И вот теперь я вдруг понимаю, как ошибалась. Как мне отчаянно не хватало вот таких сонных, случайных посягательств на личное пространство. Он просто перекинул через меня руку, видимо, подтягивая во сне поближе, что вполне понятно в свете последних событий. Видимо, подсознание работает в режиме «хватай-тащи» и не мне это осуждать.

Я лежу, лениво рассматриваю его пальцы, считаю вдохи, и вообще всеми силами стараюсь не сделать лишнего движения, чтобы не разбудить его. Вспоминаю его бывшую, блондинку в красном, пытаюсь представить ее лицо, но понимаю, что ничего толком не запомнила. Ее глаза были яркими и темными, она разве что молнии ими не пускала, и все время задевала руками длинные светлые волосы. Рита, так ее зовут. Очень красивая женщина, признала бы я в иной ситуации.

Верить Диме или нет, я решила еще вчера, так что даже анализировать все это не собираюсь. Одна только деталь смущает – почему она так легко открыла дверь? Кто дал ей ключи? И может ли в этом быть замешан Лёша?

Димина рука вдруг движется ниже и обвивает мою талию, и я вздрагиваю от неожиданности. Вот тебе и рассвет, кто просыпается так рано, особенно после насыщенного вечера?

- Никогда бы не подумал, что ты жаворонок, - теплое дыхание обдает шею, и я предательски покрываюсь мурашками.

Он отлично знает, какое влияние на меня сейчас оказывает, какое впечатление производит, и ему явно плевать. Его голос совсем не сонный, только чуть более хриплый, чем обычно и это очень волнует.

- И правильно, не думай. Я махровая сова, дай мне волю, буду спать до часу дня, и мне даже не будет стыдно.

Мы оба остаемся на месте, не движемся, как будто застыли в янтаре. Конечно, я боюсь как-то не так вынуться, повернуться к нему лицом, но самое страшное, если он уберет свою руку. Благо, он даже на миллиметр ее е сдвигает, но я чувствую, что он весь напрягся, как будто тоже решает в уме сложные уравнения.

Если неловкость умножить на растерянность, что получится? Среди двух переменных, которая боится больше? Что нужно сделать с терпением во второй части уравнения, если в первой мы его отнимаем?

Все верно, мы две переменные, значение которых друг другу только предстоит узнать. И терпение что у него, что у меня, точно заканчивается.

В какой-то момент его рука исчезает и я, повернувшись вслед за ней, оказываюсь в ловушке. Дима нависает надо мной и ждет какого-то подтверждения, наверное, а я его, сама того не зная, даю.

Он целует меня так, что голова начинает кружиться, потолок и пол меняются местами, кружатся и растворяются в его глазах, его дыхании, движении его рук, тех самых, от которых я с ума сходила в семнадцать лет. Я точно знаю, что все именно так и должно было быть. Паззл складывается, и все вокруг – это его части, так что я вижу всю картинку, наконец, впервые в жизни я ее вижу.

Мне хочется сказать ему что-то важное, слова рвутся из груди, из горла, но почему-то никак не могут обрести форму.

- Ты уверен, что любишь меня? – спрашиваю я на выдохе. И слова выходят глухие, еле слышные, мне кажется, что это больше похоже на шепот.

- Конечно.

Он целует меня опять, еще горячее и крепче, а я все пьянею и пьянею от его губ. И не верю, что он целует меня, а я его.

- Я не уверена, но по-моему я тоже… Тоже тебя люблю.

Меня заливает краска, сказать это было даже страшнее, чем лечь с ним в одну постель. Я зажмуриваюсь, но он так нежно гладит меня по щеке, заставляя открыть их, что я нерешительно подчиняюсь.

- У нас еще очень много времени, чтобы убрать из этого предложения все слова, кроме трех самых главных, - выдыхает он в мою шею.

А я только согласно киваю. Да, все верно, у нас очень много времени, чтобы всё уточнить и понять. Но, наверное, для этого понадобится всего-то минут пять.

Или две.

Или вот этот поцелуй меня уже убедил…

А потом он ведет руку ниже, целует меня крепче, вздыхает как-то особо хрипло и весь мой мир медленно, мееееедленно уходит на второй план, а потом и вовсе меркнет.

Любовь между мужчиной и женщиной бывает разная, я пришла к этому только в свои двадцать семь. Я наблюдала за родителями, потом за мамой и отчимом, и видела совсем разные модели отношений. Я не знала, какая их них правильная, но хотелось изобрести какую-то свою.

Потом появился Фёдоров, там хоть и была любовь, такая юная, почти подростковая, но никаких моделей в ней, конечно, не было.

Лёша задал какую-то свою, новую модель, которая заключалась… в отсутствии модели.

Это был какой-то странный взаимоисключающий микс. Было и партнерство, и отношение свысока, как к ребенку, и «детка, я решу все твои проблемы», и «это вообще не проблема, чтобы ее решать». Были и цветы без повода, и серые, безликие подарки, типа сертификатов в крутые магазины, где я никогда не была. Зная, что я хочу велосипед, он мог подарить мне курс тенниса, потому что решил сам на него ходить, а потом высмеивать модель велосипеда, который в итоге я покупала сама. Он мог легко пропустить важную для меня встречу без особых предупреждений, никогда не хотел забирать меня с работы, даже если я просила, и страшно не любил вместе фотографироваться.

Ничего совсем уж плохого, до последнего времени, конечно, но и вовлеченности никакой.

Какую модель отношений задаст Дима, и могу ли я на это повлиять? Вот это вопрос так вопрос.

Пока вместо роз у меня цветы всего мира, частые сообщения, много нежности… и он слушает меня, и слышит.

- Ты думаешь обо мне, я угадал? – его руки опускаются на мои плечи и аккуратно сжимают. Такой секундный расслабляющий массаж и одновременно объятие.

- Как самоуверенный, Фёдоров! – резко поворачиваюсь в его руках и успеваю поцеловать его в щеку. – Не всё же время мне думать о тебе.

- Почему? Я же о тебе все время думаю, - он улыбается какой-то невыносимо теплой улыбкой и у меня щемит в груди. Ну, надо же, кто бы мог подумать, что мы встретимся спустя столько лет, будем работать в одной (его) компании, а расставаться только поздно вечером и далеко не всегда. Мы встречаемся, так это до сих пор называется.

Вот уже неделя прошла после наших жизнеутверждающих, судьбоносных выходных, а я всё поверить не могу. Я его люблю. Надо же. Каждый день пробую это слово на вкус, но ни разу больше не произносила его вслух. Зато в половине случаев опять называет его по фамилии, потому что мне опять это нравится.

- А я думаю о том, кто дал твоей бывшей ключ. О том, что Лёша подозрительно затаился, но это еще явно не конец. И вообще, соблюдай субординацию!

- Я звонил ей сегодня, как раз хотел тебе рассказать. Она говорит, в почтовый ящик положили конверт с адресом, ключом и запиской. Там была какая-то пафосная речь, что любовь всей ее жизни (это я) пал от чар мошенницы (это ты) и надо его (меня) спасать. Всё чистое, концов нет, отпечатков тоже. На камерах просто курьер, возник ниоткуда, пропал в никуда.

- Это может быть дело рук Лёши. Я говорила, у него руки длинные, но как это доказать? Нельзя же наказать невиновного человека, отдав журналистам на растерзание, - пожимаю плечами я.

-А я бы отдал. Правда последствия непредсказуемы.