– Станет лучше, – проговорила она сквозь слезы. – Обещаю тебе, станет лучше. Ты не будешь все время бояться.

– Не будь глупой, Эстер. Ты ведь не такая. Я больше не хочу так жить.

В отчаянии она хваталась за любые аргументы, любые причины, чтобы заставить его остаться.

– Ты помнишь, что, если умрешь раньше мамы, она включит на твоих похоронах то ужасное слайд-шоу?

– Скажу честно, это одна из причин, почему я так долго откладывал это событие. Вчера пытался найти это слайд-шоу, но она прячет его как семейную реликвию.

– Почему ты хочешь меня бросить?

– О, Эстер, – протянул он, когда она уткнулась лицом ему в грудь, – дело не в тебе. Вовсе нет. И никогда не было. Можно любить человека всем сердцем, но при этом ненавидеть себя настолько, что хочется умереть.

Однако Эстер не желала мириться с его поражением.

Пока нет.

Никогда.

– Ты должен бороться, Юджин. Всякий раз, как тебе захочется причинить себе боль, скажи мне, скажи Хеф, скажи маме, скажи папе, скажи Джоне, скажи своим друзьям. Даю тебе слово, один из нас обязательно откликнется: «Приходи, я стану твоей поддержкой и опорой». И мы вместе вступим в борьбу с твоими темными мыслями. Если пытаться справиться с ними в одиночку, твои шансы попасть в плен собственного разума резко увеличиваются.

– Не всегда для всего существует стратегия.

– Хватит. Замолчи. Я не стану мириться с тем, что сидит внутри тебя и заставляет настолько себя ненавидеть. Я не могу.

– Мысли об окончании школы, выпускном и поступлении в колледж… утомляют меня. Нагоняют жуткую усталость. Стоит мне подумать о будущем, как я чувствую пустоту. Даже если жизнь наладится, это чувство все равно вернется. Оно всегда возвращается.

– Дай мне свой телефон, – попросила Эстер.

– У меня его нет. Он где-то в сумке.

Эстер отыскала телефон в сумке, которую Розмари собрала брату с собой, нашла в поисковике номер горячей линии для самоубийц и добавила его в список контактов.

– Если когда-нибудь тебе захочется снова навредить себе, даже если ты не сможешь обратиться ни к кому из своих знакомых, позвони по этому номеру.

– По-твоему это так просто.

– Разумеется, это непросто. Ты же ведешь войну против самого себя. Каждый раз, когда одна из сторон наступает, страдаешь ты. Но дело не в том, чтобы выиграть войну с собственными демонами. А в том, чтобы прийти к перемирию и научиться жить с ними в согласии. Обещай, что не перестанешь бороться.

– Для чего? Ты ведь этого не делаешь.

– О чем ты?

– Ты не борешься. Считаешь себя такой смелой, а на деле тоже не сражаешься со своими демонами.

– Я пытаюсь. Пытаюсь уже долгие месяцы.

– Черта с два. Ты каждую неделю уходишь, занимаешься какой-то ерундой, которую практически не боишься. Твое сердце лишь на время ускоряет темп, но это ненастоящий страх.

– Мы уже близки, Юджин, я чувствую это. Мы почти поймали его. Или, точнее, привлекли его внимание. Я смогу все исправить.

– Жнеца не существует, Эстер. Проклятия – тоже. Джек Горовиц – обычный парень. Дед не утонет. По-моему, это уже всем известно. Это простая сказка на ночь, которую он рассказывал нам в детстве, причем, должен заметить, довольно бредовая. Я почти побывал в загробной жизни и не встретил там никого и ничего подобного.

– Тогда почему все это происходит с нами?

– Потому что жизнь необязательно должна быть проклята, чтобы превратиться в полное дерьмо. Слушай, дед все мне рассказал. Перед тем как он отправился в Лилак-Хилл, я спросил у него, настоящее ли проклятие, действительно ли он встречал Смерть. В ответ он просто рассмеялся. Сказал, мне давно следовало понять, что это всего лишь сказка.

Эстер смотрела на Юджина в ожидании, что тот сейчас замешкается, но этого не произошло.

– Но… в этом нет смысла. Он… он ведь долгие годы повторял нам, что проклятие существует.

– Это выдумка, Эстер. Сказка.

