– Ну-ка, Юрка, сбегай, глянь, кто там приехал. Только не открывай ворота, спроси, кто там, и беги сюда.
Юра побежал, скрылся за сараем и почти сразу же прибежал обратно, причем с такой скоростью, какой никогда не показывал на занятиях по физкультуре, когда требовалось выложиться по максиму и пробежать стометровку на норматив.
– Что? – в нетерпении дядя Саша мял в руках сигарету.
– Там машина стоит, кажется, «Опель», в ней такие, лысые, в ворота стучат. Я спросил, кто там, а они сказали – свои, дед Пихто, открывай, говорят, главного зови. Кто это, дядя Саша?
Но дядя Саша уже выскочил из салона и побежал в сарай, где в маленьком сейфе в углу у него были спрятаны бумаги и кое-какие деньги. Выбежав с пакетом из сарая, он направился к импровизированной, устроенной тут же на территории свалке и спрятал ценности в металлической бочке, приготовленной к сдаче на лом.
– Кто это там, как ты думаешь? – спросил изумленный Юра теперь уже у Игорька, закрутившего все болты и ожидавшего, когда ему притащат следующее кресло. – И что с дядей Сашей?
– Рэкет, – безразлично сказал Игорек. – В прошлый раз всё обшарили, деньги искали, ничего не нашли, стрельбу устроили.
– И… рэкет? К нам рэкет? – испугался Кирилл, слышавший о таком, но не очень-то веривший в разные страшные рассказы. – Зачем?
– Затем, чтобы ты спросил. Не строй тут… сам знаешь, зачем. Делиться нам предлагают.
– Чем делиться? – Кирилл всё еще не мог понять, к чему такая суета дяди Саши, человека, которого по жизни мало что могло испугать. – Работой?
– Дебил, какой работой? Кому нужна работа, если можно приехать и срубить капусту, на счетчик нас поставить, и каждый месяц мы будем платить процент. Короче, данью нас обложат, если мы хотим работать. Или порежут, у меня в Мурманске так друзей порезали, у них свой автосервис был. Делиться не захотели, и кранты, – Игорек длинным пальцем с погрызенным ногтем провел, едва касаясь, по собственной шее, демонстрируя, как именно должно наступить это самое кранты.
Игорек нехотя сошел с теплохода по мостику и пристани на берег. Кирилл пошел за ним. Дядя Саша суетился в сарае, перепрятывая куда-то папки и коробки с деталями. Волнение вдруг перекинулось и на спокойного до той минуты Игорька. Он неожиданно осознал, что в мастерской их всего четверо и в случае чего отпор дать будет затруднительно. Даже численное преимущество может оказаться не на их стороне. Игорек вытирал руки об штаны, зачем-то взглянул на часы, потом на бегающего туда-сюда дядю Сашу и испуганного Юру, топтавшегося на месте и решавшего, продолжать ли ему таскать кресла или это занятие более никому не нужно.
– Сюда поди, – грубо сказал Игорек Кириллу, предчувствовавшему нечто тревожное и не знавшему, куда себя деть.
В следующие несколько секунд Игорек, предварительно сплюнув, о чем-то эмоционально рассказывал Кириллу на ухо. Снова раздался автомобильный гудок, в ворота принялись стучать: «Долго ждать будем? Открывай, потолковать надо».
– Всё, давай бегом, там пролезешь через забор, – Игорек кивнул в сторону дыры в ограде, наспех заделанной фанерой и листом оцинкованного железа, снова сплюнул и стал искать в карманах сигареты.
Кирилл, отодвинув фанеру, вынырнул за территорию. Он бежал наверх, в горку, с трудом сохраняя дыхание. Он не видел и не мог слышать, как, перекрестившись, дядя Саша открыл скрипучие ворота, как на территорию въехал серый «Опель» с мятой водительской дверью, как из него вышли трое и, ухмыляясь, стали осматриваться. У того, лысого, с огромным брюхом, который был за рулем, во внутреннем кармане кожаной куртки лежал пистолет. Из-за того, что куртка была на размер или два больше, в месте внутреннего кармана она слегка топорщилась, и очертания пистолета угадывались с расстояния нескольких шагов. У Юры по спине бежали мурашки и ноги подкашивались. Игорек стоял спокойно, стараясь припомнить, где – в сарае или на теплоходе – он оставил сигареты. Дядя Саша побледнел, руки его дрожали, и говорил он тонким, чуть срывающимся голосом.
