— Спасибо за то, что помог Милли этим летом. — От имени Милли, произнесенного мне на ухо, у меня внутри все переворачивается. — Просто дай ей немного времени, Ноа, — говорит она, отстраняясь и сжимая мои руки.

Я киваю.

— В любом случае, — продолжает она, — я пришла сказать, что Роман готов к отдельной фотке парней, и тогда мы, наконец, закончим. И слава богу, потому что я умираю с голоду.

Я смеюсь и целую ее в щеку.

— Мы быстро, — говорю я ей. — Я позабочусь о том, чтобы Роман не устроил целую фотосессию.

Кто-то зовет Бет по имени, и я быстро убегаю, проходя через приемную, чтобы найти других парней. Я не обращаю внимания и в итоге сталкиваюсь с Милли. Ее бокал разлетается в стороны, и она, спотыкаясь, отступает назад, размахивая руками.

Я хватаю ее за талию как раз перед тем, как она падает. Прижимая ее к своему телу, стараюсь удержать ее от падения на задницу. Милейший удивленный писк слетает с ее губ, ее руки крепко сжимают мои бицепсы.

Пока она не понимает, кто я такой.

— Прости. Я тебя не видел, — говорю я ей, когда она отстраняется от меня, как будто я дал ей пощечину.

— Странно, — бормочет она себе под нос, поправляя платье. Черт, она выглядит потрясающе. — Могу поклясться, что ты весь день не смотрел ни на что, кроме меня.

Милли одаривает меня легчайшей улыбкой, когда снова поднимает на меня взгляд. Мое сердце воспаряет от той единственной маленькой победы, которую она мне подарила. Она подшутила надо мной, и я вижу гребаную улыбку. Я мог бы разразиться песней и танцем прямо здесь.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорю ей. Я сопротивляюсь тому, чтобы протянуть руку и прикоснуться к ней, хотя мне этого очень хочется. У нее выбившаяся прядь волос, которая все время падает на лицо, и мне хочется заправить ее за ухо. Но я знаю, что еще слишком рано. Я еще не сказал того, что должен был сказать.

— Спасибо. — Ее голос тих, и она больше не смотрит на меня. Мили пытается смотреть куда угодно, только не на меня. И я просто смотрю на нее, потому что не могу перестать смотреть на нее. На этой свадьбе для меня больше никого не существует. Для меня больше никого и нигде не существует. Она — это все.

— Ты получила мое письмо? — спрашиваю я ее, стараясь подольше удержать ее поближе к себе. Я знаю, что должен идти, но не хочу оставлять ее одну.

— Ноа! Быстрее! — кричит Роман оттуда, где собираются все ребята.

Она игнорирует мой вопрос, все еще пытаясь найти что-нибудь, на что можно посмотреть.

— Милли, я скучаю по тебе, — говорю я в то же время, когда она говорит:

— Тебе пора идти.

— Милли, пожалуйста, удели мне время попозже? Всего пять. Это все, что мне нужно.

— Две, — возражает она. Уголок ее рта угрожающе приподнимается, но она быстро его прикрывает.

— Четыре, — выпаливаю я в ответ, отодвигаясь так, чтобы она была вынуждена посмотреть на меня.

Ее глаза с вызовом щурятся на меня.

— Три.

— Договорились. — Я улыбаюсь ей сверху вниз и протягиваю руку. Я хочу, чтобы она взяла, пожала мне руку, прикоснулась ко мне любым физическим способом. Хоть как. Что-нибудь.

Ну же, Милли.

Она закатывает глаза и одаривает меня еще одной легкой улыбкой, прежде чем пожать мне руку, а затем уходит, чтобы поговорить с кем-то еще. У меня есть шанс. Это будет моя последняя возможность все исправить, позволить ей увидеть, как я искренне сожалею и как сильно люблю.

— Ноа! — Роман снова кричит. Я в последний раз смотрю на удаляющуюся фигуру Милли, прежде чем бежать трусцой к другим парням.

Я даже не обращаю внимания на то, что происходит. У меня лишь на уме то, что я буду говорить Милли и как изложить все за три минуты. Я повторяю это снова и снова, улыбаясь в камеру и пытаясь отпраздновать женитьбу лучшего друга.

Но за спиной Романа Милли наблюдает за нами краем глаза, отвлекая все мое внимание. Она разговаривает с людьми, смеется вместе с Бет и потягивает новый бокал шампанского.

