Некоторое время они ехали – справедливее будет сказать, еле ползли, – пока не очутились на самой окраине города. День выдался теплым, последние часы лета не спешили уходить. В округе почти ничего не было, кроме полей, заросших длинной, выгоревшей на солнце травой – она колыхалась на ветру, будто под водой. Джона остановился напротив вывески: «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. НАРУШИТЕЛИ БУДУТ НАКАЗАНЫ».

– Куда мы идем? – поинтересовалась Эстер, после того как слезла (весьма неуклюже) с мопеда и, миновав вывеску, нырнула вслед за ним в густые заросли. В это мгновение мозг решил напомнить ей, что убийцу Зодиака так и не поймали[19]: и хотя Джона был слишком молод для того, кто в 1960-е годы убил восемь человек, у человека с тревожностями обычно напрочь отсутствует логика. Она выудила из сумки связку ключей от дома и зажала ее между пальцами на случай, если он попытается ее задушить.

Они шли минут десять, потом еще пятнадцать, шагая по узкой тропинке, отчего на ее ногах оставались царапины, а из-под фуражки выбивались длинные пряди рыжих волос. В конце их пути она была похожа на стюардессу, выжившую в крушении самолета.

Тут где-то неподалеку послышался шум волн, разбивавшихся о берег. Заросли кустарника расступились, и перед ними предстало чистое озеро. Поблизости никого, кроме них, не было. Солнечные лучи, проникая сквозь утреннюю дымку, отражались в воде, отчего вокруг все приобретало янтарное сияние. Пляж из белого камня был усеян мелким мусором из озера: морскими водорослями, ракушками, осколками зеленого стекла, отполированного до гладкости волнами. Завывал ветер. Плескалась вода. Восхитительное зрелище – как в начале фильма ужасов.

– Ты ведь не собираешься меня убивать? – спросила Эстер, хотя Джона уже приступил к приготовлениям (хотелось надеяться, не для ее убийства). Он достал из кармана экшен-камеру «Гоу-Про» и пристегнул ее к голове.

– Мне вот любопытно, где ты ее взял? – поинтересовалась она.

– Нашел, – ответил Джона.

– Ага, нашел в чьем-нибудь рюкзаке.

– Ты судишь предвзято.

– Я основываюсь исключительно на прошлых наблюдениях и личном опыте.

– Давай, – скомандовал он и в следующую секунду разделся, скинув с себя все вещи вплоть до трусов. Только Эстер не собиралась делать то же, поскольку а) у нее имелись растяжки, целлюлит и прочие банальные несовершенства тела и б) она не знала, что сегодня вдруг понадобится оголяться, а потому не надела какое-нибудь миленькое нижнее белье, которое специально берегла для возможных сексуальных контактов, – в настоящее время их число составляло ноль. Хотя нынешняя ситуация ни в каком виде и ни в какой форме не походила на возможный сексуальный контакт.

Эстер разгладила свое платье спереди.

– Пожалуй, я останусь в одежде.

– Как пожелаешь. Ха! – ответил Джона. Потом убежал куда-то вглубь пляжа, порылся в траве и вытащил на берег прелестную гребную шлюпку, покрытую частично бледно-голубой, частично белой краской, напоминавшей глазурь на торте. – Тогда можешь плыть на ней, – предложил он, вернувшись к Эстер. После бега он запыхался, его карие глаза стали еще больше от волнения. Эстер показалось забавным то, как парень с волевым подбородком и щетиной мог выглядеть настолько юным и уязвимым.

– Откуда ты узнал, что она там? – спросила Эстер.

– Мама частенько приводила нас сюда в детстве.

Вот так теплым летним утром, два дня спустя после того, как ее ограбили, Эстер Солар в униформе стюардессы выплыла на озеро в компании Джоны Смоллвуда.

