– А ну-ка иди сюда, цыганка.

Мужик потащил десятилетнюю девочку к своей подстилке на песке. Там сидела еще пара его друзей. Несмотря на утро – уже изрядно пьяные.

– Господа, смертельный номер! Сейчас маленькая засранка съест эту мерзость, что продала нам за тридцать рублей. Думают, козлы, что можно тухлым говном нас кормить.

Под дружный гогот мужик стал засовывать Нинке в рот раковый хвост. Она выплюнула рака, и он упал в песок. Но мужик поднял его и стал запихивать ей хвост вместе с песком. Нинка отбивалась изо всех сил, но дядька был сильнее. Девочку вырвало, но к счастью прибежала сестра и стала громко звать на помощь. Мужики струхнули и отпустили их.

И все же, все же. У городка на море летом была своя, особенная жизнь. Нинка скучала по ней, как скучают порой по умершим родственникам, понимая, что они никогда не вернутся назад.

Нинка помнила запах Начала Сезона. Смесь водорослей, жаренного шашлыка и свежей краски. Уже в мае на пляже появлялись странные люди с огромными попугаями на плечах и печальными мартышками в детских штанишках на подтяжках. Гастролеры предлагали отдыхающим за деньги сфотографироваться с животными. В летний сезон их городишко превращался в маленький зоопарк. По улицам водили пони, предлагая покатать детей. Один предприниматель даже покрасил свою лошадку черной и белой краской, превратив таким образом в зебру. И еще было множество рептилий – ящерицы, змеи, удавы. Несчастные твари лежали вдоль дороги к морю в картонных коробках в тени акаций, ожидая своего звездного часа. Там же томились тропические птицы – попугаи с подрезанными крыльями и ободранными хвостами иногда вскрикивали Нинке вслед, жалобно и пронзительно. Обычно Нинка смотрела на этот цирк и думала – до какой же степени бедные зверюшки должны ненавидеть детей? Этих маленьких злых карликов, с их вечным – а можно погладить?

Один раз маленький пленник сумел удрать и приполз ночью к ним на порог. Сестра услышала, что кто-то скребется, но подумали – кошка. А когда открыли дверь то обнаружили там огромную, ярко-зеленую, наполовину ощипанную птицу. Как будто ее собирались уже кинуть в суп, но в последний момент телефонный звонок отвлек хозяйку.

Когда Нинка взяла птицу на руки, бедолага скрипучим голосом сказал – «дерьмо, вот дерьмо». У попугая была сломана лапа, она так гноилась, что пришлось ее отрезать. Капитан Флинт остался жить у них и со временем его мироощущение изменилось на более позитивное. Тело покрылось новыми перьями (оказалось, что старые он выщипал сам, из-за стресса), а в сердце проснулась любовь к Нинке. Лялька, сестра, вычитала в книге, что большие попугаи – однолюбы и выбирают в фавориты только одного члена семьи. Капитан Флинт выбрал Нинку – только ей он позволял чесать ему шею и полностью копировал ее голос и интонации. Вместе они мечтали, что однажды уедут в Австралию и останутся там навсегда. Кстати, попугай был категорически против Семенова. Флинт словно чувствовал, что добром эта история не кончится, и, при таком раскладе, далекие тропические страны навсегда останутся для него мечтой. Один раз попугай так цапнул Семенова за губу, что пришлось зашивать ее у хирурга.

Флинт предвидел, что в будущем у Нинки вырисовывается лишь холодный северный город, в котором не то, что попугаи, даже люди выживают с трудом. Ближе к отъезду Нинкин любимец заболел и сдох. Наверное, летает сейчас счастливый по небесной Австралии, пока Нинка мучается на севере за них двоих.

Итак, Турция. Эта поганка Сашка, как всегда, все испортила. Ей было уже 5 лет – возраст, в принципе, вполне осознанный. То самое время, когда в маленьком человечке, как молодые яблоки в саду, начинают созревать пороки. Этакие невидимые ранетки с гнильцой. Говорят, надо регулярно наблюдать свое растение, опрыскивать от паразитов и беречь урожай, но Нинке было элементарно лень. Да и времени, как всегда, не хватало.

