— Нет, это не последняя дверь, — раздался откуда-то со стороны двери негромкий, вкрадчивый голос. — Последней была предыдущая. И вы ее уже открыли.

В следующую секунду дверь обратилась в полупрозрачный черный туман, заклубившийся в дверном проеме.

Ксай вскрикнула, отпрыгнула в сторону и выставила перед собой синее лезвие с алой полосой. Призрачный клинок дрожал вместе с ее ладонью. Я тоже вытянул руку с клинком вперед, без всякой уверенности, что синяя полоска может меня защитить от того, что таилось во тьме.

Тьма же, тем временем, сгустилась, слившись в фигуру человека, сидящего в удобном кожаном кресле.

Внешне он чем-то напоминал Ника: высокий, светловолосый, с аккуратной бородкой и ироничной улыбкой на тонких губах. Вот только был он еще красивее и как-то… аристократичнее, что ли. От него веяло модными салонами, умными беседами у камина и дорогим коньяком. Какой-то принадлежностью к высшему обществу, которой я, впрочем, был лишен что в этом мире, что в том. Разве что, если не считать той пары недель, в течение которых я побыл гвардейским офицером в Брукмере.

Одет он был в серый твидовый костюм с легкомысленной желтой жилеткой, а в руках держал массивную трость с набалдашником в виде собачьей головы.

— Ну-с, кто тут у нас? — проговорил возникший из тьмы человек, сцепив пальцы на набалдашнике трости. — Черт возьми, вы управились даже быстрее, чем я думал. Мои поздравления!

Несколько секунд мы с Ксай рассматривали странного хозяина пирамиды, а он, в свою очередь, иронически нам улыбался.

— Впрочем, что это я! — всплеснул затем он руками с деланным волнением. — Совсем забываю законы гостеприимства.

Он сделал рукой жест, который хорошо подошел бы фокуснику, и пустая комната вокруг нас преобразилась.

На стенах появились гобелены, изображавшие сцена охоты. Возле одной из стен возник камин с уютно трещащими в нем дровами, а над ним — чучело кабаньей головы. Потянуло теплом и дымом. Возле камина возникли два потертых кресла, и рядом с каждым из них на маленьком резном столике — серебряный кубок с темно-красной жидкостью.

— Прошу, располагайтесь, — произнес он, указав в сторону камина с легким поклоном. — Давайте поговорим. Для меня очень важно, чтобы мы пришли к соглашению.

— Кто вы? — спросил я, положив свободную ладонь на спинку одного из кресел. Оно казалось вполне реальным: обшивка кое-где потрескалась, обнажив волосяное нутро и деревянный каркас.

Собеседник в ответ улыбнулся уголками рта.

— То есть, вы пять дней бились головой о стену, чтобы добраться до меня, и даже не знаете, кто я? — спросил он. — Есть в этом некая ирония, не так ли?

— И все же? — настаивал я, не опуская синего клинка. Я и так был на взводе и совсем не настроен разгадывать загадки.

— Я… скажем так, некая сила, — ответил он. — Или часть некой силы. Не все ли равно? Я вам был нужен — и вот я здесь. Говорите свои три желания.

— А имя у вас есть? — уточнил я.

— А на что вам мое имя? — он пожал плечами. — Назваться ведь можно как угодно. Вон, у вас, у самого сколько имен уже набралось? Ну, можете звать меня Мефодием Исаевичем, если хотите. Имя не хуже других, в какой-то старой книжке фигурировало.

— Это все настоящее? — спросила Ксай, показав жестом вокруг себя на гобелены и камин.

Хозяин сделал такой вид, словно вот-вот готов рассмеяться, но из вежливости сдерживается.

— А как вы думаете? — спросил он с ироничным прищуром.

— Я думаю, что нет, — твердо сказала она. — Я думаю, это иллюзия.

— Весь мир — иллюзия, — заявил он снисходительным тоном. — Точнее — совокупность разных иллюзий. А мы лишь выбираем из них ту, которая нам больше нравится. Это, в сущности, единственный доступный смертному выбор: в какой именно иллюзии прожить свою жизнь.

— Полагаю, вы знаете, для чего мы пришли, — начал я. Хотелось прекратить эту комедию и перейти уже к делу.

— Нет, — ответил он. — Я думал, вы мне скажете.

