— Мы будем готовы, — ответил я.

— Нет, — он решительно помотал головой. — Нет. Если бы хотя бы кто-то прислал нам войск. Но, судя по твоему рассказу, надеяться на это…

— Да, надеяться нам придется только на себя, — ответил я. — Но разве не так было всегда? Разве вы не говорили, что Кернадал должен выстоять любой ценой? Что он должен быть маяком для всех новичков, попавших в этот мир?

— Не любой, — Сергей сцепил руки на столе и опустил голову. — Нелюбой ценой. Пойми, Кернадал — это же не стены. Это люди. Стены можно возвести в любом месте, а людей… потом уже не вернешь.

Мне стало не по себе. Я вспомнил лица ребят, только что выходивших отсюда, и задумался о том, точно ли Сергей неправ. Имею ли я, в самом деле, право бросать их в бой, не будучи уверен в победе? Кто я такой для них? Ожившая мрачная легенда? Человек, открывший шкатулку Пандоры, и призвавший их разгребать последствия?

— Хорошо, — кивнул я. Обращаясь к поникшему Сергею. — Тогда мы уходим. Что нужно делать?

— Дел очень много, — ответил он. — Для начала нужно объявить всем. Пойдем.

В трактире, расположенном в захудалой деревеньке, в дне пути от поворота на Кернадал, пахло кислыми овчинами, чесноком и сыростью от земляного пола. Мы ввалились туда, мокрые с головы до ног — мощный ливень застал нас прямо посреди дороги.

Хозяин, высокий и тощий, как жердь, сутулый мужчина лет сорока взглянул на нас и сразу понял, с кем имеет дело. Меня еще, наверное, можно было принять за мелкого дворянчика или проезжего офицера, а вот сопровождавшие меня две девушки в брюках ни у кого сомнений не вызывали: известно, где такие обитают.

— Милости просим, ваши, значица, инородия, — произнес он, выходя из-за стойки и вытирая руки о грязный передник. — Чего изволите? Переночевать приготовить?

Я оглянулся на жавшихся друг к другу за моей спиной промокших девчонок, Вику и Кристину. Вика была той самой девчонкой, что жалась к своему парню во время моего рассказа. Темноволосая и стройная, с порывистыми движениями, она увлекалась магией и обустроила вновь пустовавшую после отъезда Степы лабораторию. Ее подруга Кристина, спортивного вида, русоволосая и крепкая, была одной из тех девушек, что орудовали алебардами во дворе наравне с парнями. Оружие и сейчас было при ней.

Их отправил со мной Сергей, пояснив, что они у него обычно отвечают за переговоры с местными. Но оказалось, что помощи от них было немного: мне кажется, они терялись в моем присутствии, явно считая, что разговаривать с многочисленными старостами и извозчиками должен именно я, как старший и как мужчина.

В общем-то, определенный смысл в этом был: в мире, который до идей феминизма дорастет еще лет через четыреста, женщина на коне с мечом воспринималась, как забавная диковинка и цирковой экспонат. Всерьез ее начинали воспринимать только если она обладала вдобавок железной хваткой. Вот как Лана.

Да уж, не раз за эту неделю я пожалел, что со мной нет Ланы. Ее практическая хватка и организаторский талант всегда поражали меня. Задавшись какой-то целью, она четко просчитывала, что нужно сделать для ее достижения, а затем планомерно шла по пунктам до победного конца. Увы, теперь она была по другую сторону баррикад, и с этим ничего не поделаешь.

Вот уже неделю мы мотались по окрестным деревням в поисках подвод: для затеянной Сергеем эвакуации их требовалось множество, а своих почти не было. За это время успели вывести лишь часть съестных припасов, а оружие и порох еще было возить и возить.

— Нам бы, хозяин, для начала погреться тут где-нибудь, в зале, — сказал я, протягивая серебряную полукрону. — И грушевки бы, что ли, какой-нибудь.

— Грушевки, это без всякого сумнения, в такую-то стыть, — ответил он, пряча монету в карман передника. — Это мы быстро. А согреться — к очагу пожалуйте.

Тепло очага обволокло нас, словно мягкое одеяло. Хотелось укутаться в него и уснуть. Я пододвинул девчонкам лавку к очагу поближе, а сам устроился чуть в стороне.

— А что, хозяин, не наймется ли у вас в деревне кто с подводой? — спросил я, отогревшись немного и сделав большой глоток из принесенной трактирщиком деревянной кружки.

