Петя вернулся к своему столу, полный благодарной нежности к Галине и счастливой уверенности: все, о чем мечтал он со своими товарищами, уже почти началось!

Накалывая на столе невыразимо приятную на глаз и на ощупь кальку, Петя повторял с тайным наслаждением: «Поработаем! Поработаем, только держись!» Плановое задание по чертежу сегодня казалось ему удивительно легким, как и все цифровые расчеты, Каждая линия из-под его руки безупречно прорезала голубоватую, льдистую гладь кальки, а каждая точка скрещивания, казалось, потаенно сияла, как только ему видимая, крошечная звездочка. Он любил свою работу и всегда чувствовал в ней особую взыскательность точности и непререкаемой чистоты каждой линии. Он был спокоен и счастлив. Лицо, взгляд Галины, ее забота и волнение из-за дорогого ему дела, ее голос, как она говорила по телефону, постоянно вспоминались Пете, и будто теплый луч касался его лица.

«О милая, милая!» — умиленно думал Петя, и работа казалась ему еще родней и дороже.

После работы Гриша спросил:

— Ну, что? Как?

— Отлично! — весело ответил Петя. — Петр Семенович все подписал, завтра получим этот драгоценный документ.

— Сегодня бы его получить!

— Нельзя, сама Галина меня предупредила, что сегодня у Сковородиных отца в дорогу собирают… Уж потерпим до завтра!

В обширном конструкторском зале ни одна настольная лампочка не вспыхивала рубиновым светом — вызывать сегодня было некому: все знали, что рано утром Сковородин вылетел из Москвы. Обычно, когда Петра Семеновича не было в конструкторской, неподалеку, на том же «капитанском мостике», светилась большая лампа на столе его первого заместителя Виктора Ивановича Платонова. Он вылетел вместе со Сковородиным, и над его столом было темно.

Кое-где над конструкторскими столами уже летал легкий шумок, напоминающий пчелиное жужжание. Потом многие начали переглядываться, а вдоль широкого серединного прохода между столами то здесь, то там возникал смешок, и все понимали почему.

Между столами прохаживался Вася Трубкин. На него никогда не обращали внимания, и никто не подумал бы, например, спрашивать у него совета и не только потому, что его считали «порученцем более ответственного разряда», но прежде всего потому, что Васю Трубки-на считали человеком без собственного мнения. А некоторые со всей резкостью прямоты называли его конъюнктурщиком. Одни утверждали, что Трубкину известны прозвища, которыми его награждают, а другие, напротив, уверяли, что неискоренимая самовлюбленность еще с детских лет лишила его внутреннего зрения и слуха.

Вася Трубкин, придирчиво-аккуратный в своем сером костюме, безмятежно сияя розовыми, детски-пухлыми, до блеска выбритыми щеками, медленно шел по пролету. У него был вид человека, настолько погруженного в свои размышления, что, казалось, он и не в силах был кого-либо замечать. Размышления его можно было выразить в нескольких фразах вопросительного свойства: во-первых, как ему теперь держаться? Где ему теперь «приличествует» находиться? Обычно у него постоянного места не было, он только присаживался, не важно где, ведь он почти постоянно был в движении. Где же ему сейчас сидеть? Даже неудобно как-то видеть на возвышении сковородинской площадки тьму и безлюдье, а себя самого ощущать так, словно ты, второй заместитель, не имеешь никаких прав на пребывание там! Как быть, как же быть: подняться на эту пустующую площадку, чтобы сесть там за. стол первого заместителя Платонова, или же скромно сидеть где-нибудь за конструкторскими спинами?

Вася дошагал до паркетных ступенек, ведущих на «капитанский мостик», постоял с минутку и вернулся обратно. Потом снова, как бы в рассеянности, дошагал до площадки, опять потоптался — и пошел обратно, так и не решив ничего.

*

После работы от нетерпения скорее получить оставленный Сковородиным нужнейший документ Петя почти добежал до подъезда Сковородиных.

— Ну, ну!.. Сумасшедший! — нежно проворчала Галина. — Батюшки, даже задохся и потный весь, будто камни на себе возил!.. Да нельзя же так волноваться, Петенька, милый! Ну, садись же скорей вот сюда… На, возьми! — И Галина торжественно протянула ему сложенный вдвое листок из блокнота. — Ну, доволен? Счастлив? — лукаво спросила она и наклонилась к Пете.

Он молча смотрел на листок, будто не слыша радостного вопроса Галиньи. Потом встал с кресла, снова и снова прочел две строчки, написанные торопливым почерком, растерянно пожал плечами.