— Мы хотим выбраться из этого мира, — сказал я. — Мы думаем, что для этого нужно…

— Уничтожить его, верно? — спросил он. — И вы за этим ко мне пришли. Думаете, что я такой ррраз…

Он щелкнул пальцами в воздухе. Ничего не произошло.

— В целом, да, — я кивнул. У меня мурашки бежали по коже. Что это за шут, в самом деле? Насколько он опасен? Действительно ли он тот, кто нам нужен? От него исходила какая-то аура — словно тяжелые волны, разливающиеся по комнате. И каждая волна будто отзывалась в голове едва слышимым голосом: «Все хорошо… ты пришел, куда нужно… ты вот-вот будешь дома… испытания закончились… ты будешь вознагражден…».

— Знаете, ребят, мне тоже не очень хочется ломать комедию, — Мефодий Исаевич положил трость на подлокотники кресла поперек тела. — Вот что я вам предлагаю. Вы молодые — у вас получится. В общем, я верну вас в ваш мир прямо сейчас, но при одном условии.

— Каком же? — спросил я. Почему-то я был уверен, что условие мне не понравится.

— Вы возьмете меня с собой, — ответил он. — Много места я не займу, просто помещусь в голове у одного из вас. Или сразу у обоих.

— А потом? — уточнила Ксай.

— Суп с котом, — с обезаруживающей улыбкой пожал плечами Мефодий. — Не все ли равно, что потом? Вы будете дома. Сможете делать все, что угодно. Впрочем, иногда мне может понадобиться ваша помощь, но, поверьте, ничего такого, чего вам бы не хотелось делать. Скорее наоборот — вы будете мне помогать и даже не заметите этого.

— Это как? — поинтересовался я.

Мефодий вздохнул, словно сетуя на мою непонятливость.

— Просто впустив меня вы… скажем так, несколько изменитесь, — пояснил он. — Вы осознаете мою правоту и вопросов по поводу того, правильно ли я веду себя в вашем мире, у вас не будет.

— Мы пришли не только ради себя, — проговорила Ксай. — В этом мире еще десятки людей, утянутых сюда волей Грановского. Может быть, сотни. Они должны быть освобождены.

— Уж конечно, вам будет проще их освободить, если вы окажетесь дома, — улыбнулся Мефодий Исаевич.

— Допустим, — я кивнул. — А что там собираетесь делать вы?

— Ну, какая вам разница? — он пожал плечами с равнодушным видом. — Это мое дело. Главное, что мир изменится. И поверьте мне — этот новый мир понравится вам куда больше. Штука здесь в том, что там я помогу вам добиться того, о чем вы мечтали.

— И о чем же я мечтаю? — спросил я.

— Все мечтают об одном и том же, — Мефодий склонил голову чуть набок.

— Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин, — процитировал я всплывшую откуда-то из глубин памяти строчку.

— О, нет, нет, я не об этом! — Мефодий выставил вперед руки и замотал головой. — Хотя, если угодно, и об этом тоже, но не в первую очередь. В первую очередь каждому хочется признания. Хочется верить, что он живет на свете не просто так. Вот вы, к примеру: делали свой блог и верили, что это кому-то нужно. Что люди это оценят. На это ведь вас и поймал Грановский, не так ли? Одна небольшая похвала от значимого человека, и вы уже готовы на что угодно, даже бродить по какому-то страшноватому заброшенному зданию без возможности выйти.

Я поморщился и, вероятно, покраснел. У меня было чувство, что я стою перед ним голый.

— Это, в самом деле, возможно? — уточнил я.

— Ну, вот, смотрите, — произнес Мефодий таким тоном, словно объяснял ребенку, почему трава зеленая. — Вы когда-нибудь задумывались о том, почему у одних получается прославиться, а у других нет? Наверняка. Все неудачники об этом думают. Вы уж простите, что я про вас так говорю, но давайте уж, в самом деле, называть вещи своими именами, ладно?

Он примирительно развел руками, и на его смутно различимом лице появилось некое подобие улыбки.

— Так вот, — продолжил он. — Все об этом думают, но никто ни до чего не додумывается. Некоторые успокаивают себя тем, что если много работать, известность придет сама собой. Это иллюзия, выдуманная для самоуспокоения. Дескать, все у меня будет хорошо, нужно только победить лень и заставить себя работать больше. Нет, не будет. Есть люди, которые работают сутки напролет, и ничего к ним не приходит. Другие говорят, что нужен талант. Это уже вернее, но что такое этот талант? Никто никогда не ответит.