Т е т я С и м а. Это? Первый звонок… Начальная стадия шизофрении. Да-да… А все потому, что вы с Савелием не родители, вы так… размазня. Надо не убеждать, а дей-ство-вать! Ты мать, и ты должна драться за свое дитя, драться! Вы думаете, мне с Генкой легко? Но я дала себе слово, клятву: одно из двух — или мой ребенок станет сиротой, или я буду матерью выдающегося ребенка. И ты увидишь — я добьюсь. Меня не остановят ни конкурсы, ни жюри, хотя бы сам Иоганн Бах был против моего ребенка, — я внесу его в музыкальную школу, как солдат вносит знамя в побежденный город. Я не успокоюсь, пока не увижу его в Большом зале консерватории…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Так научи, Сима. Скажи, что нужно делать?
Т е т я С и м а. Завтра же чуть свет пойти на квартиру к родителям этого Юрки и устроить скандал номер один.
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Но… я не умею скандалить.
Т е т я С и м а. Пойдешь со мной — научишься…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Я никогда не видела его родителей и даже не знаю, где они живут.
Т е т я С и м а. Найдем! Если они живут даже за чертой города, без прописки, как преступники, как похитители чужого счастья, — найдем. Надо потребовать, чтобы он навсегда оставил ее в покое, забыл не только ее имя, но адрес, телефон, индекс района, в котором она живет…
Р а и с а В а с и л ь е в н а. Умоляю тебя, Сима, помоги. С тобой я пойду куда угодно, но… если об этом кто-нибудь узнает? Если, не дай бог, Лариса…
Т е т я С и м а. Можешь на меня положиться. Ни одна душа…
Свет гаснет. Появляется П е р с о н а ж.
П е р с о н а ж. Тетя Сима ошиблась. Одна душа все-таки узнала. Она подслушала весь разговор у дверей кухни, и так как это была душа чистая, наивная, короче говоря, душа ребенка, то… Впрочем, загляните в комнату Ларисы, пока она не покинула ее навсегда!
Картина четвертая
Уголок комнаты Ларисы. На стуле раскрытый чемодан. Вокруг разбросаны вещи.
Л а р и с а (захлопнув крышку чемодана). Теперь — все! Больше они меня не увидят. Прощай, моя комната, мое детство, мои мечты! (Сквозь слезы.) Я ничего у вас не взяла, ни-че-го. Выпускное платье в шкафу, голубой джемпер внизу, в ящике, там и туфли на гвоздиках. Я их почти не носила… Не успела… И сережки мои тоже… пусть останутся вам как память, что у вас была дочь, что жила-была девочка. Может быть, дурная, глупая, но она хотела счастья, счастья… (Сев на чемодан, закрыла лицо руками и заплакала.) Как же быть?.. Надо бежать, бежать отсюда. А куда?.. Куда пойти? К Витошке Сверчковой? Стыдно. Что я ей скажу?.. Пойти к Леке?.. А где она живет? Не знаю. А что, если… пойти к Юрке? Пойти к нему на квартиру, а?.. Его родители уже давно знают, что мы любим друг друга, что мы решили быть вместе. Так почему же в такую минуту я не могу войти к нему в дом, бросить в угол чемодан, протянуть ему руку и сказать…
Стук в дверь.
Кто там?
Голос за сценой: «Открой, это я…» Лариса открывает дверь. На пороге — Г е н а. У него вид заговорщика. В руке смычок, за поясом пистолет.
Л а р и с а. Генка? Что тебе здесь нужно? Почему ты еще не спишь?
Г е н а (приложив палец к губам). Тшш… Ни слова!.. Спать? В такой обстановке? Преступление. Когда реакция поднимает голову, надо быть начеку!
Л а р и с а. Что ты такое говоришь, Генка? Сейчас же ступай спать. Ты и так всех напугал.
Г е н а. Я знаю, они меня боятся. Земля горит под ногами угнетателей. А ты меня не бойся, я на твоей стороне. Я друг угнетенных и гроза поработителей. Я бы сам удрал из дому, только срок еще не пришел, враг силен, и я коплю силы. А придет час, я выпрямлюсь во весь свой могучий рост, разорву цепи — только они меня и видели…
Л а р и с а. Перестань болтать, Генка, мне не до тебя. Уходи, или я позову тетю Симу.
Г е н а. Стой, беспечная девчонка! Против тебя плетут заговор, клубок, путч — понимаешь?
Л а р и с а. Какой заговор? Где?
Г е н а. На кухне. Я сам слышал. Мама и тетя Рая хотят пойти на квартиру к твоему Юрке и разорвать ваш союз. Они хотят тебя закабалить, отдать чужеземцам за толстый кожаный чемодан. Они хотят…
Л а р и с а. Постой-постой… Пойти к родителям Юрки?.. Когда?
