В Кирилле Юра увидел родственную душу, причем почти сразу, с первых недель пребывания в стенах училища. Кирилл не стремился отыскать деньги на импортные джинсы, не любил жвачку и пусть и получал в основном тройки и четверки, но учебой все-таки интересовался, вникал в нее. Как и Кирилл, Юра не гнушался едой из столовой, как это делали другие, более сытые речниковцы. Даже за девочками они ухаживали вместе – за подругами Яной и Таней, десятиклассницами из школы недалеко от Голиковки. С ними они познакомились в видеосалоне. Пока все они, гогоча, смотрели невнятную американскую комедию, пошел затяжной проливной дождь. У Кирилла с Юрой были зонты: и тот и другой экономили деньги и почти всегда ходили пешком. Таня сразу решила, что пойдет под зонтом с Кириллом. Яна и Юра долго мялись, Юра дико краснел и стал заикаться. Таня грезила театром и мечтала сниматься в кино. Идя с ней рядом под зонтом, Кирилл слышал, как Яна рассказывала о планах поступать на биолога или, на худой конец, стать ветеринаром. Юра в ответ отвечал что-то нечленораздельное и выглядел довольно глупо, хотя Яну это забавляло.
Между Таней и Яной было сходство такое же, как между Юрой с Кириллом. Они дружили, словно назло всем, разыгрывая из себя неприступных зазнаек, маменькиных дочек, а наряду с этим ходили и по дискотекам, и в видеосалон за рынком, менялись кассетами – словом, жили самой обыкновенной жизнью.
Ближе к весне Таня с Яной засели за подготовку к экзаменам, выпускным и вступительным, и выходили гулять всё реже. Как-то Кирилл набрался смелости и позвонил Тане по оставленному ею телефону. Трубку снял ее папа, который сообщил, что Таня очень занята, сидит за учебниками, и гулять ее отпустят только в воскресенье. У Юры с Яной складывалось всё примерно так же.
Таня пригласила Кирилла к себе домой на день рождения. Он упорно отказывался и согласился только тогда, когда поздно вечером его в пустой квартире разбудил телефонный звонок и на том конце провода отец Тани попросил Кирилла не выпендриваться и быть мужиком. Кирилл долго думал, что дарить, даже спрашивал у мамы, которая звонила ему почти каждое утро с телефона в цехе. Лена удивилась тому, что у Кирилла появилась девушка, долго охала, забыв про насущные дела. Ее голос заглушал шум оборудования. Из всего разговора Кирилл понял: лучший подарок – книга, и что, идя в гости, нужно чисто одеться и сидеть за столом ровно, выпрямив спину. «Да-да», – ответил Кирилл и прилег еще немного поспать.
Отправившись после занятий в знакомый с детства книжный магазин, куда он часто приходил с мамой, Кирилл застал закрытую дверь и доски на окнах, скрывавшие разбитые, торчавшие огромными осколками стекла. В другом книжном магазине, кроме учебников и дешевого бульварного чтива, напечатанного на плохой бумаге, не было ничего. Когда Кирилл спросил что-нибудь про театр или балет, продавщица посмотрела на него подозрительным взглядом и тут же проверила, закрыт ли ящик кассового аппарата. «За рэкет меня принимает, неужели я и вправду похож?» – спросил сам у себя Кирилл. Его вопрос к самому себе, должно быть, читался на его лице: пожилая женщина, листавшая детективы, вздохнув, сказала: «Да кому это теперь всё нужно-то! Это за углом можно спросить, там, где самовары скупают».
Под вывеской «Куплю-продам золото, серебро, СКВ, самовары» скрывалось помещение бывшей дворницкой, доверху набитой всяким хламом. В проходах между добром сновал молодой человек в кожаной куртке и с довольно характерной наружностью: «Надо чего?»
– Может, есть книги, театр, балет, – замялся Кирилл, – в подарок надо.
– Че, ненормальный? Нет, балет тебе в натуре? – заржал бугай. – Балет-минет!
– Но…
– Да ладно, здесь посмотри, с квартиры какого-то блатного деда сегодня притаскивали, если не выбросили еще.
Выбор был невелик, да и не понесешь же в подарок старую растрепанную книгу. Она выглядеть должна хотя бы прилично. К книгам Кирилл был приучен с детства: читать аккуратно, корешок не перегибать, смотреть картинки и при этом не дергать за страницы. Правда, вся библиотека Лены сгорела в пожаре, и восстановить ее она даже не пыталась – это было никому не нужно. Но в их деревенском доме на видном месте всегда лежал с десяток книг. Читали их днем: портить зрение при свете свечи Лена не позволяла.