– А как же дядя Харольд? Как же кузен Мартин и пчелы? Как же дедушкина собака? Как же ты?

– Никто в это не верит, кроме тебя. Проклятие реально для тебя одной. Ты сама не даешь ему умереть.

Эстер уже собралась возразить, но Юджин либо от сильной усталости, либо от таблеток начал клевать носом и прикрыл глаза.

– Подвинься, – попросила она. Брат, насколько было возможно, сдвинулся в сторону, Эстер улеглась на узкую койку рядом с ним, аккуратно подлезла под его израненные руки и положила голову ему на грудь.

– Юджин, – прошептала она, уткнувшись в его больничную рубашку, под которой то поднимались, то опускались тонкие ребра, качавшие воздух против его воли, – ты не можешь меня оставить.

Юджин ничего не ответил, только прижал забинтованную руку к ее щеке. Они лежали с переплетенными руками и ногами, как когда-то на протяжении девяти месяцев в утробе матери, пока Эстер не почувствовала, что его прерывистое дыхание замедлилось и перешло в мерное сонное посапывание. Складки на его лбу разгладились. Напраженные мышцы плеч обмякли на простынях.

Разве могла смерть не казаться Юджину столь заманчивой, когда он обретал спокойствие и утешение лишь в бессознательном состоянии?

В то утро Джона пришел сразу же, как только Эстер ему позвонила. Они вместе завтракали в унылой больничной столовой и ждали, пока Юджин пробудится ото сна и вернется в настоящий мир, который так отчаянно желал покинуть.

– Как думаешь, они специально делают больницы уродливыми? – спросила Эстер. В столовой были лимонные стены и оранжевые полы, а мебель выглядела так, будто ее принесли из старого офисного здания. Все время, пока они с Джоной стояли в очереди за едой, Эстер чувствовала на себе странный взгляд маленькой девочки лет тринадцати-четырнадцати с гипсом на руке.

– Господи, надеюсь, Юджина кормят не тем же, иначе он снова попытается покончить с собой, – заметил Джона, ставя на стол поднос с пресной яичницей и тостами.

Эстер набрала полный рот еды, но из-за странного ощущения проглотила ее с большим с трудом. Она подняла глаза. Девочка с гипсом по-прежнему сверлила ее взглядом. Эстер посмотрела на свой костюм Матильды Уормвуд, далеко не самый странный из всех у нее имевшихся.

– Та девчонка все время глазеет на меня, – сказала Эстер. – Мне от этого не по себе.

– Она явно глазеет на меня, – возразил Джона. – А знаешь, еда не такая уж плохая. Давай, съешь еще кусочек.

– Ну вот, она снова на меня смотрит.

– Прекрати смотреть в ее сторону, и она перестанет смотреть в нашу.

– Джона, я не шучу. Она смотрит прямо на меня.

– Наверное, потому что ты постоянно ходишь в костюмах. У тебя паранойя.

– У меня нет паранойи.

– Ешь уже свою яиницу.

– Я не голодна.

– Почему?

В этот миг в Эстер как будто что-то надломилось. Глаза наполнились слезами, горло сдавило, и она внезапно расплакалась.

– Потому что моя семья стремительно распадается, и… и… это моя вина. Я должна… больше стараться, чтобы вытащить папу из подвала. Должна больше стараться, чтобы разрушить проклятие, прежде чем оно убьет Юджина.

– Эй, эй, эй, это ни в коем случае не твоя… – начал Юджин и осекся, когда наблюдавшая за ними девочка вдруг оказалась у него за спиной.

– Эстер Солар? – спросила она. Эстер вытерла глаза и нахмурилась. – Не может быть! Это ты! Я твоя большая фанатка! Прости, что вмешиваюсь, но… можно с тобой сфотографироваться?

– Что? – недоуменно проговорила Эстер.

– Можно сделать с тобой селфи?

– Зачем?

– Я смотрю твой канал на «Ютьюбе».

– Мой… канал на «Ютьюбе»? Не понимаю.

– «Почти полный список наихудших кошмаров», – пояснила девочка, переводя взгляд с нее на Джону – вдруг она приняла их за других людей. – Вы там еще каждую неделю встречаетесь с новым страхом. Выпуск с гусями – мой самый любимый. Меня тоже в детстве укусил гусь, и я никогда…