В лодке хватало места для двоих, но Джона предпочитал плыть рядом с бортом. Они отплывали все дальше и дальше от берега, пока туман не поглотил землю, и остались только они – два одиноких человека среди сверкающей бездны. Озеро здесь было глубоким, но прозрачным; Джона то и дело нырял в воду с пристегнутой к голове камерой, бросаясь в стаи серебряных рыбок, и его тело длинной тенью скользило в глубине. Все дно покрывали колышущиеся морские водоросли из тех, где обычно обитали огромные белые акулы (вряд ли они водились в озере, но Эстер боялась их даже в бассейнах) и тот жуткий русалочий народ из «Гарри Поттера». Как хорошо, что Эстер находилась в лодке.

Вдали от берега располагался небольшой карстовый остров из белых камней – он торчал из воды точно одиночный зуб акулы. Как только лодка причалила к нему, Джона уселся на мелководье и принялся разглядывать каменистое дно озера. Эстер тоже посмотрела вниз и увидела десятки тел в твердых панцирях мутно-зеленых и венозно-голубых оттенков. Лангусты.

Пресноводные лобстеры. Последний страх из ее списка. Джона собирался натравить на нее ракообразных существ.

Эстер с такой силой зажала ладонями глаза, что кожу обожгло.

– Даже не смей подносить ко мне одну из этих штуковин.

– Лобстеры для скорпионов – русалки, – сказал Джона. Эстер слышала, как он соскользнул в воду. – Почему ты их так боишься?

– Во-первых, у них клешни. Во-вторых, они вызывают пищевое отравление. В-третьих, они похожи на лицехватов из «Чужого». В-четвертых, у них глаза-бусинки. В-пятых, звук, который они издают во время варки…

– Какой звук?

Эстер изобразила писк, раздающийся во время варки лобстеров.

Джона покачал головой (во всяком случае, ей показалось, что он покачал головой – она по-прежнему зажимала глаза руками).

– Ага, посмотрим, как ты запищишь, если тебя бросить в кипящую воду.

Лодка слегка покачнулась. Эстер поглядела в щель между пальцами. На сиденье напротив нее лежал лобстер, его черные глазки-бусинки неотрывно смотрели на нее. «Я убью всех, кого ты любишь», – проскрежетал он на своем лобстерском языке. Его усики дернулись. Она резко вскочила с места. Потеряла равновесие… и опрокинулась назад, в воду. Лобстер, как ей представлялось, был доволен. Эстер вынырнула на поверхность воды, ловя ртом воздух: она была в шоке от холода, глубины озера и внезапно охватившей ее паники, что тут могут водиться пресноводные акулы, или стаи пираний, или одни из тех питающихся плотью паразитов, которые заползают в уретру, когда ты писаешь, и откладывают личинки в твоих почках.

– Эстер? – тихо пророкотал голос.

«Лобстер, – такова была ее первая абсурдная мысль. – Он знает мое имя. – А потом: – Ради бога, только не писай».

Отыскав ногами опору в виде камней, она откинула с глаз мокрую завесу из волос. Стоять на булыжниках оказалось слишком скользко, поэтому она ухватилась за борт лодки и подтянулась. Из-за другого края лодки выглядывали, словно куклы-марионетки, два лобстера.

Тут Джона заговорил с ужасным английским акцентом, будто выразительный священник из фильма «Принцесса-невеста»:

– Что ты делаешь? – спросила Эстер. Самого Джону она почти не видела, только его длинные темные пальцы, которые заставляли лобстеров танцевать, целоваться, театрально изображать самоубийство (то есть плюхаться обратно в воду) – и все это с измененными на водную тематику строчками из «Ромео и Джульетты».

– Показываю Лобстера Шекспира, ясное дело, – сказал Джона.

– Но вот клешня, по счастью, – пронзительно взвизгнула лобстер Джульетта неприятным женским голоском. Лобстер Ромео уже сбросился в воду, откуда быстренько сбежал к камням – наверное, ему не терпелось поделиться с сородичами историей своего невероятного спасения. – Сиди в чехле! Будь здесь, а я умру. – Джона изобразил, как лобстер Джульетта закалывает себя в грудь собственной клешней, а после, ахнув, тоже падает в воду и тонет, постепенно опускаясь на белое песчаное дно.