Когда он сообщил о том, что уезжает Нинке, она рыдала как ненормальная, даже порывалась покончить с собой. Пришлось Семенову поклясться на Библии, что он вернется за семьей. Хотя искушение оставить все как есть, а самому начать новую жизнь было огромным. Нинка даже не подозревала, что мысленно он попрощался с ними навсегда, как только нога ступила на подножку поезда. К моменту отправления он понял то, что пытался уразуметь вот уже как два года – Семенов ненавидел себе-ребенка, свою детскую любовь, Нинку с Сашкой которые болтались у него на шее. Он ехал в поезде, высунув голову в окошко и смеялся, радуясь тому воздушному чувству свободы, которое щекотало его изнутри.

Дела у него сходу пошли отлично. Славка, как и обещал, устроил его на работу и нашел неплохую квартиру. Петербург просто ошарашивал своими размерами, помпезными домами и бесконечными улицами. Семенов мог по выходным целыми днями бродить и глазеть по сторонам, вдыхая непривычно сырой северный воздух.

– Семеныч, ты когда за своими ехать собираешься? – спросил однажды Славка. – Я на следующей неделе поеду на машине – могу тебя захватить, а на обратном пути возьму часть вещей. У вас ведь, наверняка, целое купе будет забито под завязку. Коляски, горшки и все такое.

– Не Слав, я сейчас их не повезу. Может по весне, чего им в таком холоде сейчас делать – с невинным видом сказал Семенов, глядя по телеку футбол.

Но Славка нахмурился, выключил телевизор и тихо сказал:

– Я не знаю какие у вас с Нинкой отношения, это не мое дело. Но человек, который не чувствует ответственности даже за своего ребенка у меня работать не будет. Ясно?

– Слава, ты чего? – удивился такому резкому подходу Семенов, который считал, что друг всегда был мягкотелым и слегка туповатым. – Я же не говорю, что не собираюсь их привозить. Я привезу свое семейство, но только когда как следует встану на ноги.

– Ну-ка, встань на минутку, – сурово сказал Слава.

Семенов нехотя поднялся, думая, что Славка, сука, просто пользуется своим служебным положением и как только он как следует раскрутится, то… Но додумать эту мысль Семенову не дал мощный удар в скулу. Семенов отлетел в угол:

– Ты охренел?

– Как встанешь на ноги, отправляйся сразу за Нинкой, либо катись отсюда на все четыре стороны.

Северные березки за окном сменили зеленые акации. От мысли, что он подъезжает к дому и прежняя жизнь постепенно возвращается, Семенова мутило до рези в желудке. Все-таки Джульетта и Ромео должны были умереть и точка.

Между тем шли дни, а может года. Туська не могла уже с точностью сказать как долго она жила у Менты. Время тут двигалось иначе, плыло медленно и плавно, как лист по воде. Туська резвилась с новой подругой на пикниках и в водоемах, плавала на резной золотой лодке по старому городу. Особенно был прекрасен район Первого моста. По ночам его подсвечивали, и он отражался в небе, подпирая башнями небосвод. В середине моста дежурили тритоны, но пару раз с Ментой они раздобыли пропуска и прогулялись по нему, предварительно пришвартовав лодки снизу на парковке. В одной из башен был дорогой ресторан, Мента сказала, что туда расписаны все посещения на год вперед, но ее очередь уже близко, и они смогут наконец попасть на этот праздник жизни.

– Обычно туда тем, кто ниже Третьего Башенного, вход априори запрещен, но я взяла талончик, когда еще была с Эйдом, через его связи. Так что представляешь, какой событие нас ждет! Нужно только подготовить соответствующие наряды. Смотри, мне тут привезли с Первого моста каталог. Так вот! Они сейчас носят платья с хвостами как у рыбки Бетта Спленденс, но все может поменяться вмиг. Мы придем с Беттой, а там уже в тренде Золотой Вуалехвост. И что тогда делать? Короче, я нервничаю, а ты?

Туська лишь улыбнулась на эти слова. В этом идеальном мире странно было нервничать, все было так спокойно и тихо, как только может быть в неспешном течении летней деревенской реки.

