И хоть говорил он совсем негромко, голос его далеко разносился в особой, знакомой каждому, кто хоть раз был в Чернолесье, тяжелой, давящей тишине. Здесь, в глубине леса, не было слышно пения птиц, почти не жужжали насекомые, и даже ветер в листве, казалось, шуршал как-то настороженно.

Остатки рыбацких лачуг, выстроившиеся вдоль единственной загнутой улицы, смотрели на нас черными провалами узких окон. В одной из них я заметил белевший скелет в истлевшей одежде рядом с остатками сетей. В другом, как мне показалось, промелькнула небольшая черная тень.

Я дернулся, выставив вперед крикет и присмотревшись. Крыса? Нет, кажется, что-то более крупное. Или мне, все-таки, показалось?

— Что такое? — спросил свистящим шепотом Эрт. Он был бледен, и пистолет в его руке заметно подрагивал. — Вы что–то чувствуете? Что?

Я не ответил, прислушиваясь к своим ощущениям. На секунду мне почудилось там, за грудой черных досок и мусора, бывшей некогда лодочным сараем, какое-то невнятное бормотание, похожее на лепет маленького ребенка. Я помотал головой, чтобы отогнать наваждение. Никого тут нет, хватит нагонять жути на себя и на других.

Миновав последние постройки, мы вышли к окраине деревушки, где нас встретили полуобвалившиеся, черные остатки частокола и скелет дозорной вышки. Похоже, селение забросили не сразу, как только появилось Чернолесье. Какое-то время здешние жители не хотели смириться с неизбежным: жгли еженощно костры, обновляли пробитый тварями частокол, несли дозор. Но время взяло свое.

За воротами, должно быть, когда-то начиналась тропинка, по которой можно было дойти и до родника, но теперь она уже давно заросла буроватой, жесткой чернолесской травой. Здесь мы остановились в нерешительности: никакого намека на то, куда следует идти, не было.

— Что же, разделимся? — спросил Эрт, взглянув на меня и лейтенанта. — Нужно побыстрее найти ключ и плыть отсюда.

С судовладельцем было трудно не согласиться: покинуть это место хотелось как можно скорее. Уж точно до наступления темноты, а до нее оставалось не так уж много времени: солнце давно перевалило за полдень и начинало понемногу опускаться за черную кромку леса. Пока прикатишь бочку, пока начерпаешь в нее воды — вот уже и сумерки.

Я огляделся по сторонам, присматриваясь к шевелению пепельной листвы. Не хотелось бы сейчас разделяться. Господин Эрвин Эрт, конечно, никогда не видел фильмов ужасов и не знает, что с этого-то все всегда и начинается. Разошлись в разные стороны — и все, ищи потом каждого под корягой. Лучше быть вместе, но вместе можно блуждать до темноты, а воду так и не найти.

Я перевел взгляд на Морионе — не посоветует ли он что-нибудь. Он только взмахнул пару раз клинком с равнодушным видом, давая понять, что Чернолесье — моя вотчина, и здесь мой голос решающий. И я уже открыл, было, рот, чтобы высказать свое мнение, как вдруг тишину прорезал отчаянный крик со стороны пристани:

— На помощь!

Не теряя ни секунды, мы рванулись с места назад к лодке. То, что открылось нашему взору, стоило нам обогнуть ряд полуразрушенных сараев, вызвало у меня дрожь омерзения.

Вдоль берега с обеих сторон к лодке неслась толпа человекоподобных существ ростом примерно мне по колено — их было не меньше нескольких десятков, и постоянно прибывали новые и новые. Некоторые вылезали из окон черных построек, заполняя собой неширокую улицу деревушки.

Зеленовато-бурые, с непропорционально большими головами, маленькими черными глазками и огромными пастями с мелкими кривыми зубами, они производили впечатление лютой неостановимой решимости. В голове сами собой всплыли строчки из «Энциклопедии нежити»:

Борлинги… Охотятся крупными стаями… Крайне острые зубы… Когтей нет, но часто пользуются орудиями… Необходимо нарушить целостность позвоночника… Высушенный мозг высоко ценится…

Действительно, в тонких костлявых ручонках некоторых из тварей можно было разглядеть ржавые железки или острые деревянные колышки. Впрочем, рассматривать их времени не было — самые шустрые уже добежали до сбившихся от страха в кучу матросов. Те пытались отбиваться от мелких тварей, отчаянно дрыгая дрожащими ногами, а один орудовал веслом, но без особого успеха.

