Эрик

«Пойду я Эйсу сдаваться — хватит заниматься ничегонеделанием. Эдак я разленюсь совсем, и забуду даже то, что когда-то знал и умел. Кстати, он неплохой Старший. Понятно, что я свалился ему на голову, а с госпожой не поспоришь… Не знаю, без этого, без ее предупреждения, как бы ко мне гаремники отнеслись? Ладно, уже неважно. Пойду, лучше узнаю, что я смогу полезного здесь сделать.»

Эйса он нашел в гаремном зале, за кальяном. Бывая в этом зале урывками, в отличие от тех невостребованных, кто проводил здесь практически все свое время, он уже даже интерьер стал забывать, а обитателей практически и не знал.

Ну, с мелочью все понятно — мальки уставились на него со священным любопытством: загадочный любимчик будущей Старшей госпожи, не подчиняющийся общим правилам. Впрочем, правилам поведения со всеми женщинами Дома Эрик следовал безукоризненно, это в гаремную иерархию он как-то странно вписался, и никто на него даже взгляд бросить не смел.

Хотя Дом Хельги и не был в первой десятке, и даже во второй не был, но дела у них явно шли хорошо. Эрик про себя усмехнулся: «Выгодно выбрал госпожу и новый дом!». На самом деле, это не играло никакой роли, вот, правда, никакой. Хорошо, что от него не зависело финансовое благополучие семьи — тогда ему стоило бы оглядываться на то, могут ли за него хорошо заплатить… Нет, к счастью, это не его ситуация.

Конечно, его избаловали, хотя цену деньгам он знал, и ощутимую пользу материнскому дому очень хотел принести. А вот, если бы Хельга была бедна, не настолько бедна, конечно, как он, когда остался на Земле без денег и выбирал, когда он будет голодать — сегодня или завтра? Все равно он бы выбирал и не мог потом забыть саму женщину, а не ее богатство или бедность. Просто он считал, что разумная женщина не доведет себя до такого состояния, если в ее жизни не случится чего-то очень плохого. А муж или наложник — он дан для того, чтобы быть рядом и поддерживать эту женщину, выполнять ее желания.

А сейчас, поскольку, благодаря разумному руководству женщин этого Дома, благосостояние было заметно во всем, он мог полюбоваться высоченными потолками просторного гаремного зала, огромными окнами, украшенными абстрактными яркими, но гармонично вписавшимися в интерьер витражами. Кальянами парни особенно не злоупотребляли — он заметил двоих, кроме Эйса, но кондиционеры работали отлично, нагоняя свежий воздух.

С кальянами или без них, на диванах вдоль стен, он видел мужчин, по возрасту и по поведению Верхних. Местные женщины, видимо, не особенно интересовались экзотикой, поэтому среди старших парней он, вроде, не заметил никого, отличающего от традиционного венговского типажа — блондины, здоровенные, прокачанные. Впрочем, может быть, инопланетная экзотика пряталась где-нибудь в комнатах своих хозяек и была помоложе.

Кто-то из старожилов посмотрел на вошедшего с любопытством, кто-то, наоборот, подчеркнуто-безразлично; кажется, среди них были и местные звезды, судя по всему, любимчики или мужья. Впрочем, быть мужем — это вовсе не обязательно быть самым любимым у госпожи. Иногда это только статус.

Плохо, что он даже имен этих мужчин не запомнил, кроме Эйса — когда в первый раз сюда вошел, настолько переволновался, что был практически невменяем от страха, а потом, видимо, начался отходняк, и он снова ничего у себя в голове не уложил.

Ладно, потом он Эйсима спросит, кто есть кто, и кто из мужчин нормальный, без претензий и причуд, а кто опасен — мало ли что — амбиции, зависть, желание избавиться от любых конкурентов.

Поняв, что он может абсолютно свободно подойти к Старшему, задать вопрос и попросить помочь ему, и, вообще, не опасаться ничего в этом новом гареме, Эрик ощутил прилив огромной благодарности и уважения к хозяйке этого Дома и, конечно, к его будущей Старшей госпоже. Уж он-то понимал, что подобный авторитет зарабатывается действительно трудом, поэтому ни в коей мере не собирался показывать перед посторонними свою избранность. Если будет нужно, он продемонстрирует перед другими госпожами глубочайшую почтительность и готовность подчиняться и выполнять все приказы. В родном доме все было точно так же — не стоит дразнить общественное мнение.