Все центральные районы города были связаны между собой небольшими каменными тоннелями или подвесными мостами. Линии домов были изогнуты причудливой фантазией знаменитого местного архитектора, они меняли форму и цвет, в зависимости от того, с какого моста ты смотрел на них. С подвесного они казались желтыми цилиндрами, что стоят на тонкой ножке, из тоннельных же, они выглядели как светло-серый мираж. Иногда здания колыхались на каждом ветерке и переливались желто-зеленым цветом. Было даже несколько церквей, но Мента сказала, что туда нельзя заходить ни в коем случае. Там все увешано портретами тритонов, и поговаривают, что именно в храме они устраивают свои оргии, как только в их сети попадают прекрасные нереиды. И не только они.

Однажды на закате, Туська с Ментой проплывали мимо красивой белокаменной церкви. Ее большой крест, упирался в ил, и уже полностью зарос мшистыми водорослями, напоминая огромный коралл. Мохнатые лапы растений трепыхались на уровне верхнего этажа, иногда обнажая под собой ржавое золото.

– Красиво, да? – поймала Мента восхищенный взгляд Туськи.

– Можно зайти внутрь?

– Что ты! Ни в коем случае. Разве я не говорила тебе про мостовые храмы?

Туська отрицательно покачала головой, борясь с непреодолимым желанием зайти в заброшенную церковь.

– Раньше, как рассказывал дед, в церквях были лики святых, но тритоны все уничтожили и сделали там будуары в виде гигантских подвесных гамаков. Они привязаны огромным чугунным якорем, что крепится в центре, у основания купола, и летают по всей церкви пока тритоны предаются своим утехам. Я была там один раз, чуть не умерла со страха. Как будто сотни паучьих коконов дрожат трясутся в вышине. Мерзость необыкновенная! Так вот. Туда они свозят теперь не только молодых нереид, но и юных пришлых. Даже страшно представить, что они в своих паутинах с ними делают, полный Содом и Гоморра. И если с нереидами все понятно, они такие, как говорится, легкие на передок, то изнасилование пришлых, на мой взгляд, должно караться по всей строгости закона. Любой горожанин с пеленок знает, что трогать пришлых нельзя, нельзя причинять им зло и боль, они и так уже натерпелись. Они тут на передержке, и им надо помогать. Это прописано во всех законах Книги Посейдона. Но тритоны плевать хотели на любые кодексы и правила. Пришлые – отныне расходный материал. А все потому, что, если ребенок растет без ограничений, он вырастает в полного морального урода, которому все позволено. Тритонята все выросли на наших глазах, беспределили как хотели, хвосты не поротые, и вот, пожалуйста, результат.

Чем дольше Туська-Невея жила под мостами, тем лучше ориентировалась в новом пространстве. Каждый район в городе носил название по номерам мостов – Мост Первый, Мост Второй и так далее. Всего их было около пятидесяти. Сама Мента жила в районе Седьмого, и их расположение было наиболее удачным. Седьмой Мост – это был городской центр, со всеми признаками имперской роскоши – шикарные дворцы с колоннами, подвесные сады и фонтаны, кареты запряженные гиппокампами в красно-золотых попонах. В середине района стоял театр, вокруг которого была сосредоточена вся жизнь. Почти все жители Седьмого либо выступали в Театре, либо работали в нем. Это было обязательным условием нахождения в этой части города. Когда Мента сообщила ей об этом, Туська была весьма озадачена. У нее никогда не было никаких творческих талантов, она чистой воды математик.

– Это просто замечательно! – радостно хлопнула в ладоши Мента. Ее ногти с новейшим покрытием из латуни, клацнули друг о друга радостно и звонко, как колокольчики. – У нас тут одни творцы собрались, никто не хочет делом заниматься, и ты будешь очень востребована театральным сообществом. Я договорюсь с руководством, скажу – ты моя родственница по деду Главку, попрошу взять в костюмерный цех. По основным праздникам, в хоре поют около тысячи океанских девушек, плюс солистки – наверное, штук тридцать, все из нереид. Гримерный и костюмерные цеха – почти сплошь состоят из пришлых, их набрали себе в помощь сестры Горгоны. Ох, и злющие они, мои тетки, но ты не волнуйся, тебя не тронут. Их Тритоны специально поставили, чтобы милые дамы регулярно мучили пришлых и спускали с них три шкуры. Это у тетушек отлично получается, но проблема оказалась в том, что никто из Горгон толком не умеет считать. Пришлые, когда попадают к нам, первое время, как и ты поначалу, совсем ничего соображают. А потом память у них меняется, стабилизируется, но со счетом все равно всегда полный крах. Ой прости, я все время забываю, что ты не из наших. Настолько уже привыкла к тебе.