- Я вступил в Орден только год назад, — огорошил меня храмовник после долгой паузы, когда я уже подумывала срочно кликнуть сыскарей. — А до того путешествовал с бродячим цирком.

- А…

- Пел, — горько усмехнулся Раинер, не дожидаясь, пока я отойду от шока в достаточной степени, чтобы задать осмысленный вопрос. — В соседнем герцогстве, в отличие от Ордена, менестрелей привечали. В пределах разумного, конечно. В города нас пускали только на праздники. На очередном Равноденствии присутствовала сама герцогская дочь…

Он так вздохнул, что я уже стиснула зубы и приготовилась слушать историю о неравной любви. Что там еще могло быть? Наивной аристократке понравилось пение, повлекло к туману странствий и ореолу таинственности, окутывающему любого путешественника. Раинер же отлично понимал, какое впечатление производит, и наверняка воспользовался ситуацией в сугубо личных интересах. А потом об интрижке проведал папа-герцог, и артистам пришлось уносить ноги — хорошо еще, если все успели…

- Я от нее удрал.

Несколько секунд я просто смотрела на него, не веря собственным ушам, а Раинер продолжал — каким-то отстраненным, равнодушным голосом, будто рассказывал вовсе не о себе.

- Оглушил ее пажа, запер компаньонку в уборной, где она велела дожидаться, и ушел из цирка, пока маркиза смотрела на выступление жонглеров. До границы герцогства было больше недели пути, еще два — до храма… меня даже не хотели поначалу брать в дружину, в такого доходягу я превратился. Но в послушники приняли, и тогда я дал обет безбрачия. Когда герцог, тронутый обидой дочери, нашел меня, было поздно.

Кажется, у меня было странное выражение лица, потому что Раинер неожиданно вспылил:

- Что?! Это была единственная дочь чертова герцога!

- Это была единственная дочь чертова герцога, — поддакнула я. — А ты променял ее на компанию потных мужиков и бродячих мертвецов.

На Тангарре за последние слова я бы здорово огребла (костер, костер и еще раз костер!), но Раинер успокоился так же неожиданно, как и разозлился.

- Если ты из тех, кого влечет романтика странствий и случайных связей… — он окинул меня рассеянным, отстраненным взглядом и отвел глаза. — В цирковой труппе был немой скопец. Жонглер, к слову. Он как-то крутил роман с прекрасной маркизой и несколько недель жил в замке. Был счастлив, наверное. А потом он ей надоел.

Меня продрал холодок — таким ровным тоном Раинер это произнес.

- Сплетни, конечно, все равно ходили, — помолчав, добавил храмовник. — Всем слугам язык не отрежешь. Но сам герой-любовник молчал и другой женщине уже точно не достался бы, а остальное маркизу волновало мало. В общем… если я и променял несколько недель с герцогской дочерью на бродячих мертвецов, то не жалею об этом. Ничуть.

А мне вдруг совершенно иррационально захотелось его обнять. Словно передо мной сидел не битый жизнью десятник из храмовой дружины — а все еще юный менестрель, вынужденный учиться обращаться с мечом и часами стоять на коленях в холодной келье из-за прихоти избалованной девчонки.

Что ему после этого небольшое путешествие в другой мир? Мало ли стран он успел повидать?..

- Думаю, тебе стоит рассказать об этом лейтенантам, — посоветовала я, справившись с неуместным порывом.

- Стоит? — вдруг с нажимом переспросил Раинер, заинтересованно подавшись вперед.

А я осеклась и почему-то с полминуты вдумчиво смотрела на тронутую робким загаром полоску кожи под воротом рубахи — вместо того, чтобы сообразить, что за какой-то несчастный год можно либо научиться сносно владеть мечом, либо вызубрить все храмовые литании. Но никак не одновременно. А умение махать кулаками, увы, в повседневной жизни было куда актуальнее — пока в город не прокралась чума…

Когда-то — кажется, целую вечность назад, — я пришла к нему с похожим вопросом, не зная, как отнесется храм к моим идеям по поводу местонахождения нахцерера. А теперь Раинер и сам хотел бы знать — стоит ли говорить своим новым хозяевам, что выучил только самые ходовые молитвы.