— Это… совсем не то… — глухо сказал он и прочел вслух:

«Начинание молодежи поддерживаю. П. Сковородин».

— Чего же еще тебе нужно? Мы с мамой так хотели тебе помочь… а ты еле смотришь на эти, такие ясные строчки, подписанные папой!.. Я просто отказываюсь тебя понимать! Чего еще тебе нужно?

— Нужно не мне одному; а всей бригаде… — ответил Петя глухо и встревоженно, не замечая обиженного тона Галины, что вконец рассердило ее.

— Подумай, мама! — продолжала она, обращаясь уже к вошедшей в ее комнату Натэлле Георгиевне. — Он, оказывается, недоволен! Ну… что за странный характер!

Натэлла Георгиевна с тихим огорчением во взгляде стала уверять Петю, что и эти две строчки «вполне могут быть документом, если их подписал сам Сковородин».

— Но ведь это же совсем не то!.. — уже с отчаянием объяснил Петя. — Мне нужен просмотренный Петром Семеновичем мой чертеж… Он должен был одобрить его!

— Чертеж? Ни разу не видела у него на столе никакого чертежа! — изумилась Натэлла Георгиевна. — Да вы не волнуйтесь, Петя… Может быть, действительно, все главное… ну, и ваш чертеж… Петр Семенович передал своему второму заместителю?

— Да, да! Ты спроси у него обязательно! — обрадовалась Галина.

*

Вася Трубкин наконец надумал, как лучше ему поступить. Придя в конструкторскую раньше всех, он сразу поднялся на «капитанский мостик» и без колебаний занял место за большим письменным столом главного конструктора.

«В чем дело, что тут удивительного? — несколько суматошно думал он. — Их обоих нет в Москве… и еще довольно долго не будет… следовательно, я заменяю их обоих… и никто не имеет права меня согнать с этого места…»

Вася с силой выпрямил свои короткие ножки, чтобы упереться в пол, но тут же съехал вниз, еле успев ухватиться за подлокотники сковородинского кресла.

«Фу… как глупо! — рассердился он на свою смешную попытку. — Хорошо, что никого еще нет здесь!»

Он разбросал по столу газеты, пусть эта «конструкторская братия», едва войдя сюда, увидит Василия Николаевича погруженным в самые неотложные дела!

Именно так выглядел Вася Трубкин, когда Петя Мельников поднялся к нему.

Уже успев привыкнуть к сковородинскому креслу, Трубкин встретил Петю официально-вежливым вопросом:

— Что у вас, товарищ Мельников?

Петя подал ему записку Сковородина и кратко спросил, не передал ли ему Петр Семенович какого-либо распоряжения «хотя бы на словах».

— Решительно ничего, — ответил Трубкин, недоуменно перечитывая сковородинские строчки.

Петя так побледнел, что Трубкину даже не хотелось задевать его.

— Простите… а что именно я должен делать сообразно этим двум строчкам, подписанным нашим уважаемым Петром Семеновичем? Это касается вашей бригады? Но какое «начинание» молодежи уважаемый мой начальник поддерживает и кого же именно… ведь ни одной фамилии не упомянуто… и все это очень странно… и я просто не знаю, что я должен делать… Возьмите, пожалуйста… мне это, право, ни к чему. — И он вернул листок Пете.

Петя молча положил листок в карман и с ужасом подумал: «Да ведь и я не знаю, что мне сейчас делать».

Уходя, Петя не сумел скрыть своего подавленного настроения, которое немедленно было «учтено» Трубкиным. «А ты что-то сильно скис, «будущий главзять»!.. С чего бы это?.. Любопытно!.. Похоже, он на чем-то обжегся, и это связано с отъездом Сковородина… не случайно же Мельников так настойчиво спрашивал о каких-то распоряжениях начальства… Да, да!.. А начальство укатило себе… и, похоже, оставило своего тезку при пиковом интересе… Да, да! Но чего же именно Сковородин не сделал, вот что любопытно!.. На его особу, конечно, возлагались какие-то надежды, а он их не оправдал… Уж это да!.. Но что же все-таки он обещал Мельникову и чего именно не сделал?.. Может быть, это касалось мельниковского жениховства? Галина Сковородина любому голову вскружит, а Мельников, — всем известно! — влюблен в нее до безумия. Уж, как говорится, не отказал ли ему Сковородин в ее обольстительной ручке?.. Нет, ерунда!.. Не похоже на это… Да и зачем бы Мельникову что-то выведывать у меня?.. Да и к тому я только третьего дня видел Мельникова вместе с Галиной. Не то, не то… Но что же все-таки случилось?»