Например, сейчас мы оказались в исторической части Питера. В самом его центре. И хотя Эрмитаж и другие памятники истории давно уничтожены, а сам центр практически полностью лежал в руинах — про город не забыли, и он был всё так же опасен, как и в Чёрный месяц.
И ведь история Питербурга — лишь часть проблемы. На этот великий город завязано бесчисленное количество книг, фильмов, музыки, игр, картин, да и вообще воплощений творчества. А туман, напитанный этой Верой, всегда готов воссоздать один из уже придуманных кошмаров или что-то новенькое. В Пустошах может воплотиться практически всё что угодно, а поэтому подготовиться практически невозможно.
— Ты же часто бывал в Пустошах, может, ещё что-то хорошее посоветуешь? — уточнил я, чувствуя, как туман пытается просочиться сквозь одежду, и по спине уже толпы мурашек убегают от водопадов пота.
— Не суйся сюда. А если попал, то поменьше говори, поменьше думай и постарайся не глазеть по сторонам и не вслушиваться в шёпот города. Если что-то захочет на тебя напасть, то ты это заметишь в любом случае. И старайся оставаться на открытых пространствах. А ещё лучше забраться повыше.
Глагол говорил быстро. Отрывисто. Думая явно о другом. Но я радовался этой краткой справке, хоть она практически дословно повторяла слова лектора при повышении на Критика. Вот только вместе со словами в воздухе начал раздаваться гул. Я честно старался не вслушиваться, но тут меня призвал Феникс, и через его взгляд увидел, как вслед за нами что-то движется — в тумане остаются огромные завихрения.
— В проулок, — приказал Глагол и рывком утащил в указанном направлении.
— Но что… — я прервал себя на полуслове. Знание — лишь усилит врага, а нам лучше убегать. Вместо этого, яростно прошептал: — Может, объяснишь, куда мы идём?
— Мы почти на месте, нам нужно только преодолеть этот двор, — снизошёл до новой порции пояснений Глагол.
Я вновь обратился к мини-карте и чуть не выматерился: если руководствоваться заявлением Глагола, нас ждала «Российская национальная библиотека». Вернее, её развалины, если правильно помнил.
И тут мне пришёл новый сигнал от Феникса. Мой верный напарник не был подвержен эмоциям и лишним мыслям, поэтому патрулировал окрестности верно и смог уловить какое-то возмущение на территории впереди. Там в белизне тумана что-то мелькало. Возникли ассоциации с помехами на сломанном телевизоре.
— Нам туда нельзя. Опасно, — попытался я предупредить Глагола.
И совершенно не удивился, когда тот, проигнорировав моё замечание, двинулся вперёд. Не сдержавшись, сам ухватил Глагола за плечо. Вернее, попытался, ибо Брауни хлёстко ударила хвостом по моей руке, и ту пронзила боль. Но меня было уже не остановить — я попытался схватить Глагола второй рукой, но тут и сам Глагол развернулся и заблокировал руку, которая уже нацелилась ударить.
— Я знаю, что впереди, — ледяным тоном в полный голос провозгласил Глагол, и от его непреклонности я даже невольно отступил.
А затем туман за спиной Глагола покрылся рябью помех, и это был не морок. Один удар сердца спустя, понял, что это были не помехи. Я видел буквы и слова. Множество чёрных букв на белой бумаге, из которой состояла гигантская голова. Настолько гигантская, что мы были для неё на один зуб. Буквально.
Я успел увидеть, как глаза твари, состоящие из обложек, моргнули, а затем пасть сомкнулись вокруг, и нас проглотили целиком. Книжный червь — один из опаснейших монстров пустошей.
* * *
— Приходи в себя, — удар наотмашь по лицу заставил меня распахнуть глаза и ударить в ответ.
Атака не достигла цели, так как бил я вслепую. Однако понял, что до сих пор жив, и это довольно странно, после того как тебя съедят. И что ещё более странно, я нахожусь не в нутре бумажного червя, который должен перемалывать, шинковать и резать нас тысячами острых кромок миллионов листов.
— Какого?.. — попытался осмотреться, но голова шла кругом от столь быстрой смены локаций и ситуаций. Да ещё грохот на грани болевого порога бил по ушам.