Г е н а. Завтра, чуть свет.
Л а р и с а. Боже мой! Это… это же конец всему.
Г е н а. Без малодушия! Это начало…
Л а р и с а. Что же мне делать? Что делать?..
Г е н а. Сопротивляться! Мердека или смерть! Сейчас самое время бежать отсюда, предупредить, поднять людей на борьбу! Дядя Сава спит в кабинете, а они там, на кухне. Никто не услышит. Медлить нельзя. На, возьми продовольствие. (Вынимает из кармана два яблока и кладет в ее чемодан.) На первое время тебе хватит.
Л а р и с а. Да-да… Надо бежать отсюда, предупредить… Спасибо, тебе, Генка… (Обнимает его, целует.)
Г е н а (сурово). Но-но… Это мой долг патриота. Беги! Я буду стоять у окна. Если погоня — я свистну, если путь свободен — ты увидишь в окне знамя!
Л а р и с а (схватив чемодан). Прощай, прощай, Генка… (Убегает.)
Г е н а (один). Час настал! Угнетенные сами берут судьбу в свои руки. Мердека или смерть! (Зажав в руке пистолет, прислушивается.) Сейчас она бежит по лестнице… третий… второй этаж… Вот хлопнула входная дверь… (Встает на стул у окна.) Кажется, путь свободен… Вот… вот она бежит по той стороне улицы… Беги! Бега скорей, Ларка! Ну, теперь ее никто не поймает. (Вынимает из кармана красный галстук, привязывает его к смычку и, подняв над головой, громко кричит.) Мердека! Свобода!
З а н а в е с.
П е р с о н а ж. Что было дальше, вы знаете. Двое изгнанников встретились в полночь на лестнице. Они все рассказали друг другу. Она плакала, он утешал, — помните? А потом… они поклялись: что бы ни случилось — не расставаться. Они хотели бежать, но куда? Ночь закрыла для них все двери, перепутала все адреса друзей, пугала неизвестностью. Они вышли на улицу, но густой, ливневый дождь загнал их обратно. Он лил без конца, как в трагедии Шекспира, гроза бушевала так, как будто она была заодно с родителями, казалось, что само небо против влюбленных. Они промокли, устали от потрясений минувшего дня, и вот… раннее утро застало их на том же самом месте…
Картина пятая
Лестничная площадка. В нише, сидя на чемоданах и тесно прижавшись друг к другу, дремлют Ю р и й и Л а р и с а.
П е р с о н а ж. Тшш… Кажется, они уснули… Между прочим, автор говорит, что это его излюбленное место в пьесе. Здесь его никто не упрекнет, что он приписывает своим героям несвойственные им слова и поступки. Во сне нет ни слов, ни поступков, — сон есть сон, и тут автор спокоен…
Л а р и с а (во сне). В Новореченске тоже… живут люди, хорошие… лучше нас…
П е р с о н а ж (испуганно). Вы слышали?.. Честное слово, этого не было даже в первом варианте. Им что-то снится, а за сны ни я, ни автор не отвечает. Кстати, если в зале, кроме обыкновенных зрителей, есть и критики, пусть они отметят, что героев пьесы даже во сне не покидает здоровый оптимизм. Это очень важно… Тшш! Они спят. (Тихонько на цыпочках уходит с просцениума.)
Внизу слышны шаги. Кто-то насвистывает бравурную мелодию. По ступеням лестницы, слегка пошатываясь и опираясь на тонкую трость, медленно поднимается старик в дождевом плаще и широкополой шляпе. В руке у него цветы. Остановился на площадке, тяжело дышит, держа руку у сердца.
Р а з м ы ш л я е в. Нет-нет… Ни в коем случае… Если умирать, то только на пятом этаже, не ниже. Оттуда к небесам рукой подать. Не успеют вынести тело, как душа уже в раю. Нельзя заставлять ее возноситься из бельэтажа. Это невежливо, черт возьми… Душа — это… женщина!.. (Заметив Юрия и Ларису.) Что это? Видение? Мираж? Может быть, сон? Нет, я не сплю. Это они… они спят… Может быть, я… немного того, а?.. Вздор! Двух бокалов вина явно недостаточно, чтобы увидеть Тристана и Изольду спящими на чемоданах. (Пауза.) Гм… это ангелы… слетели за мной, не застали и вот… дожидаются… (Вглядываясь.) Позвольте, позвольте, этого юношу я где-то встречал… Ну, конечно, он мой сосед, вот из этой квартиры, но она… она прелестна… (Отойдя в сторону.) Какой блестящий этюд, какая модель для картины «Начало пути» или нет, лучше «Перед дальней дорогой»…
