Ж е л в а к о в. Возможно, если дозволят врачи…
Ю н о ш а. Что ж это выходит — добрые только феи да сумасшедшие? Не-е-ет, тут что-то не так…
Д е в у ш к а. Пойдем, Толик… (Желвакову.) Пожалуйста, передайте ей эти цветы…
Ж е л в а к о в (принимает букет). Охотно…
Г о л о с У с п е н ц е в о й. Надеюсь, вы не соскучились? Я еще вам сюрприз приготовила…
Ж е л в а к о в. Вам лучше уйти. Мое присутствие она воспринимает болезненно. Возможен припадок…
Ю н о ш а. Я могу за доктором сбегать…
Ж е л в а к о в. Не надо… Всего доброго, молодые люди…
Д е в у ш к а. Передайте ей, что мы… мы очень ей благодарны…
Ж е л в а к о в. За что?
Д е в у ш к а. За то, что она… Пойдем, Толик. Прощайте…
Д е в у ш к а и Ю н о ш а уходят. Желваков опускает шторы на окнах, зажигает лампу.
Г о л о с У с п е н ц е в о й. Я завозилась на кухне, но кофе будет… Входит У с п е н ц е в а. В руках у нее поднос, на котором три чашечки кофе и печенье. Увидев Желвакова, изумленно застывает у порога.
У с п е н ц е в а. Ах, это… опять вы…
Ж е л в а к о в. А кто ж еще, как не старый друг навестит соседку… Цветочков вам принес, Екатерина Капитоновна… Как самочувствие? Как нынче сон? Без сновидений… Вот и отлично!.. (Берет с подноса чашку кофе.) Главное — режим, спокойствие, расслабление мышц, вот как…
У с п е н ц е в а. Позвольте, а… где ж эти молодые?
Ж е л в а к о в. Какие молодые?
У с п е н ц е в а. Да вот тут… на диване сидели юноша и девушка…
Ж е л в а к о в. Ах, эти… я с ними в дверях столкнулся… Ушли они… Сказали, комната не подходит, темновата…
У с п е н ц е в а (поставив поднос на столик, устало опускается в кресло). Очень жаль…
Ж е л в а к о в. Да зачем они вам, Екатерина Капитоновна?..
У с п е н ц е в а (не глядя на него, задумчиво). «Когда порой меня томит страданье, В безмолвный час перед закатом дня…»
Ж е л в а к о в. Вот видите, Екатерина Капитоновна, я для вас стараюсь, квартирку вашу за государственный счет ремонтирую, я к вам, можно сказать, с открытой душой, а вы ко мне… со стихами. Нехорошо, очень нехорошо!
Картина вторая
Утро в редакции областной газеты «Знамя молодежи». Приемная.
Слева, на переднем плане, за небольшим столиком — Р о м а Г е р б а ч е в, начинающий репортер. Окутанный папиросным дымом, он старательно выстукивает что-то одним пальцем на пишущей машинке. Его лицо то озаряется вспышкой вдохновения, то тускнеет в глубокой задумчивости. Наконец он вынимает из машинки страницу.
Г е р б а ч е в (читает). Значит, так: шапка — строчка из Маяковского «Побольше ситчика нашим комсомолкам!». Репортаж: «Чем вы порадуете наших женщин к весенне-летнему сезону?» С таким вопросом ваш корреспондент обратился к директору Хлопчатобумажного комбината имени Сакко и Ванцетти товарищу В. И. Аюшкину. Василий Иванович — старый производственник, прошедший славный путь от замдиректора до директора комбината, лукаво улыбнулся…»
Входит Ш у р а — редакционный курьер.
Ш у р а. Там какой-то человек редактора спрашивает…
Г е р б а ч е в. Ты что, не знаешь?.. Ни редактора, ни замредактора…
Ш у р а уходит.
«…лукаво улыбнулся и, взяв вашего корреспондента за руку, подвел к стенду в глубине кабинета. «Вот, — сказал он, — смотрите сами…». Что поразило вашего корреспондента…»
Входит Ш у р а.
Ш у р а. Он спрашивает, может, секретарь есть?..
Г е р б а ч е в. Скажи ему, что все в разъезде… В редакции остались инвалиды и дети…
Ш у р а уходит.