Однажды, когда они с дочкой плавали в бассейне, к Нинке стал кадриться инструктор по дайвингу. Нинка живописно возлежала в отсеке с гидромассажем, а он, присев на край, пытался назначить ей свидание. Сашка неподалеку в оранжевом спасжилете плескалась в голубой воде, солнце отражалось в теплых брызгах, и ничто не предвещало неприятностей. Парень был и впрямь ничего, статный мусульманин с голубыми глазами, и Нинка уже решили вечером с ним прогуляться на дискотеку и покурить кальян. Но вдруг наткнулась взглядом на перекошенное лицо менеджера. С глазами полными ужаса он плескал воду на кафельную, небесно-голубую стенку бассейна, к которой прилипла огромная коричневая какашка. И ЭТО мог сделать только один-единственный человек в этом месте, а может и во всем мире – Нинкина несносная дочь. Почтенная публика была в шоке и, мигом повыпрыгивала из воды на берег, несмотря на жару. Плавающее говно в бассейне – зрелище не для слабонервных. Пожилая пара немцев что-то возмущенно кричала Нинке, спешно собирая с лежаков свои шмотки и отчаливая в отель. Сгорая от дикого стыда, Нинка затащила ребенка в гостиничный номер и отлупила изо всех сил. О свидании с красавцем инструктором можно было забыть – с этого дня она старалась избегать людных мест. Более того – не высовывалась лишний раз из номера до конца отпуска. Позже, друзья Нинке говорили – подумаешь, ребенок нагадил, просто постеснялся проситься в туалет. Но Нинка твердо знала одно – все, что дочь Александра делала в своей жизни – она делает осознано и с умыслом. Маленький дьяволенок, для которого детство – лишь прикрытие. Даже в тринадцать Сашка изменилась ненамного. Просто школа, репетиторы, музыкалка отвлекли ее от родителей и не оставили дополнительного времени для нервотрепок. Если попытки провокации и были, Нинка тут же ретировалась. Где-то в глубине души она побаивалась Сашку, как боятся стихию, которая может разбушеваться в любой момент. А на выходные Нинка старалась отправить ее к подруге, подальше от глаз – сил для войны на домашнем фронте оставалось все меньше.

Семенов позвонил Тусе, когда она ехала в маршрутке домой. Он сказал, что с Нинкой случилась беда, она пыталась покончить с собой и прыгнуть с моста. Сейчас лежит в больнице. Семенов все уладил, в психушку ее не отправят, но надо, чтобы кто-то из близких был рядом. Себя к этой категории он видимо, уже не относил.

Когда Туська прибежала в больницу, Нинка уже пришла в себя после укола снотворного и была удивительно спокойна, даже весела. Семенов заселил ее в палату люкс, и она наслаждалась покоем и одиночеством. Все пережитое накануне казалось страшным сном. Она словно вскрыла огромный чирей, из которого наконец вылился гной, копившийся месяцами, и теперь боль потихоньку отступала.

Туська села к подруге на кровать.

– Господи, Ниночка. Что ж ты такое наделала?

– Туся, что-то чудесное случилось со мной на мосту. Больше ничего не болит. Представляешь! Ни-че-го! Я столько времени мучилась, а надо было всего лишь разок пырнуть ту мерзавку ножницами.

– Господи боже!

– Я знаю, эта гадина хотела, чтобы я умерла от горя. Не спорь, я чувствую это. Фигушки ей. Я обманула их обоих. Возродилась как птица Феникс. Ты не поверишь, но мне и правда хорошо. Можно сказать, я счастлива.

Нинка словно светилась изнутри каким-то странным, еле мерцающим светом.

– Что ей такое вкололи? – подумала Туся, но вслух ничего не сказала. Она была рада, хоть ненадолго увидеть в почерневшей от горя Нинке, прежнюю ясноглазую девчонку.

Подруга Наташа, или в кругу семьи просто Туся, приехала в Питер вслед за Семеновыми. Они учились вместе с Нинкой с первого класса, сидели за одной партой и были лучшими подругами. Но сразу после школы Туську увез в горы Кавказа горячий джигит, тщательно подобранный для нее родителями. Ее папа был наполовину армянин, и, хотя всегда считал себя русским, с возрастом вдруг решил возродить древнюю династию Окопянов. Туська, толстушка-блондинка отлично годилась для этих целей. Они отдали ее дальним родственникам и не видели целых три года, надеясь, что скоро молодые вернуться и привезут с собой целый выводок шумных окопянчиков, продолжателей рода. В течение нескольких лет по телефону Туся ровным голосом автоответчика докладывала отцу, что все у них хорошо, а затем передавала трубку мужу. Тот, обычно громко похохатывая, рассказывал о последних новостях в деревне. Об урожае или засухе, о винном погребе и новом сорте винограда, о том, как отелилась коза. И родители Туськи жили в полной уверенности, что дочь отлично устроилась на новом месте. Вернулась Туська домой лишь спустя три года. Под покровом ночи она пробралась в отчий дом, избитая и худая, словно беженка из дальних стран. Ей чудом удалось сбежать от мужа – садиста. Помогла свекровь, которая однажды случайно увидела, как он издевается над молодой женщиной.