Чамчич поднял сжатую в кулак руку и замер на полуслове. Его прервали звонкие винтовочные выстрелы, прозвучавшие совсем недалеко от моста сходки. Вслед за ними послышалась очередь из пулемета. Стрельба быстро приближалась. Один за другим раздались взрывы нескольких гранат.

Люди в панике бросились врассыпную. Четники, стреляя наугад, стали в беспорядке отходить по узким переулкам, хоронясь за изгороди и деревья. У корчмы остались лишь жертвы экзекуции, лежавшие без сил прямо на мокрой земле. Около них валялись розги из кизилового дерева и несколько папах четников, забытых при бегстве.

Стрельба за селом еще продолжалась, когда рота Лабуда вышла к корчме, где несколько минут назад четники проводили сходку. Будто по заранее разработанному плану, партизаны разбились на группы и стали обходить дома зажиточных крестьян. Отделение Влады Зечевича свернуло к одному из таких домов, отличавшемуся широкими окнами и окруженному крепким высоким забором. Над домом торчали две трубы и из обеих валил дым. Так бывает, когда хозяева ждут гостей. На лай собак, преградивших путь партизанам, из дома вышел плечистый человек в новой куртке из грубого сукна и меховой шапке, довольно старый на вид. У него было мясистое лицо с кожей синеватого оттенка, тяжелые, набрякшие веки и густые седые брови. Водянистые глаза были покрыты сеточкой красноватых линий. Открыв калитку и увидев непрошеных гостей, хозяин от неожиданности вздрогнул, но сразу же взял себя в руки и, изобразив на лице некое подобие улыбки, сказал:

— А, это вы! Благодарение богу, входите, сынки, входите.

Зечевич вопросительно посмотрел на хозяина, как бы желая определить, действительно ли они были здесь желанными людьми.

— В вашем доме есть четники? — спросил Зечевич, внимательно наблюдая за окнами.

— Какие там четники! — ответил хозяин. — Нечего им у меня делать. Я в политику не вмешиваюсь. Человек должен заниматься своим делом и своим домом.

— Мы тоже любим свой дом, — вмешался в разговор Марич. — А все же скажи, отец, за кого ты: за короля или за партизан? Мы предпочитаем знать, с кем имеем дело.

— Правильно, юноша, я придерживаюсь того же мнения. Поэтому и сказал вам, что я ни за кого. Меня ничто не касается, я крестьянин.

— Ладно, это твое право, кого признавать, а кого не признавать, но то, что мы попросим, обязан исполнить, — сказал Зечевич и, сняв с плеча ручной пулемет, поставил его прикладом на землю. — Наша армия еще не имеет собственных складов, поэтому, как говорится, с миру по нитке — и… нам достаточно.

— Красиво у вас получается: «с миру по нитке», — начал ворчать крестьянин, отводя глаза в сторону. — А что я вам могу дать, если уже забрали все подчистую?

— Ну хотя бы хлеб-то есть?

— Побойся бога, сынок, откуда он?

— Совсем нет, ни крошки?

— Ни крошки. Все…

— Тогда откуда во дворе столько свежей соломы? Где же зерно?

— Все забрали.

— Ну хорошо, значит, хлеб отобрали. А картошку?

— Какая картошка, помилуй бог? Даже на семена ничего не оставили.

— Слушай, хозяин, мы не требуем у тебя жареных поросят. Но фасоль-то должна у тебя быть.

— Честное слово, нет ни зернышка, богом клянусь.

— И кукурузной муки не найдется на мамалыгу?

— Ничего нет. Да если б имел, разве мне жалко?

— Надо же, бедный хозяин, все у него отобрали. Но, думаю, ракию-то не могли всю забрать. Стоит, наверное, где-нибудь бочоночек?

— Да что вы?! Ее в этом году совсем не было, на фрукты неурожай.

— Ну а коров доишь? Сыр, масло есть?

— Какое там! Детишки голодные ходят.

Марич с трудом сдерживал смех, слушая разговор с хозяином и удивляясь долготерпению Зечевича.

— Послушай, хозяин, а вода, чтобы напиться, у тебя есть? — спросил он неожиданно.

— Что ты, что ты, откуда она у меня?! — по инерции отказал хозяин и спохватился, поняв, что переиграл.

Партизаны дружно рассмеялись.