«…Что поразило вашего корреспондента при первом взгляде на опытные образцы?.. Буйное половодье красок, тончайшие переливы тонов…»
Входит Ш у р а.
Ш у р а. Он говорит, может, есть кто из отдела городской жизни?
Г е р б а ч е в (яростно). Я из городской жизни!.. Но я занят!.. Слушай, Шурка, скажи ему, пусть прочтет на дверях: «Приемная открыта с двенадцати утра», посмотрит на часы и пойдет спать… Понятно?
Ш у р а. Я сказала, а он говорит — мне ждать нельзя, я от Маврикия Семеновича…
Г е р б а ч е в. От кого?
Ш у р а. От… Маврикия Семеновича…
Г е р б а ч е в. От Подсвешникова?.. Чудачка… Что ж ты раньше не сказала?.. Это же меняет дело… Что, Баташева здесь?
Ш у р а. У себя, почту читает.
Г е р б а ч е в. Скажи этому гражданину, чтоб подождал, а Баташеву попроси зайти сюда — только быстро…
Ш у р а уходит.
Гм… Как можно не принять, когда Маврикий Семенович это… городская жизнь, а вся городская жизнь — это… это Маврикий Семенович!.. (Пересаживается за большой письменный стол, придвигает к себе два телефона, откидывается на спинку кресла.)
Входит К с а н а Б а т а ш е в а.
К с а н а. В чем дело, Ромка?.. Я тебе нужна?..
Г е р б а ч е в. Да. Очень!.. Понимаешь, Ксаночка, у тебя прием начинается с двенадцати, а я сейчас должен принять здесь одного человека. Я хочу, чтобы ты, как зав. приемной редакции, тоже присутствовала. Это будет выглядеть как-то солидней… Не возражаешь?
К с а н а. Возражаю. Для приема одного человека ты выглядишь вполне солидно. Когда придет делегация — позовешь меня. Будь здоров, Ромка… (Хочет уйти.)
Г е р б а ч е в. Постой, Ксана… Это не обычный посетитель, не из тех, кто приходит к тебе в приемную…
К с а н а. Ах, вот как?.. Это сверхчеловек?
Г е р б а ч е в. Он… от Маврикия Семеновича.
К с а н а. А кто это… Маврикий Семенович?
Г е р б а ч е в. Как, ты не знаешь Подсвешникова?
К с а н а. Нет.
Г е р б а ч е в. Ксанка, — это позор!.. Почти три месяца ты работаешь в редакции и не знаешь, что… что Подсвешников — это… зампредгорисполкома, это… это второе лицо в городе…
К с а н а. Разве за три месяца пронумеруешь все лица?..
Г е р б а ч е в. Перестань, Баташева… Ты журналистка, газетчица, и ты должна знать, что у нас Подсвешников — это… это градостроительство, благоустройство, жилищный вопрос, служба быта, общественное питание, торговая сеть и культура и искусство… В нашем городе куда ни ткнешься, всюду его инициатива, его размах… Даже в стакане газированной воды чувствуется… Маврикий Семенович… Это по его указанию в городе поставлены автоматы с клюквенным сиропом…
К с а н а. Гениальная идея! Удивляюсь, что город до сих пор не переименован в Подсвешников…
Г е р б а ч е в. Смеешься, да?.. Ты думаешь, что тебя из Москвы направили в глубинку, да?.. Так вот — проснись, Баташева, ты в областном центре!.. А тут надо разбираться, кто первая скрипка, кто дирижер и кто раскладывает ноты…
К с а н а. Я вижу, что в этом оркестре тебе по душе партия барабана…
Г е р б а ч е в. А хоть бы так… А ты? Ты же ничего не видишь, никого не знаешь… Сидишь на своих письмах и принимаешь посетителей… Кто ходит к тебе в приемную?.. Кто? Сутяги, кляузники, жалобщики и графоманы… Ты не сталкиваешься с командным составом города, не видишь наших настоящих людей, ты…
К с а н а (перебивая). Хватит, Гербачев!.. К твоему сведению — мне не важно, кто приходит в приемную редакции. Для меня каждый посетитель прежде и раньше всего — человек. Этого звания достаточно, чтобы принять его, внимательно отнестись и сделать все, что диктуют долг и совесть журналиста.
