– Ничего, все в порядке. Но ты права, надо проверить как у меня со счетом.

– У меня есть жемчужные старинные счеты, я дам тебе. Так вот, о чем я? В результате недостатка костюмов каждый праздник омрачается диким плачем какой-нибудь из актрис, что осталась без костюма из-за «этих тупых Горгон». А если эти девки нереиды рыдают, тушите свет. Они голосистые, что твоя труба иерихонская. Жалуются тритонам, бегают по инстанциям. Кошмар, короче, полный.

А самое страшное, что начинается шторм и праздник быстро сворачивают в целях элементарной безопасности. Наш театр уже два раза чуть не смыло. И все из-за костюмов нереид. Дурдом, короче, с этим семейством. Одна надежда на тебя, дорогая моя Невея. Праздник назначен не следующей неделе, костюмы все пошиты. Главное – проверить точное количество. Справишься?

Вскоре Туська сидела на треугольном крыльце-козырьке и считала на старинных жемчужных счетах. Древний метод, но, как ни странно, она быстро его припомнила. Ее когда-то учила считать на счетах бабушка. Увы, Мента была права. Память в городе мостов становилась мягкой и бесформенной, словно комок ваты. К примеру, сейчас она вспомнила свою бабушку, даже вспомнила, что та обладала целительским даром, но хоть убей не могла воскресить в памяти ни ее имени, ни периода, когда они встречались. Отныне все ее воспоминания были похожи на разрозненные фрагменты старых кинофильмов, что она смотрела когда-то в детстве. Мостовая жизнь все больше захватывала ее, не оставляя места эфемерному прошлому.

Стража тритонов в районе Седьмого моста появлялась крайне редко, так как местные их недолюбливали, и «хозяева жизни» старались перед предстоящими выборами Главного, не нагнетать обстановку. Еще в Седьмом районе обитали прекрасные нереиды и их хор. Каждое утро Туську-Невею будило божественное пение, льющееся отовсюду. В доме Менты все спали в больших гамаках, подвешенных к балдахинам, что крепились к потолку. Ночью откуда-то все время шла вибрация и гамаки мерно раскачивались, убаюкивая этим своих ночных гостей. А на рассвете Туська просыпалась под небесное пение, открывала глаза, смотрела в окно и видела в небе загадочных птиц, которые никогда не опускались ни на воду, ни на дома, а лишь кружили где-то под облаками, широко раскинув белые крылья. Ночью же (Туське удалось несколько раз не уснуть со всеми), если подойти к окну, то увидишь ангелов. Силуэты, похожие на людей в длинных одеждах, проходят по небу, иногда задерживаются и смотрят вниз. В такие моменты Туське начинало казаться, что она вот-вот что-то вспомнит, но ее память вела себя странно и непредсказуемо.

Несмотря на проклятия и угрозы жены, Семенов переехал к Катерине. Точнее, он выгнал жильцов из квартиры, которую сдавал в аренду, и теперь Катерина разгуливала в прозрачном пеньюаре по мансарде с видом на Исаакиевский собор. По утрам они любили пить кофе на большом балконе, увитом цветами и смотреть вниз на толпы туристов с фотоаппаратами. Многие из них щелкали без перерыва, даже не успевая оторвать глаз от камеры, в надежде увезти с собой всю красоту северного города. Катерина наслаждалась новой жизнью богатой дамы, хотя где-то глубоко внутри, ее не покидало чувство, что все происходит будто бы не с ней. Что она не заслужила этого неожиданно свалившегося счастья. Мироздание затаилось на время и лишь ждет удобного часа, чтобы всадить Катерине нож в спину.

Эта сумасшедшая с ножницами в руках до сих пор везде ей мерещилась – когда девушка заходит в подъезд, на улице, в метро. Пару раз ей даже казалось, что бледная как смерть, жена Семенова заглядывает в окна парикмахерской «Азиза». Каждый раз, подходя к дому на Исаакиевской, она ощущала прилив страха, от которого волосы на голове в буквальном смысле становились дыбом.

– Дура, ты Катька. Надо было сразу на нее заявить, у тебя же свидетелей куча! – ругала ее сменщица Валентина, когда они пили кофе в перерыве. – Сразу было ясно, что тетка умом тронулась. Упекли бы ее в психушку – и ей польза и тебе спокойнее. А так посмотри на себя – ни рожи, ни кожи. Что с тобой такое происходит?

Катерина не знала, что с ней происходит. На самом деле она не считала себя виноватой в том, что прибрала к рукам чужого мужа. Тем более, что никаких провокаций с ее стороны и не было – так, пару раз подстригла незнакомому мужику бороду, да сделала укрепляющий массаж волос. Но под ее руками Семенов вдруг растаял, стал рассказывать о себе, о том, как он несчастлив дома и как мечтает вырваться из этого плена. Катерина не очень-то любила нытиков, но Семенов рассказывал о своих проблемах с искромётным юмором, как будто пересказывал старую советскую мелодраму. Поэтому ей вовсе не казалось, что он жалуется. Семенов был бородатым, слегка толстеющим дровосеком, а она флегматичной спящей царевной, которую он разбудил своим поцелуем. Пара странная, но симпатичная. Свою прошлую семейную жизнь Семенов сравнивал с удавом. С большим трудом он сбежал из цепких змеиных объятий, разжать которые, по его убеждению, смогла бы лишь его, Семенова, смерть. Когда он был маленьким, его мать, чтобы подработать летом, сдавала комнаты приезжим. Несколько лет подряд у них останавливалась работница местного цирка-шапито Эльвира. Кроме основных выступлений, она подрабатывала еще тем, что танцевала с удавом Карлом. Когда-то он был гипнотическим Каа, как у Киплинга, и Эльвира с удавом-боа, болтающимся на шее, гадала на картах всем желающим. Удава ей контрабандой привезли из Африки знакомые моряки, и с тех пор он стал кормильцем ее семьи. Постепенно удав обрусел и сильно разжирел. А так как карты не приносили большого дохода, им пришлось продаться в цирк. Удав был Эльвирин личный, жил и путешествовал с ней уже много лет. Мать Семенова, конечно, была против опасного животного в доме, но Эльвира платила двойную цену и, кроме того, сразу продемонстрировала сундук с висячим замков, в котором ночевал Карлуша. Так вот, по словам Семенова, Карлуша ужасно любил Эльвиру и сильно тосковал, когда ее не было дома. Каждый раз, когда она выпускала его погулять (мать об этом , разумеется не знала, но мальчику Эльвира разрешала иногда погладить Карлушу, потому что он покупал для него на рынке живых мышей), тот обвивался вокруг ее шеи плотным кольцом и напрочь отказывался слезать перед сном, если в наличии не было свежей мышатины. Один раз циркачка нацепила своего удава на Семенова, и он до сих пор с ужасом вспоминал эти ощущения.

– Представь Катька, что тебя за горло схватила огромная рука Кинг Конга и начала медленно сжимать. Я был уверен, что тварь не остановится, пока не задушит меня. Хорошо, что я принес ему десерт в виде крысы, и он был сыт. Эльвира смеялась надо мной до слез, а зря. Вскоре ее Карл реально сошел с ума, стал ревновать ко всем подряд. А потом случилось страшное – Эльвира завела роман с местным авторитетом. Он дарил ей красивые подарки и не пропускал в цирке ни одного представления «девушки со змеей». Когда авторитет стал оставаться у Эльвиры на ночь, Карлушу перестали выпускать вовсе, и это сильно его обидело. Теперь он целыми днями лежал в пыльном сундуке. Я помню, как однажды я посмотрел в дырочку в сундуке, и Карлуша тут же унюхал меня и обрадовался, стал бить хвостом. Я не знал, чем помочь ему, просунул в дырочку конфету и побежал в школу. Я сам не видел, но мать рассказывала, что однажды на представлении, Эльвира как обычно зазывно крутила задом, обвитым платком с монетками, изображая восточный танец живота, а удав болтался у нее на шее. Ее кабальеро сидел в первом ряду, весь из себя набриолиненный и полный понтов, когда танцовщица допустила роковую ошибку – зазывно покачивая бедрами, она подошла совсем близко к своему возлюбленному. Свет в шатре для нее погас – и перед глазами был лишь он, красавец на белом мерседесе, который увезет ее в лучшую жизнь. Но Карл не хотел лучшей жизни, он хотел любви и ласки, прогулку раз в день по коридору, и считал, что за годы столь близких отношений, заслужил это. Соседка рассказывала матери, что первый раз видела, как плачут змеи – в глазах Карлуши стояли настоящие, человеческие слезы. А потом он начал сжимать кольцо до тех пор, пока Эльвира, задыхаясь, не упала на пол с выпученными глазами. И тут авторитет достал пистолет и выстрелил удаву в глаз. Раздались крики, визги, и зрители рванули к выходу. Но принц Эльвиры оказался метким стрелком – возможно до этого снес не одну голову, и этим спас прекрасную танцовщицу от верной гибели.