Эрт с громким криком разрядил в бурую толпу пистолет, но с тем же успехом он мог бы выстрелить в стаю комаров. Пуля не задела ни одну из тварей, лишь заставила часть из них отделиться от общей толпы и броситься в нашу сторону.

Один из солдат истошно заорал и выпалил в них из мушкета, а затем принялся крушить головы тварей прикладом. Я бросился к нему, рубанув прыгнувшую к его пояснице тварь крикетом.

На моих глазах краснолицый матрос с отчаянным криком на одной ноте повалился сперва на колени, а затем упал плашмя. Мелкие твари тут же облепили его дергающееся тело, словно муравьи — гусеницу, жадно орудую зубами и колышками. Двое его товарищей, не сговариваясь, бросились в море и поплыли к кораблю вплавь.

— Куда, идиоты! Вы тонуть! — выкрикнул Морионе. Расстояние до «Вестницы» и в самом деле было приличное, а вода — холодная.

Тем не менее, на фоне творящегося на берегу даже смерть в ледяной воде уже не казалась чем-то ужасным. Не прошло и нескольких мгновений, как толпа мелких тварей окружила нас со всех сторон, и началась отвратительная, беспорядочная свалка не на жизнь, а на смерть.

Я рубил крикетом направо и налево, так что головы и руки тварей разлетались в разные стороны, а перед глазами одна за другой вспыхивали неоновые сообщения о полученной экспе. Рядом с таким же молчаливым упорством орудовал палашом Морионе. Позади нас Эрт и двое солдат, отчаянно торопясь, стаскивали в воду тяжелую шлюпку. Я начинал чувствовать, что устаю, и еще минута-другая такого напряжения — и я пропущу одну тварь, которая вцепится мне своими кривыми зубами куда-нибудь под колено, и тогда — конец.

Новая волна мелкой нежити отбросила нас от лодки. Прорубаться сквозь нее не было никакой возможности: приходилось постоянно думать только о том, чтобы ни одна тварь не ухватила тебя за ногу и не повалила на землю — тогда конец.

Никакого выхода из этого положения не было — все свои надежды я возлагал только на то, что наше положения заметит с борта Лана и поможет какой-нибудь магией. Без этого оставалось только погибать.

Не успел я об этом подумать, как вокруг нас с Морионе заиграло легкое голубоватое свечение. Секунда — и оно превратилось в мерцающую полусферу, похожую на половинку мыльного пузыря и постоянно расширяющуюся. Чем-то это напоминало свечение круга отрицания, который рисовали опытные егеря, ночуя в Чернолесье.

Твари, которых касался разрастающийся пузырь, дергались и отскакивали назад, рассерженно шипя. Прошло всего пара мгновений, и под его защитой оказались все, кроме одного из солдат, прижатого толпой борлингов к стене сарая, и отчаянно отбивавшегося прикладом ружья. Две твари уже вцепились зубами в его ноги, а одна отчаянно колотила железным осколком, и бедняга, озверев от боли, дрался из последних сил.

Странная полусфера вокруг нас отливала лазурью, то и дело по ней медленно проплывали разноцветные мутные пятна.

— Что это⁈ — затравленным голосом произнес Эрт, утирая кровь со щеки рукавом рубашки. — Это вы сделали, Руман?

Я помотал головой.

— Не все ли равно? — ответил я. — Скорее к лодке, а я сейчас.

Вырвавшись из-под защиты пузыря, я в несколько шагов, сопровождаемых короткими ударами крикета, добрался до парня, стряхнув борлинга с его ноги и ударив по черепу твари каблуком. Парень уже с трудом соображал, на каком он свете, так что его пришлось схватить за ремень и буквально силой втащить внутрь лазурного пузыря, где Эрт и Морионе с остальными солдатами уже расселись по банкам и приготовились к отплытию.

Когда мы ударили веслами, странный щит двинулся вместе с нами, но вскоре растаял в воздухе. Толпа борлингов на берегу смотрела нам вслед, скаля отвратительные пасти.

Едва мы взобрались на борт, как где-то в районе носа раздались возбужденные крики: