Да уж, за это покрывалко я выдержал не бой даже, а целую бойню!

И, кстати, тем, кто считает кошкодевочек "слабыми, беззащитными и наивными" — пойдите, снимите штаны и суньте свой голый зад в осиное гнездо!

Помножьте врожденную кошачью гибкость, реакцию, бесстрашие и напрочь отбитые мозги на вполне себе развитой интеллект и получите противника, которого надо убивать сразу. И желательно — издалека. И желательнее всего — с тройным "контролем", включающим в себя сжигание поверженной тушки и развеивания пепла в короне ближайшей Звезды, чтобы уж точно наверняка!

Вместо ответа положил ладонь на аппетитный женский зад и укусил Марушку за ухо, чтобы наконец-то утихомирилась, злыдня ушастая.

— Ухожор… — Пробормотала себе под нос ужасно довольная кошатина и выпустила когти, вгоняя их мне под кожу на груди. — Пор-р-р-ву, мур-р-р-р-р-р!

А вот и еще одно "кстати" — мурчат кошколюди редко, настолько редко, что Марушка сама офонарела, когда из ее горла послышалось довольное мурчание, после которого я, гм, вырубился, как подстреленный.

Она даже "быстренько меня отдиагностировала", но кроме крепкого, здорового сна ничего не накопала и сама вырубилась, уютно по-кошачьи устроившись на мне.

— Что дальше делать будешь? — Марушка сытая, это вам не Марушка голодная, это совсем другой человек.

Горячая, словно печка.

Беспокойная, словно котенок, гоняющийся за хвостом.

И расчётливая…

— Пойду дальше. — Попытался я пожать плечами. — Здесь, конечно, не плохо…

— Но — скучно? — Марушка, не стесняясь своей наготы, уселась напротив меня, аккуратно уложив хвостик между ног. — Надоело?

— И скучно, и надоело, и вообще… Вот где вся эта кутерьма! — Я провел ребром ладони по собственной шее, забывая, что земные жесты инорасам не понятны.

— Так, в другом месте будет все тоже самое. — Кошкоженщина тяжело вздохнула. — Те же войны, те же аристократы, те же бандиты и те же нищие.

Удивительно, но ее кожа слегка светилась в темноте комнаты и можно было рассмотреть каждый изгиб тренированного женского тела, в прочем, без излишнего фанатизма, при котором вместо женщины оказывается сплошной комок мускулов и нервов.

— На манеже — все те же… — Пробормотал я, головой-то понимая, что Марушка права, но вот жопа…

Жопа уже рвалась на волю, в пампасы, на поиски новых приключений и встреч.

— Я не хочу быть всегда "Хуманидом" или "Хуманидом". — Я закинул руку за голову и принялся нагло любоваться наготой Марушки. — Не хочу быть "милым", "мягким" и " нежным". Не хочу.

— Не хочешь, но не перестанешь. — Марушка грациозно сжала до этого бесстыже раздвинутые ножки и обхватила коленки руками. — Это вот — твое. Мягкость, нежность, легкая "бунтаринка" — все это ты. Это заводит женщину рядом с тобой…

— Но нахрен убивает отношения. — Тяжело вздохнул я. — Ни "связка", ни узы брака не помогают, когда тебя всего много. Когда ты надоел. Когда нет спасения от твоего присутствия.

— Просто, тебя не те женщины любили… — Криво улыбнулась Марушка и плавно перетекла к краю кровати, спустила ноги на пол и, смешно почесав за ухом, отправилась в ванну, расслабленно помахивая своим хвостом, под которым так жарко спать!

Чесслово, жарче, чем под ватным одеялом!

А уж что она им вытворяет "во время"!

Я выбрался из кровати и сам пошел в ванну.

В этот раз мы не встретились…

Устроившаяся на своем паутинном гамаке Великая любовалась выводком новых существ, только-только расправившим свои прозрачные крылья.

— Они прекрасны, Великая! — Топчущийся рядом паукан-кормилец завороженно пялился на золотых стрекоз, таких тонкокрылых, таких изящно-узких, таких… Таких… Таких!

— Они — хороши… Не более. — Великая покрутила головогрудью, признавая свое пусть и временное, но фиаско. — Они быстрее, сильнее…

Великая посмотрела на двух стрекозочек, казалось сладко дремлющих на потолке, прямо над ней и щелкнула педипальпами:

— Но тяжелее и… Тупее!

И вправду, "новорожденные" уже поглядывали на кормильца явно с гастрономическим интересом, несмотря на строгий запрет, "вшитый" в их неполноценные мозги.

Да и откуда их взять, "полноценные"?! Это всего-навсего третье поколение, а за красавицами на потолке никак не меньше миллионов, скорее сотен и сотен миллионов лет эволюции, что вела своих детей от тупых гигантов к вот таким, миниатюрным и прекрасным в своей ужасной беспощадности, красоткам.

Так что, весь этот выведенный десяток на пределе своих сил может и справится с двумя "образцами", вот только и "пределы" у них сильно разные, и последствия запредельных перегрузок — тоже!

Уйдя в "запределье", ее детишки продержаться минут пять, максимум восемь, а потом рухнут трупами с вскипевшими мозгами.

А две эти красавицы, после тех же минут…

Добьют выживших, сожрут лакомые кусочки из их тел, отдохнут минут тридцать-сорок и пойдут на второй заход, устраивая глобальный геноцид всему живому.

И не живому, кстати — тоже!

Будь у Великой меньше веры Хуманиду, она бы не рискнула оставаться с его "девочками" тет-а-тет, даже на пару минут, но…

"Золотые", расправив крылья, сделали свой первый, самый первый, пробный полет, все-таки сожрав кормильца, пока Великая отвлеклась на минуточку.

Не помог и "вшитый" запрет.

Трое из "золотых", то ли самые тупые, то ли — самые сильные, даже рискнули подлететь ближе к Рузе, но та лишь сердито покрутила своей здоровой головой и демонстративно потерла лапку о лапку, рассыпая веер искр, как сталь от точильного камня.

Великая, с сожалением сохранив ДНК кормильца, открыла проход в коридор и выводок помчался вперед, судьбе навстречу, наружу, на вольные хлеба.

Правда, две стрекозульки упали замертво, стоило только им выбраться под светлое небо планеты-Родины, а еще одна намертво сошла с ума и кинулась в атаку на ближайшее дерево, приветливо машущее своими ветвями на бодрящем ветерке, но зато остальные продемонстрировали хоть минимальную, но приспосабливаемость к внешней среде.

Одна, самая умная, даже догадалась подняться выше, для рекогносцировки, зато остальные сумели найти свои "боевые места" и замереть в ожидании приказов.

— Великая! — Одна из Старших, что начинала проект перехода в родной мир с самого начала, решилась нарушить пастораль момента. — Могу ли я…

— Да, Старшая, можешь. Мы вернулись домой, теперь можно совсем чуть-чуть расслабиться. Совсем-совсем чуть-чуть, потому что впереди…

— Великая! У нас еще одно дело… — Старшая невежливо перебила правительницу. — Неужели мы и вправду отдадим какому-то… Двуногому! Это же настоящее сокровище! Это же…!

— Это старый корабль, всего-навсего. — Великая устало отмахнулась от суетливой Старшей, уже изрядно поднадоевшей ей с этими своими воплями о "потере наследства".

Можно было подумать, что корабль-гигант, без экипажа, когда-то давным-давно переделанный под стандарт хуманоидов и впрямь нечто жизненно необходимое для процветания вернувшегося в мир Роя!

Или Улья?

Великая пробежалась по кратким выжимкам из донесений патрулей и вновь признала корабль совершенно непригодным к использованию.

Даже если принять во внимание, что Хуманид соберет в свою команду три-четыре десятка ее "детей", то и тогда этот корабль так и останется лишь гордым напоминанием о былой мощи Пауканов, бороздивших пустоту космоса тогда, когда люди еще кутались в шкуры и не знали огня!

— Кстати… А где он сам есть? — Великая обратила внимание на то, что корень всех проблем уже целую неделю ее не беспокоил, отказываясь переходить из старого мира на Родину, мол, он там еще не все закончил. — Ведь переход уже завершен? Или что-то идет не по плану?