? На Земле таких рисующих… миллионы!

- Теперь что-то изменилось?

- Да, начинаю думать, что талант – это не умение накладывать на холст краску. А способность увидеть что-то чужими глазами. Это здорово, правда.

- Можно я тебя нарисую? – спросил вдруг парень.

И, надо сказать, окончательно вверг меня в растерянность. Никогда еще меня не рисовали.

- Можешь показать мне кусочек своего мира, Аида?

- А что на оборотах портретов твоих братьев?

Вместо ответа Дар перевернул портрет Дэваля, продемонстрировав тьму, заполнившую холст.

- Так что? Можно я порисую? Это не займет много времени. Час в день – и к выходным я закончу. Пожалуйста. В последнее время мне некого рисовать.

- Если не больше часа… - пробормотала я.

Дар улыбнулся и вытащил из шкафа чистый холст.

Теперь об Аиде Даркблум останется воспоминание. Вне зависимости от места, в которое она отправится после того, как кастодиометр в последний раз взвесит ее душу.

С Даром оказалось интересно болтать.

Мне определенно не стоило ему доверять, но оказалось, что поболтать с кем-то просто так, ни о чем, так хотелось, что я легко отмахнулась от аргументов за то, чтобы это не делать. Подумаешь, участвовал в развлечениях брата. Похоже, Дар готов на что угодно, лишь бы получить хоть немного общения. Сначала я заподозрила, что весь этот образ одинокого никому не нужного художника – лишь способ навешать на уши лапши, но, посмотрев на парня за работой, почти уверилась в правдивости им сказанного. Он действительно много и с упоением рисовал.