Литмир - Электронная Библиотека

Листопад

Листопад - img_1.jpeg
Листопад - img_2.jpeg
Листопад - img_3.jpeg

ЛИСТОПАД

Роман

Листопад - img_4.jpeg

Перевод с сербскохорватского В. И. ЗАВЬЯЛОВА

Для нас была весна, а для него осень, закат жизни.

Неслышным шепотом опадали увядшие листья — дни. Он спокойно, без тоски и боли, покидал нас, будто достиг всего, о чем мечтал, осуществил все свои желания и планы.

— Об одном прошу тебя, не пиши в газетах о моей смерти, — сказал он мне при последнем моем посещении. — Мои недруги не должны этого знать.

Мое задумчивое молчание вызвало на его поблекшем лице грустную улыбку. Это была его последняя улыбка. Через два часа он скончался, оставив нас в вечной печали.

На Космае до сих пор о нем ходят легенды. Крестьяне его родной деревни воздвигли ему памятник из черного мрамора. Вместо надписи на памятнике высечены штык и роза.

Тихомир Ачимович

Село Рогача

22 сентября 1966 года

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Листопад - img_5.jpeg

По дальним холмам и возвышенностям потянулись лиловые полосы тумана. Изломанная линия горизонта терялась в темноте. Медленно и незаметно на Космай[1] опускались холодные и жутковатые осенние сумерки. Все вокруг устало дремало, придавленное гнетом тишины и таинственности, которая вытекала из каменных недр и, словно видение, парила над землей. Вершина горы хмурилась под покровом тяжелых облаков. Уже несколько дней не было видно солнца, а в сумерки начинал моросить мелкий колючий дождь. Повсюду по земле пролегли дождевые дорожки.

Все дышало осенью, настоящей, глубокой шумадийской[2] осенью, наполненной запахами сырой земли и набухших палых листьев. С каждым днем все реже слышались печальные крики журавлей, давно улетели ласточки, замолкли перепела, и только многочисленные воробьи, сбившиеся в стаи, оглашали окрестности своим испуганным чириканьем. На всем вокруг лежала печать какой-то озабоченности, одиночества, печали и легкой тревоги. В лесу становилось все спокойнее и умиротвореннее, лес опустел — ни крестьяне из ближних деревень, ни цыгане сюда больше не заглядывали. Только Пейя Лолич иногда приходил в этот глухой уголок, будто хотел оживить в своей памяти картины прошлого. И пока сумрак не скрывал Космай, Лолич неподвижно стоял на голой вершине и с интересом рассматривал села, разбросанные по склонам рассеченных глубокими оврагами, усаженных кривыми рядами деревьев, покрытых садами и перелесками холмов.

Лолич любил смотреть, как белые крестьянские дома с красными крышами пропадали из виду в наползавшей тени сумерек и как весь многоцветный пейзаж превращался в один большой однотонный ковер.

С малых лет Лолич любил эту холмистую часть Шумадии с ее небольшими нивами и пастбищами, небогатыми садами и огородами, красивыми домиками, внешне всегда спокойную, погруженную в свои заботы и невзгоды, с устоями старины, тщательно и заботливо оберегаемыми народом, любил он эту красивую гору, высоко взметнувшуюся над разбросанными внизу мирными селами, которая походила на гигантский могильный холм, воздвигнутый над останками неизвестных героев, и о которой с глубокой древности до наших дней слагаются красивые легенды. Лоличу всегда казалось, что он уцелел в сумбуре прошлой войны лишь благодаря глубокой любви к родному краю, что он вытащил свою жизнь из вихря смерти для того, чтобы передать молодому поколению через свои книги эту большую, неисчерпаемую любовь. И теперь, пользуясь любой возможностью, он приходил сюда, чтобы вспомнить прошлое, восстановить в памяти некоторые прежние события, которые не вернешь и возврата которых он бы не хотел. Время делало свое дело, многое стерлось в памяти, но было и такое, что осело глубоко в душе, не забывалось. Сквозь годы оно казалось все милее и дороже, как минувшая молодость, которая живет вечно лишь в памяти и никогда в действительности.