«Ему просто некого больше об этом спросить», — напомнила я себе, давя неуместное умиление и самодовольство.

И подумала, что у герцогской дочки-то губа не дура…

— На твое счастье, ты сейчас под покровительством официальных властей, которые поостерегутся и похищать кого-то поопытнее, и вышвыривать тебя, как отработанный материал, — подумав, сообщила я. — Вряд ли МагПро будет довольно, но поделать ничего не сможет, опасаясь скандала. Строго говоря, они и задерживать тебя больше, чем на трое суток, не должны, но наверняка надеются в случае чего отговориться затяжной бумажной волокитой в связи с отсутствием прецедентов. Хотя твое согласие как оправдание отказа в депортации куда предпочтительнее. А вот если ты промолчишь, а потом выяснится, что есть литании и поинтереснее… — я бессмысленно уставилась на стену за его спиной: она, по крайней мере, не сбивала меня с мысли. — Тебя могут обвинить в нарушении условий контракта, а меня — в утаивании государственно важной информации. Тюрьмы здесь, конечно, по виду куда лучше ваших келий, но я все же предпочла бы оставаться на свободе.

Раинер кивнул с таким видом, будто и сам пришел к тем же выводам — а теперь я их подтвердила. А потом встрепенулся:

- К слову, о кельях. Откуда, говоришь, ты знала про второй выход из мертвецкой в Соборе?

Я обреченно вздохнула и налила себе еще чашку чая, как никогда сочувствуя Старшому. Он-то прошел со мной через все то же самое: и отказ разговаривать, и вспышки гнева, и молчаливое отрешение, будто эта новая реальность меня не касалась, — и через затяжной период бесконечных вопросов, усложненных языковым барьером. Если задуматься, мне с Раинером повезло куда больше.

- Это не собор, — безжалостно огорошила я его. — Это типовая офисная высотка… такое здание, где люди собираются для бумажной работы. Очень старое. Ему, должно быть, что-то около трехсот лет.

Храмовник помолчал, переваривая сказанное, и осторожно произнес вполголоса:

- Прежний настоятель как-то говорил, что это город построили вокруг Собора, а не Собор в городе, — как будто и сам опасался оказаться на костре за свои слова.

Я тоже не выдержала и воровато огляделась — словно во встроенном шифоньере с огромным зеркалом могла притаиться разъяренная толпа с вилами и факелами. С карателями во главе.

- Так и было, — выдавила я и обняла чашку обеими руками. — Считается, что человечество как вид появилось около семидесяти тысяч лет назад. На другой планете, Вирании. Нет, дослушай, — остановила я храмовника, явно собравшегося вставить комментарий. — Маги появились еще позже, буквально пару тысяч лет назад, когда ядро планеты начало остывать, — тогда же возникло поверье, что с каждым рождением одаренного ядро остывает все сильнее. На самом деле, конечно, это никак не связано, но наука о магии развивалась годами и, само собой, изобиловала ошибочными теориями. Да и сейчас, наверное… — я растерянно пожала плечами и вернулась к теме. — Понижение температуры на планете дало мощный толчок прогрессу. Часть населения посчитала, что оставаться на Вирании опасно. Тогда были изобретены первые звездолеты, медленные и неповоротливые, но достаточно вместительные, чтобы выслать поселенцев к потенциально пригодным для жизни планетам. Некоторым экспедициям повезло; была открыта Ирейя, где мы сейчас находимся, Иринея, где я училась на помощника целителя, Хелла, где я пыталась восстановить свой магический канал, и Аррио. Они относительно близко друг к другу. Поселенцы могли обмениваться сообщениями, хотя их доставка и растягивалась на несколько десятилетий. Но перелет занял бы лет двести-триста, так что это еще неплохо — по крайней мере, они не оказались изолированы. Конечно, каждая планета вынуждала приспосабливаться под себя, и поселенцы постепенно менялись. На Ирейе, например, наиболее пригодным для жизни местом поначалу был крошечный вулканический островок на месте нынешнего архипелага Лиданг; поэтому у ирейцев немного отличается строение легких и терморегуляция. А в экспедиции на Хеллу половина членов экипажа была одаренной — так что теперь дам засилье колдунов, а от естественного климата и рельефа ничего не осталось…