Эрик, сопровождаемый любопытными взглядами, подошел к Эйсу. Тот вопросительно посмотрел на него. К счастью, рядом никого не было, поэтому Эрик вполголоса обратился к нему:

— Эйс, здравствуй. Если ты не слишком занят сейчас, может, покажешь мне дом? И сад? Но, если я невовремя…

— Пожалуй, у меня есть время, — Старший легко поднялся, и собственническим жестом положил руку Эрику на плечо. Тот не дернулся только потому, что помнил — это спектакль для публики. Проще всего заставить принять новенького и запретить его трогать, если он сразу станет нижним Старшего по гарему. Желающих проверять на прочность авторитет Эйса пока не находилось, и Эрика точно оставят в покое. Но это был именно спектакль.

Как только они оказались за дверью, Эрик спокойно, но настойчиво убрал руку Старшего. Чувствуя некоторую неловкость, он заметил:

— Я надеялся, что ты не настолько старый, чтобы сидеть в холодке с кальяном, может, интереснее будет прогуляться?

И тут же понял, что ляпнул глупость: вот про то, что «не настолько стар».

— Да, не настолько уж стар, — безразлично подтвердил Эйс. Наверное, если бы не иммунитет его собеседника, он бы сказал что-то еще, а так — что сделаешь против выбора и решения госпожи?

— Прости, — искренне повинился Эрик. — Это была просто шутка, я ничего такого не имел в виду. Просто у меня в доме и мой отец, и Эмиль намного старше всех мужчин, мы иногда шутим между собой… Это просто шутка была, ничего такого…

Эйсим

Этот парень — точно моя проверка и испытание от Матери Всего Сущего. Во-первых, надо следить, чтобы его никто не тронул; во-вторых, проследить, чтобы он сам не убился по собственной глупости, потому что разозлить хозяйку — вполне подходящий для этого вариант, а он, со своим характером, все время ходит по краю. Эйс сам следы от порки смазывал. Правда, госпожа Хельга Эрика каждый раз прощает, и избавляться от него не намерена — так что, наверное, он здесь останется надолго.

Вообще-то, я был бы рад этому — если госпожа выберет его мужем, или, хотя бы, любимым наложником, я надеюсь на относительно спокойную жизнь.

И госпожа стала как-то добрее, спокойнее после его появления, и сам парень, несмотря на свое эксклюзивное положение, и на явную избалованность, мне нравится. Он незлобивый и искренний; на самом деле, мог бы многое себе позволить с разрешения госпожи, но он удивил меня — извинился. Я, видимо, теряю навык скрывать эмоции, и он заметил, что его шутка — совсем не шутка. Извинившись, он меня приятно удивил.

Вообще-то, этот новичок мне нравится во вполне определенном смысле, но нельзя — значит, нельзя. Может, это и к лучшему? Если бы его просто привели в наш гарем, я не могу сейчас ручаться, что ему не устроили бы обычную прописку, а это бы плохо кончилось — парень из тех редких экземпляров, которые прогибаться не хотят, сопротивляются до последнего, а потом ломаются. Сейчас я понимаю, что не хотел бы быть тем, кто его сломал. Он бы ненавидел меня, а я, похоже, злился бы на себя за этот поступок.

Так что все к лучшему. Меня сейчас забавляет его почти мальковый энтузиазм при изучении нашего дома; ловлю себя на мысли, что сопровождать его на этой прогулке гораздо интереснее, чем сидеть над кальяном.

Эрик

Почти романтическая прогулка получается — они прошли ухоженный сад и Эйс показывал, где за цветами и декоративными кустарниками, искусно высаженными так, что они не затеняют и не мешают друг другу, а постепенно сменяются при цветении, спрятаны всяческие овощные грядки.

Эрик поймал себя на мимолётном желании, чтобы рядом шла Хельга, хотя и понимал, что это из разряда несбыточного. Просто здоровенный мужик рядом, сколь бы он ни был доброжелателен и готов помочь Эрику освоиться, в его представление о романтике слабо вписывался.