— Ну и скряга ты, однако! Или ты жадный только по отношению к партизанам? — повысил голос возмущенный Зечевич. — Сейчас посмотрим, действительно ли у тебя ничего нет!

Он отстранил старика от калитки и направился к дому. За ним последовало еще несколько бойцов. Хозяин, по-прежнему пытаясь держаться независимо, тем не менее как-то сразу сник и, опустив голову, пошел за Зечевичем и его бойцами.

Дом был двухэтажный. На первом этаже размещались кухня, кладовая и другие подсобные помещения. Когда Зечевич открыл дверь в кухню, в нос ударил острый запах разных яств. У него буквально закружилась голова. К тому же здесь было жарко как в бане. Он увидел перед собой большую железную плиту, в топке которой бушевал огонь. На плите стояло несколько кастрюль, в которых что-то варилось. Из одной кастрюли вырывался пар, и крышка на ней подрагивала. Через открытую дверцу духовки виднелся круглый противень с уже готовым слоеным пирогом.

Иронически улыбаясь, Зечевич молча отодвинул локтем женщину, хлопотавшую у плиты, и заглянул в каждую кастрюлю. Он был поражен количеством пищи. В одной кастрюле тушилась капуста вместе с различными пряностями, Другая была доверху забита голубцами, а в широких низких кастрюлях румянились плов, картофель и жареные цыплята. Возмущенный открывшейся ему картиной, Зечевич схватил с одной из кастрюль крышку и швырнул ее на земляной пол, под ноги хозяину.

— Как же понимать твои слова, что тебе детей нечем покормить? А это для кого? Или все это приготовлено для четников? Для них, выходит, и пироги, и плов, и жареные цыплята, и голубцы, а партизанам воды жалеешь?

— Сила милостыню у бога не просит, — прогундосил хозяин себе под нос, вытирая рукавом вспотевший лоб.

— Хорошо, хорошо, коли так, бог нас тоже силой не обидел, и мы не меньше других любим пироги и цыплят. — Он повернулся к бойцам, стоявшим за его спиной: — Ребята, осмотреть весь дом, и что найдете из продовольствия, несите сюда.

— Как думаешь, Влада, может, и его с собой заберем? — предложил Космаец, озорно улыбнувшись и кивнув головой в сторону хозяина. — Лабуд любит такие трофеи.

Зечевич строго посмотрел на юношу.

— Делай, что приказано. Остальное — не твоя забота.

Бойцы разошлись по дому выполнять приказание. На втором этаже было несколько комнат, хорошо прибранных, богато обставленных, с картинами на стенах и иконами по углам. В комнате, служившей для приема гостей, партизаны увидели длинный стол, по одну сторону которого стояла дубовая скамейка, а по другую — венские стулья. Стол был уже накрыт к обеду. По центру стола между многочисленными тарелками с закуской возвышались бутылки ракии. Все это, видимо, было приготовлено для четников, которых в этом доме принимали как дорогих гостей. Конечно же здесь должен был обедать новоиспеченный воевода Космайского края Стоян Чамчич. Рядовых четников так не принимают. Для них не пекут пирогов, им не ставят стопки и дорогие тарелки.

— Ракию оставить хозяину, — сказал Влада, когда Марич и Космаец поставили перед ним четыре бутылки ракии, — а еду всю забирайте. Хозяйка, приготовь-ка нам свои кастрюли, — сказал он женщине, которая все это время стояла в сторонке, засунув руки за фартук, и не проявляла особого беспокойства. — Может быть, нам понравится, как ты готовишь, и бойцы будут тебе благодарны.

— Буду рада, если вам понравится, — ответила женщина. — Теперь мне не будет жаль своих трудов.

— Ты, наверное, не первый раз этим занимаешься, думаю, что и не последний.

Женщина осторожно обернулась и, увидев, что никого из домашних в кухне не было, сказала:

— Какое там первый! Свекор ненавидит меня из-за брата и всякий раз, когда наезжают четники, требует, чтоб я им готовила… Откуда вы?

— Из здешних краев, отсюда недалеко.

— Может быть, знаете Лунета? Это мой брат. Он в партизанах. Если встретите, скажите ему, что я накормила вас хорошим обедом.

— Обязательно скажу, если встретимся, — заверил ее Зечевич. Он позвал Космайца и попросил его найти хозяина, который незаметно куда-то исчез. — Хочу поблагодарить его, — сказал Зечевич, — такого обеда у партизан еще никогда не было.