Увидев старую книгу про театр, вполне подходившую для подарка, Кирилл спросил: «Почем?» Парень назвал сумму, равную цене пачки «Мальборо». Кирилл отсчитал деньги и вышел. Отчего-то ему стало очень страшно, будто бы побывал он не в грязной комиссионке, а в месте, где творится что-то мерзкое и противозаконное, которое может коснуться и его. Он успокоился, лишь когда вышел на широкий проспект и, на ходу заворачивая книгу в пакет, отправился в сторону дома.
День рождения праздновали в субботу. Таня встретила его в дверях, нарядная и довольная. Если маму Тани Кирилл однажды видел – они с Таней стояли в магазине в очереди, то отца видел впервые. Он был молчалив, просто пожал Кириллу руку и ушел в другую комнату. В квартире всё было в коврах и полированной мебели. Пришла Яна и пара Таниных одноклассников. Родители Тани оказались людьми искушенными: едва заметив в руках Тани книгу, ее отец заохал и рассыпался в комплиментах.
– Ух ты, Academia, и обложка цела, – говорил он, выхватив из рук Тани книгу. – Интеллигентно, молодой человек, очень интеллигентно. Таких ведь мало было выпущено. И к тому же в войну много сожгли, особенно в Ленинграде, буржуйки ими топили.
– Пап, не начинай, сегодня у меня день рождения, никакой школы и истории! И вообще, отдай, это мой подарок, – Таня не поленилась встать и, обойдя стол, взять у отца книгу. – Буду читать про театр, я ведь в театральный собираюсь.
– Интеллигентно, молодой человек, – повторил Танин отец и покосился на другие подарки: пара кассет и флакон разрекламированного шампуня его явно не впечатляли.
Кирилл нервно, по маленькому кусочку ел торт и отпивал чай из большой синей чашки с неудобной ручкой. Они с Таней переглядывались. Родители вскоре поднялись из-за стола и ушли на кухню. В комнате загремела музыка. Кирилл никогда такой не слышал: громкие свистящие звуки следовали один за другим, гремел барабан, и подо всё это не пели, а говорили на английском с заметным пригнусавливанием.
– Нравится? – с восторгом спросила Таня и пустилась в пляс, подергивая телом и вскидывая руки то вверх, то по сторонам. Ее платье, красивое и строгое, подпоясанное широким кожаным ремнем с блестящими металлическими заклепками, едва ли было приспособлено для таких танцев. Оно выглядело нелепо и сильно жало Тане в плечах.
– Что это, Тань? – перекрикивая музыку, спросил Кирилл.
– Нравится или нет? Говори!
– Я не знаю, я никогда такого не слышал?
– Да что ты! Вот деревня!
Намек на деревню обидел Кирилла, но он пропустил его мимо ушей, не придав ему особенного значения. Он же не деревенский, а городской, пусть и прожил десяток лет с мамой в деревне, но вернулся обратно в город. В деревне, конечно, хорошо, но в городе веселее и все ходят не в чем попало, не в старых растянутых трениках, ватниках и резиновых сапогах, а в более пристойной одежде. И в деревне не жила Таня. Обо всем этом Кирилл думал, глядя на Танины кривляния под музыку, но не решался озвучить даже одну мысль из пришедших на ум.
– Это рэп. Неужели не слышал?
– Неа, – покрутил головой Кирилл. – Я вообще музыку не слушаю, тем более такую. Радио иногда, да и то.
– Да что ты говоришь! Не может этого быть!
– Раз я говорю, значит, может.
Таня перестала извиваться и топать ногами, когда кассета закончилась и магнитофон, щелкнув, выключился. Торт был съеден. Одноклассники Тани стали расходиться. «Так, не все сразу, по очереди», – мама Тани командовала в прихожей надеванием курток и открыванием двери. «Идем, проводим их, погуляем», – Таня взяла Кирилла за руку. Он ощущал тепло ее руки, смущался, пытаясь унять и бешено колотящееся сердце и собственную неуверенность. К ужасу своему понимая, что рука начинает потеть, Кирилл пытался вырваться. Таня рассмеялась и с еще большим напором потащила его к двери.