Она кажется такой непринужденной. Но эти глаза… эти прекрасные голубые глаза продолжают возвращаться ко мне. И я не могу не принять это как знак того, что, возможно, мое письмо что-то изменило. Может быть, еще есть надежда.

Милли

Весь день я чувствовала на себе этот пристальный взгляд, словно тонну кирпичей. Ноа не сводил с меня глаз. И я не знаю, как к этому относиться.

Черт, кого я обманываю? Мне это нравится. Когда он перестает смотреть на меня, чтобы заговорить с кем-то, я чувствую себя обнаженной.

Я стою посреди танцпола, пою и танцую с Тиффани. Бет и Тедди позволили мне взять ее с собой, чтобы она могла повидаться с Романом, пока он здесь. И даже несмотря на то, что он постоянно фотографирует, она танцует для него под каждую песню.

И я бы солгала, если бы сказала, что не делала того же самого. Каждый раз, когда мои волосы развеваются или покачиваются бедра, я делаю это для Ноа, надеясь, что он заметит и ему понравится. Бет сказала сегодня утром, что прошлой ночью он снова поссорился с Брэндоном из-за того, что тот что-то сказал обо мне… опять. И, судя по его взгляду, Брэндон хорошенько врезал ему, прежде чем Ноа прикончил его.

Мне интересно, когда он придет поговорить со мной. Я сказала ему, что у него есть три минуты. Когда он их использует? Ожидание убивает, желудок скручивается, как крендель, от беспокойства. Я просто хочу покончить с этим. Знаю, что сегодня вечером мне предстоит принять важное решение.

Тиффани улыбается и наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.

— Выслушай его, — говорит она, отстраняясь и подмигивая.

В тот момент, когда она вырывается из моих объятий, я чувствую, как кто-то подходит ко мне сзади. Я знаю, что это Ноа, потому что никто другой не может заставить меня чувствовать себя так, просто стоя рядом. Волосы на руках встают дыбом, а по коже пробегают мурашки.

— Милли, — говорит он, когда я оборачиваюсь. Он так хорошо смотрится в своем черном костюме и галстуке. У него все еще есть загривок, но он подстрижен, каштановые волосы зачесаны назад и убраны с лица, демонстрируя скульптурные скулы. Я едва вижу синяк благодаря консилеру.

— Привет, — говорю я. Потому что это единственное, что я могу выдавить из себя.

— Можешь мне сейчас уделить эти три минуты? — Ноа улыбается мне сверху вниз, отчего у него на щеке появляется дурацкая ямочка. Он протягивает руку и убирает выбившуюся прядь волос с моего лица за ухо.

Все еще играет громкая музыка, люди танцуют вокруг нас, но я чувствую, что сейчас здесь только мы, когда мы смотрим друг на друга. Это как в той сцене из «Гордости и предубеждения», когда Кира Найтли и Мэтью Макфейден танцуют вместе, а все остальные исчезают. Клянусь, я услышала, как между нами летает пыль.

Я понимаю, что просто стояла здесь и смотрела на него, вместо того чтобы ответить на вопрос. Поэтому киваю и позволяю ему взять меня за руку, чтобы увести прочь от торжественной палатки и спуститься к береговой линии. Музыка уходит на задний план, и мы остаемся наедине с грохочущими волнами.

— Ты получила мое письмо, — начинает он.

— Да. И флешку.

— Жутко? — спрашивает он, и на его лице расцветает улыбка. Но я могу сказать, что он немного смущен этим. Его щеки слегка порозовели, и я думаю, что это первый раз, когда я вижу его таким.

— Немного жутковато, — поддразниваю я.

— Ты должна знать, Милли, все, что я написал в этом письме, — чистая правда. Я так невероятно сожалею о том, что наговорил тебе в тот день. И как я относился к тебе. Это непростительно.

Ноа делает шаг ближе ко мне, и вместо того, чтобы отодвинуться, я позволяю ему вторгнуться в мое пространство. Я позволяю его запаху перебить запах океана и завладеть моими чувствами. Я так сильно скучала по нему, что сейчас мне трудно дышать, находясь рядом с ним.

— Я прощаю тебя за то, что произошло тогда, — говорю я ему. И это чистая правда. Я достаточно долго таила в себе эту обиду. Люди постоянно совершают ошибки. — Мы оба были молоды. Перекладывать всю вину на тебя было несправедливо. Мне следовало сообщить об этом заранее. Мне не следовало возлагать на тебя столько надежд в ту ночь.