– Чего не открывал так долго?
– Так… работали… руки отмыл от масла…
– Пока стояли, ждали тебя, ссать захотелось, – откинув полы кожаной куртки назад, лысый спокойно расстегнул молнию на джинсах и пустил струю на скомканную старую паклю, лежавшую у забора.
Лысый мочился долго. От струи шел тяжелый сероватый пар. Сотвори подобное кто-нибудь из своих, дядя Саша закатил бы скандал и, схватив нарушителя за шиворот, потащил бы за сарай к туалету. А здесь он по-детски улыбался и подхихикивал. Двое таких же лысых стояли, опираясь на машину, и ржали.
– Инвайт, просто добавь воды, – произнес лысый, застегивая штаны.
– Да-да, – ответил дядя Саша и еще больше покраснел от страха.
– Ну, папаша, мы хотим десять процентов. И не крысятничать. Всё равно узнаю, сколько ты тут заколачиваешь бабла со своими пидорками. Десять процентов каждый месяц, десятого числа. Десять и десятого, любой идиот запомнит, десять десятого. Не слышу?
Лысый ждал, когда дядя Саша взвесит свое далеко не самое завидное положение и, поколебавшись, согласится. Правда, после этого ни о какой спокойной работе не могло и речи идти. Группировки запросто могли повысить ставку или попросить ее выплатить дважды, если требовались дополнительные деньги, а отказ или возмущения были чреваты самыми трагическими последствиями. К тому же волнение дяди Саши скрывало и другое обстоятельство: он давным-давно «ходил под крышей», с самого первого дня, как развернул деятельность своей мастерской. И ежемесячный откат там был куда более скромным. Во время первого визита этой компании дядя Саша особо не волновался, но второе их появление повергло его в ужас. Он усомнился в прочности своей «крыши», способности тех, кому он исправно платит, защитить его от мелких хулиганов, нацепивших кожанки и начавших играть в воров в законе.
– Так мы… мы это… это… под ментами работаем, – с трудом выговорил дядя Саша. – Мы уже… уже заняты, платим.
– Не лечи меня, папаша. Ходили б вы под ментами, они дали б о себе знать. Я тут прочесал почву, поговорил с людьми авторитетными. Не в курсе, что ты под ментами. Ничей ты. А территория тут моя, за всеми слежу, и все платят. А раз все платят, значит, должен платить и ты. Правильно?
– Правильно, по делу говоришь, – закивали двое лысых, стоявших позади.
– Вот, люди подтверждают, был разговор с тобой в первый раз, сейчас, так и быть, я приехал во второй. В третий раз уже не приезжают, потому что приезжать некуда. Порешим здесь и сейчас, при свидетелях. Я за разговор отвечаю, за своих ребят. В обиду не дадим, главное – плати, не крысятничай и не стучи никуда.
– Да под ментами мы ходим, – дядя Саша набрался смелости и принялся возражать. В этот момент он взглянул на Игорька, обнаружил отсутствие Кирилла, снова посмотрел на Игорька, и тот ему подмигнул. – Под ментами.
Лысый подошел к машине и пнул колесо. Один из лысых перестал жевать жвачку и насторожился:
– У нас времени мало, люди ждут.
– Подожди ты, не кипишись, – цыкнул на него главный, очевидно, продумывая какой-то очень весомый аргумент.
Аргумент нашелся: лысый постучал себя по груди, отогнул куртку, сунул руку в карман и достал пистолет. Пистолет был направлен то на дядю Сашу, то на Игорька. Лысый толком не доставал пистолет, а водил им из-под куртки, желая то ли соблюсти приличие, то ли опасаясь посторонних глаз, которые могли заметить неладное. У дяди Саши от волнения окончательно пересохло во рту, и, собираясь произнести очередное оправдание, он закашлялся. Один из стоявших позади, лысый с жвачкой, отошел от машины и заглянул в сарай:
– Слышь, Гладкий, а тут никого, трое на трое.
– Десять процентов, я не уступлю, папаша, порешим миром, не торгуйся со мной, иначе узнаю, где ты живешь, кто живет с тобой, буду приходить к тебе на квартирку, проверять, платишь ли квартплату, не жалуются ли на тебя соседи, – лысый заржал и сунул пистолет обратно в карман. – Да, кстати, первые десять процентов, за этот месяц, мы хотим заиметь прямо сейчас.