— С подводой — это можно, — ответил он, присаживаясь на лавку. — Это вот хоть мой сын Гуни может. Вот только для чего бы подвода под зиму понадобилась?

Они все задавали этот вопрос. Жизнь вблизи Чернолесья научила этих людей быть осторожными и внимательно смотреть по сторонам. Подозрение, что кто-то поблизости решил бежать, могло спровоцировать волну слухов. Известие же о том, что бежать решили кернадальские егеря, могло прокатиться по окрестностям лавиной паники.

— Излишки продовольствия егермейстер на обмен сдает, — ответил я заранее заготовленную легенду.

Трактирщик покачал головой, словно о чем-то размышляя.

— А сейчас ведь подвода-то в хозяйстве не лишняя, — протянул он, прищурив глаз. — А ехать в лес не каждый отважится. Гуни мой, вот тот смелый, он может. Но рядной цены за то взять нельзя.

Это тоже они все говорили в один голос.

— Брось, — устало отмахнулся я, снимая сапоги и протягивая промокшие ноги к ласковому теплу очага. — Подвода твоя до весны простоит без дела. А в лес ехать с тремя егерями — безопаснее, чем в одиночку по двору в сортир идти. Крону дадим за одну поездку.

— Не, куда там крону… трактирщик замотал головой на тонкой шее. — Четыре, не меньше. И мне еще одну. За труды.

Я вздохнул.

— Нет, мы дешевле найдем, — отрезал я и чуть отвернулся от него, давая понять, что больше об этом предмете мне говорить неинтересно.

— Ни в жисть не найдете! — уверенно заявил он. — Под зиму, да в распутицу такую, да под дождь, да в лес прямо упырям в зубья! И не думайте, и никто не поедет!

Я снисходительно улыбнулся и махнул рукой. В сущности, он был совершенно прав, и мы, промотавшись вдоль тракта целую неделю, отлично это знали. Но уступать было нельзя. Уступить — значит, показать, что транспорт нужен срочно.

— Отмахивайтесь или не отмахивайтесь, а так и есть! — наседал трактирщик. Ему, все-таки, хотелось заработать денег. — Три с полтиной возьму, и полтину еще мне, а меньше — никак.

Я открыл, было, рот, чтобы заявить, что больше двух крон не дам, даже если меня будут резать на куски, как вдруг хлипкая щелястая дверь трактира распахнулась, и на пороге появилась высокая фигура в капюшоне и с алебардой за спиной. Девчонки синхронно вздрогнули и взглянули на меня. Хозяин, по первости, тоже опешил, а затем лицо его расплылось в улыбке.

— А, ваше инородие, одно уж к одному, — проговорил он, поднимаясь с лавки и отряхивая руки. — Проходите, тут как раз товарищи ваши обосновались.

Я взглянул на вошедшего, и тут же тоже подскочил с лавки. Это был Олег, первый человек, некогда встретившийся мне в глубине Чернолесья.

Последовавшая за этим гульба затянулась глубоко за полночь, втянула в свою орбиту и пройдоху-трактирщика, и двух забредших на огонек погонщиков мулов. Не втянула она только Кристину с Викой, которые, заметив, к чему идет дело, сослались на то, что хотят спать, и отправились в комнату наверху, пожелав мне не пропить барана.

Я рассказал Олегу, что со мной случилось за те годы, что мы не виделись. Рассказывать, впрочем, приходилось урывками, то и дело переходя на русский: для ушей собутыльников большая часть истории, предназначена не была. Они, впрочем, не обижались, а все больше налегали на дармовую выпивку.

Когда трактирщик, сгорбившись сильнее обычного, уполз к печи готовить еду к завтрашнему, а погонщики, ребята некрепкие и лишенные егерских бонусов, задремали в обнимку, прислонившись к стене, Олег спросил меня, что я собираюсь делать дальше.

— Драться, — ответил я. — Все просто.

— А вот Сергей, я вижу, драться не настроен, — покачал он головой.

— Ему придется, — сказал я. — Мы никуда отсюда не денемся

— Нда, — протянул он. — Заварил же ты кашу.

— Не я ее заварил, — ответил я, зевнув, привалившись к стене, и раздумывая о том, что тащиться наверх ради того, чтоб поспать, слишком муторно, и вздремнуть можно прямо на лавке. — Она бы сварилась и без меня рано или поздно. Но расхлебывать теперь мне.