— Это правда? — властно спросила Ариадна, обратившись к Эйкену.

Тот быстро закивал. «И впрямь смышлёный», — подумал Данталион.

Выждав мгновение, королева, презрительно фыркнув, махнула Беро рукой и скомандовала:

— Верни мальчишку домой.

— Как прикажете, Ваше Величество.

— А как же госпожа Мур? — робко поинтересовался Эйкен, ещё крепче прижав к себе тень.

— Пусть пока побудет под нашим присмотром, — тихо ответил Беро, положив ладони ему на плечи. — Господин Сионий пообещал остаться в особняке, и с ним вам ничего не угрожает. Как только госпожа Мур проснётся, она, я уверен, захочет вернуться. Но пока ей лучше побыть у нас.

Он продолжал убеждать Эйкена, уводя его как можно дальше от королевы, Данталиона и Айше, всё ещё смотрящей себе под ноги.

— Если твой король желает моей помощи, — сказала Ариадна, и Айше, вздрогнув, обратилась во слух, — пусть сам явится ко мне. Я не намерена бежать к нему по первому же зову. Свободна.

Поклонившись, Айше вышла, и двое рыцарей, до этого следивших за Эйкеном, тихо закрыли двери.

— А я что, реально дождусь особого приглашения? — фыркнув, уточнил Данталион.

Не то чтобы у него были силы на глупые шутки или споры. В чужих словах и шагах он слышал крики Терезы, звук, с которым нежная шея Беатрис ломалась, и рычание, вырывавшееся из груди.

Но то был Данте, и королеве плевать на него. Она — лидер коалиции, такая же, как и Данталион, и они должны были решать проблемы, свалившиеся на их головы. Даже если король Джулиан действительно убил Минерву и спас Андера, — в чём Данталион, честно говоря, сомневался, — они всё ещё не знали, где прячутся предатели.

— Завтра состоятся похороны, — вдруг сказала королева. Тихо, безжизненно, будто и не она всего минуту назад была готова растерзать каждого, кто просто смотрит на неё.

— Меня, если честно, не волнует, сколько эльфов погибло сегодня. Пусть с этим разбирается их король.

— А я и не об эльфах.

Данталион насторожился.

— Знаешь, мы едва не лишились ценных ресурсов. Шерая. Йозеф. Сионий. Сам Джулиан, в конце концов. Даже этот мальчишка с тенями. Демоны дышат нам в затылок, убивают нас, точно насекомых, а мы ничего не можем с этим поделать. Сальваторы исчезли. Демоны лезут из всех брешей. Кто-то зовёт их, я знаю, но для чего? Кто командует ими?

— Понятия не имею, — нетерпеливо выпалил Данталион, опустив плечи. — Ты долго будешь терроризировать меня своей тупой философией? Я, если ты не забыла, тоже чуток ответственный. У меня есть дела.

— Твоё дело заключалось в том, чтобы никто не пострадал, — резко ответила Ариадна. — Шерая едва не погибла, а Джулиана никто не сумел остановить. Ты отправил ребёнка в логово к демонам!

— Во-первых, ему тринадцать, он ни хрена не ребёнок! Во-вторых, я отправил его тень, а не его самого.

— Это не отменяет того факта, что ты пренебрёг своими обязанностями! Мы ведём коалицию, Данталион! — неожиданно громко и властно продолжила королева, приблизившись к нему. — И если это будет продолжаться, мы приведём её к войне. Не к столкновениям, преследованиям или охоте. К настоящей войне. Если мы не справимся, этот мир падёт, как и все остальные, и ничего не останется.

На последних словах её голос понизился до шёпота, а по щекам полились слёзы. Данталион окончательно растерялся.

Королева фей не плачет. Она использует чары Сердца и меч, чтобы уничтожить любого, кто посягнёт на жизни или гордость её подданных. Не зря говорят, что феи куда опаснее эльфов и что оружие, которое они создают, намного сильнее.

Но королева фей плакала, и Данталион не понимал, из-за чего. Его сердце всё ещё билось в горле, где застряли крики и слова, которые он не мог произнести из-за хаоса Махатса и Кемены. Воспоминания всплывали одно за другом, не оставляя ему ни секунды на передышку. Пугающее прошлое кусало за пятки, кровавое настоящее смотрело в глаза, а тёмное будущее, окрашенное только хаосом, дышало в затылок.