— Мы в твоём мире, — Глагол возвышался рядом незыблемый и до раздражающего спокойный. — Книжные черви охраняют все библиотеки. Их не победить. Не нашим составом. Но при этом Книжные черви сами от части библиотеки за счёт составляющих их книг. Обычно это позволяет червю одурманивать жертву, пока он её убивает. Но этот червь оказался слишком большим и сильным, а поэтому мы перенеслись в твой мир, словно через филиал библиотеки.
— А рассказать план до того, как я чуть не сошёл с ума от страха, не судьба? — взорвался я в ярости, но даже мой крик едва пробивался сквозь шум.
— Ты не мог на него никак повлиять, — Глагол вещал с таким видом, словно делает мне величайшее одолжение.
Я сумел приподняться на локтях и сфокусировать взгляд. Очнуться мне довелось на каменном выступе. На довольно большом каменном выступе, никак не меньше футбольного поля по площади. Было довольно жарко… вернее, душно. А всё потому, что прямо у нас над головой проносилась огромная масса воды и водопадом обрушивалась чуть в стороне в невидимую нам бездну. Единственное, что возвращалось из бездны — это пар, который клубился облаками, уносясь в небеса и создавая настоящую парилку.
Если я правильно помнил географию своего мира, то мы находились на скрытой локации на стыке Кипящего моря и Реки — единственной реки в этой части мира. Место, где ГГ сражается со своей возлюбленной Оборотнем после ограбления Башни.
— Теперь ты мне нужен. Ты знаешь свой мир. Только ты можешь привести меня к его центру, — Глагол отстранённо погладил Брауни по головке, и та доверчиво прильнула к его руке.
— И на кой он тебе сдался? — я поднялся.
Система в очередной раз радовала видом помех. Я уже начинал сомневаться в её полезности, поэтому убрал всё лишнее из поля зрения.
— Чтобы ты выполнил обещание, — совершенно ничего не разъяснил Глагол, но видя, что я вновь закипаю, сделал над собой усилие, чтобы продолжить: — Отвечая на твой вопрос, зачем тащиться в такую даль: библиотека в Пустошах не просто способна воплотить мир творца, там он становится по-настоящему реальным — всё, что ты сделаешь здесь, отразится на мире твоей истории. Смерть героя — история будет переписана так, словно его никогда и не существовало. Уничтожение предмета — эффект бабочки не заставит себя ждать, мир перепишется. И обратный эффект — если что-то из созданного тобой мира попадёт в реальность, то оно изменит наш мир. Будь осторожен в своих действиях.
— Ты хочешь украсть один из артефактов, которые находятся в башне центра мира, — обдумав слова Глагола, наконец мне удалось сложить головоломку.
Ответа не последовало. Однако я уже не сомневался. Глагол наверняка изучил все мои истории после первой встречи — на всякий случай. И в одной из них сумел найти что-то, что может оказаться полезным. А раз он так удачно поймал меня на крючок обещания, то грех было им не воспользоваться. Жаль только, я в упор не помнил, что среди прочего могло заинтересовать Глагола в башне — в месте власти, а заодно и логове главного злодея моего мира.
Башня находилась относительно недалеко — чуть больше десятка километров вдоль течения Реки. Вот только возможности подняться к Реке из этой точки я не прописал — теперь нас от основной части мира отделяла три десятка метров отвесной скальной породы, не считая тонн воды, несущихся на бешеной скорости.
И тут из струй водопада в ореоле брызг выпорхнул Феникс. Белый ворон смотрелся порождением водной стихии, морской пеной, парящей в воздухе. Но Хугин не был частью стихии — он являлся её властелином. Взмах крыла, и Феникс нырнул вновь в стремительно несущийся поток, и я не столько увидел, сколько почувствовал, как он поплыл против течения, а затем, пронзив воды, насквозь вынырнул над гладью Реки. Над поверхностью своего родного мира.
— У тебя с собой случайно нет пары десятков метров верёвки? — уточнил я у Глагола, чувствуя, как водная взвесь приятно холодит разгорячённое лицо и неприятно пропитывает одежду. Глагол не ответил, лишь вопросительно выгнул бровь. — Тогда твоё шикарное пальто придётся пустить на тряпки, из которых мы сделаем упряжь, с помощью которой Феникс вытащит нас из этого закутка мира. — Уровень скепсиса во взгляде Глагола повысился процентов на 200%, и я нехотя ответил: — Сейчас Феникс потенциально сильнейшее существо в этом мире. Силу Фениксу даёт не столько Вера, сколько магия породившего его кристалла в центре мира.