Отсюда, с этой крутой вершины, похожей на большую спиралеобразную раковину улитки, иссеченную бурями и невзгодами, покрытую глубокими трещинами, зеленым мохом и красно-желтыми опавшими листьями, — отсюда началась настоящая жизнь Пейи Лолича, целеустремленная сознательная жизнь молодого романтика, довольно хорошо знавшего, чего он хочет от жизни и что отстаивает на этом свете. Лолич и сейчас был еще довольно молод. Ему было чуть больше тридцати пяти лет. Но глубокие морщины, изрезавшие лоб над густыми бровями, и пряди седых волос говорили о том, что за плечами этого человека лежит очень трудная жизнь.

Действительно, с юных лет Лолич включился в трудную борьбу за право на человеческое существование. Он сознавал, что эта борьба будет длительной, что она продолжится и после того, как его уже не будет в живых. Лолич любил окружающую его жизнь, любил свои повседневные дела, которым отдавал всего себя целиком. Он гордился тем, что в достижениях новой жизни есть его непосредственный вклад, и считал себя ее неразрывной частицей. Прошлое и настоящее, обыденное и героическое слились в его сознании в тугой узел, такой же неразрывный, как земля и воздух, как жизнь и смерть, как человек и любовь.

Человек, сформировавшийся и закалившийся в огне борьбы, особенно остро ощущает свою причастность к действительности. Все для него имеет свою причину, свой остов, прочный и непоколебимый, на который всегда можно опереться. Жизненный корень Лолича, определявший всю его сущность, находился на отрогах этой горы, в сплетении великих, незабываемых событий. Здесь, на Космае и в его окрестностях, где скрещиваются извилистые волчьи тропы, а по дну глубоких ущелий мчатся холодные потоки, Лолич перенес нечеловеческие муки и лишения.

Окинув взглядом крутые горные тропы, по которым в тысяча девятьсот сорок первом году партизаны выбирались из железных тисков смерти, Лолич вдруг заметил, что в его направлении следует какой-то человек, на первый взгляд довольно пожилой и усталый. Лолич инстинктивно почувствовал, что эта встреча не принесет ему добра, и насторожился. Человек часто останавливался, крутился на одном месте, оглядывался назад, будто кого-то ожидал увидеть. Временами он пропадал в зарослях кустарника, чтобы вновь появиться на полянках. Лолич ни на минуту не упускал его из виду, следил за каждым его шагом, как когда-то в войну наблюдал за вражескими солдатами, пытаясь догадаться, что ищет здесь этот старик в столь неурочное время. Жители ближних сел сюда не заглядывают. Они боятся этого места, так как им кажется, что из-за каждого камня, из-за каждого куста на них смотрят те, кто погиб здесь, защищая родной край. «Да, много здесь осталось наших, — с тяжелым вздохом и внутренней болью подумал Лолич. — Из всего отряда нас уцелело двадцать пять человек».

Осенью сорок первого, когда партизаны были вытеснены из всех районов Шумадии, только на Космае и в его окрестностях продолжалась отчаянная борьба. Здесь бесстрашные космайцы кровью писали новые страницы героической летописи своего края.

Остатки отряда, отступая, ушли в направлении Санджака[3] в то время, когда последние ласточки улетали на юг. Весной следующего года ласточки вернулись в родные места, но уже не все, как не все возвратились к себе домой партизаны. И сейчас, наблюдая за заплутавшим путником, Лолич подумал: «А может, он тоже одна из тех ласточек, которая когда-то отбилась от стаи и затерялась на длинном, тяжелом пути, а сейчас возвратилась и ищет свое разоренное гнездо?..»

вернуться

1

Космай — гора в Сербии.

вернуться

2

Шумадия — район Сербии южнее Белграда.

вернуться

3

Санджак — район Западной Сербии.

1
{"b":"846836","o":1}