— Это была Камилла, — выдохнула Ариадна, смотря ему в глаза.

Данталион замер.

— Что?

— Фея, чьи видения становились лишь сильнее. Это была Камилла, — шёпотом повторила Ариадна, её тело начала бить мелкая дрожь. — Я увидела это в её душе. Хаос сломил её, запер внутри, и я видела, как она кричала. Она была рядом, а я не смогла этого понять… Она убила себя сегодня. Перерезала себе горло, перед этим сказав, что видит, как сальваторы сражаются друг с другом. Она…

Голос королевы сорвался, и она, прижала ладонь ко рту, подавив всхлип. Данталион понятия не имел, что ему делать.

Утешать королеву — не его задача. Он помог только один раз, и то потому, что больше никто не мог. Они, кажется, даже друзьями не считались. Всего лишь сигридцы, которые пытаются выжить.

Кое-как выровняв дыхание, королева посмотрела на него, — будто этой мучительной минуты не было, будто Данталион лихорадочно не думал о том, следует ли ему сделать хоть что-то, — и прошептала:

— Моя милая Камилла… Моя милая Камилла видела, как Третий убивает Первую. Сказала, что золото обагрится кровью, и убила себя, сдавшись под натиском хаоса. Всё это время моя Камилла была во власти демонов, а я…

Не выдержав, королева упала на колени и, вцепившись в ткань платья на груди, громко, отчаянно закричала.

— У нас нет времени на твои фокусы, — проскрежетал Маракс, хлопая крыльями.

— Это не фокусы, — огрызнулся Иснан, протянув руку к древней фреске, возле которой и остановился. — Ты разве ничего не слышишь?

— Только твою болтовню, щенок.

— О, Хайбарус, вы и пяти минут не можете провести в тишине? — раздражённо пробормотал Карстарс.

Маракс тут же ответил ему, но Иснан мгновенно потерял интерес к только-только начавшемуся спору. Обычно ему даже нравилось наблюдать, как Карстарс придирался к Мараксу при любой возможности, как доказывал, что тот владеет хаосом далеко не так хорошо, как сам Карстарс, однако сейчас Иснану было не до этого.

Лабиринт пугал его, — в чём он, разумеется, никогда бы не признался, — но и завораживал. Здесь не было ничего из привычного ему мира, и хаос сплетался с магией, принося тысячи голосов, ощущения чужих взглядов и запах горящего дерева.

Вход в Лабиринт отыскали демоны Карстарса, которые начали собираться вокруг него едва не с первой минуты после их появления в этом мире. Дикие Земли и впрямь были его территорией, где он знал каждый сантиметр. Несмотря на то, что последняя Башня, воздвигнутая им, была уничтожена, а Карстарс пострадал из-за сальваторов, он ни на мгновение не показывал слабости или сомнений. И он без лишних вопросов последовал в Лабиринт вслед за Иснаном, тогда как Маракс пытался выбить из Второго подробные объяснения.

Их, в сущности, практически не было. Иснан шёл вслед за своей магией и хаосом, который тонкой нитью тянулся к самому Хайбарусу. Король ждал его в недрах Лабиринта, направлял и помогал, закрывая и открывая другие входы по своему усмотрению. Это доказывало, что Хайбарус был достаточно силён, чтобы противостоят сразу трём сальваторам, что, в свою очередь, ставило Иснана в тупик.

Это место отзывалось на его магию. Некрополи показывали свои истории, отстраивались и рушились, пока Иснан брёл по их улицам, ведомый хаосом. Из глубин океанов и морей поднимались горы, верхушками касавшиеся небес, усеянных звёздами. Дороги переплетались между собой, складывались в один длинный широкий путь, со всех сторон окружённый туманом, бездной и гробовой тишиной. Лабиринт менялся по собственной воле и чуть реже — по воле Слова. С Лабиринтом произошло или до сих пор происходило нечто, что раз и навсегда изменило его основную структуру и что оставалось для Иснана загадкой.

Почему он не мог пройти Лабиринт, хотя был сальватором? Почему вынужден изучать каждое новое место с Мараксом и Карстарсом, надеясь отыскать подсказки? Почему Хайбарус, открывший для них вход, не может провести сразу к себе?