Ле’Куинд странно усмехнулся. По-видимому, несмотря на такую возможность, к услугам северных головорезов так ни разу не прибегал ни он сам, ни кто-либо из его предков.
– Наше графство стремительно богатело, но связь между народом и его правителями всегда оставалась крепкой. Сам я не застал те глубоко бедные времена, о которых я вам рассказал, но успели застать мои родители, и поэтому с самого моего рождения они не уставали повторять, как важно слушать своих подданных и как важно оставаться к ним как можно ближе. Именно родители научили меня простой, но важной истине, о которой я старался никогда не забывать: народ может существовать без своего правителя, но правитель без народа – не может.
Мужчина позволил себе небольшую паузу, словно ненадолго заплутал в запутанных лабиринтах своих воспоминаний.
– Моих родителей звали Николас и Гресса Ле’Куинд… – ностальгически произнёс Дейран, окутав названные имена необычным душевным теплом, – Отец был единственным сыном своих родителей, их незаменимой опорой и надеждой. В те времена редко у кого в семье было много детей, и даже графский род Акроса не был исключением из этого правила. Мама была виконтессой. Дочерью одного из местных виконтов. Они познакомились на балу по случаю провозглашения моего отца Высоким графом Акроса, и с тех пор не было ни единого дня, который они провели бы врозь. Во всяком случае, они так мне постоянно рассказывали. И кроме этой неразрывной связи друг с другом, они всегда оставались близки и к нашему народу. Вводили защищавшие простых людей законы, строили новые городки, наполняли их школами, больницами и храмами, следили за безопасностью открывавшихся тут и там новых шахт и рудников. Время от времени они выезжали даже в самые отдалённые деревни, чтобы выслушать жалобы тех представителей народа, которые не могли надолго отлучиться из своего дома и приехать в столицу лично. За время их правления Акрос преобразился настолько, что приблизился в своём величии к богатейшим графствам Коалиции, вроде того же самого Ксау, а нашу столицу многие по красоте сравнивают с самим Авалингом. К сожалению, сам я никогда там не был, и не могу рассудить, насколько правдиво это мнение. Может быть, однажды смогу…
– Что с ними случилось? – поинтересовалась я с лёгкой дрожью в голосе, прекрасно памятуя о том, что вообще-то большая часть драгоценной коллекции досталась Дейрану именно в наследство от его родителей.
Ненадолго мужчина помрачнел. Ненадолго, должно быть, лишь потому, что эта история, пускай и, очевидно, трагическая, была уже где-то в далёком прошлом, с которым он давно уже успел примириться.
– Они погибли, – ненадолго граф перестал заплетать свой причудливый венок и замер, устремив взгляд куда-то к северу, а потом вернулся к своему монотонному занятию, – Инспекция в шахте. Это должно было быть обычной поездкой, они часто посещали разные заведения и производства, чтобы проследить за их работой и пообщаться с местными, но… В тот раз всё пошло не по плану. Грунтовые воды размыли стены шахты, и в самый разгар рабочего дня те не выдержали и рухнули, похоронив под собой моих родителей. И вместе с ними ещё ровно тридцать восемь рабочих, которые в тот день находились внутри.
О, Таящийся… Судьба иногда бывает воистину жестока. Или, скорее, она бывает слепа, не делая никаких различий между своими нечаянными жертвами. Для неё никогда не существовало тех, кто был достоин смерти в большей или меньшей степени. Существовали лишь просто достойные, и, к сожалению, к их числу принадлежал каждый из ныне живущих в нашем мире людей.
– Сколько тебе тогда было? – я не заметила, как придвинулась к графу и ободряюще положила руку на его колено. Как не заметила и то, что резко перешла на “ты”.
Видимо, этого не заметил и Дейран. Или же просто предпочёл никак на это не реагировать, лишь едва уловимо покосившись на мою расслабленную ладонь.
– Мне было пятнадцать. Я был ещё подростком, который был совсем не готов столкнуться с жестокой реальностью. И всё же в тот самый момент, когда камни навсегда завалили ту проклятую шахту, я не только лишился ближайших мне людей, но и вдруг оказался единственным возможным претендентом на трон Акроса. У меня не было братьев и сестёр. У родителей их тоже не было. У меня оставался только дедушка, отец моего отца, но и он скончался через пару лет не то от горя, не то от болезней, которые всё-таки добили его пострадавший в далёком детстве организм.
Ле’Куинд глубоко выдохнул, прогоняя печальные воспоминания, и устремил взгляд куда-то высоко, поверх горных вершин, словно пытаясь рассмотреть что-то значительное над горизонтом.
– Но у меня был мой народ. Советники и слуги моего отца, виконты и виконтессы, простые местные жители… Они и помыслить не могли о том, чтобы оставить меня в беде. Они помогли мне прийти в себя, заботились обо мне, во всём поддерживали. Я словно стал ребёнком для целого графства, представляете? И когда я достиг совершеннолетия и с их согласия провозгласил себя Высоким графом Акроса, то поклялся, что многократно верну им их заботу и приведу наше графство к такому уровню процветания, о котором никто из нас не смел даже помыслить.
Мужчина почти закончил плести венок и теперь сосредоточился на его завершении, расправляя цветки и придавая украшению законченный вид.
– Поначалу у меня всё получалось. Целых восемь лет со дня провозглашения я жил одним лишь Акросом. Следовал заветам своих родителей, старался быть ближе к народу и показывать моим людям, что по-прежнему помню всё, что они для меня сделали. Конечно, я совершал ошибки. Не мог не совершать, пытаясь достигнуть уровня моего отца как можно быстрее и без малейшего практического опыта. Но я старался, я рос над собой, а потом… Потом случилось то, о чём я хотел бы забыть. И из верного защитника и друга я вдруг превратился для своих подданных в тирана и насильника.
Дейран повернулся ко мне и протянул мне навстречу готовый венок, слегка махнув руками с недвусмысленным намёком. Я с лёгким удивлением склонила голову, и скоро мои волосы украсило замысловатое переплетение душистых цветов.
Красных, словно вино. Жёлтых, словно янтарь.
– Вот как я вижу Акрос, Алиан. Это вовсе не золото и камни его недр. Это не дворцы и горные долины, пусть даже такие красивые, как эта. Прежде всего, Акрос – это его люди. И я не могу описать словами, как я счастлив тому, что вы тоже являетесь его частью. Пускай даже вовсе не так, как я бы того теперь хотел.
Он… Он был сейчас совершенно серьёзен. Совершенно искренне признавался в том, что я была ему вовсе не безразлична.
Я ошеломлённо тряхнула головой, пытаясь сбросить это секундное наваждение, но это, конечно же, мне ни капельки не помогло. Признание Дейрана было вовсе не в моём сознании. Оно было в воздухе вокруг нас, в раскинувшейся перед нами необъятно-прекрасной долине, в цветах моего пёстрого и душистого венка.
Неужели всё это время… Наше с ним сближение было вызвано вовсе не желанием освободиться от демона? Неужели я была для него не просто удобно подвернувшимся способом достижения цели?
Эта мысль… Она была такой простой, такой очевидной, и всё же раньше она никогда не возникала в моей голове, привычно забитой откровенным притворством и коварными планами.
Что, если он правдапереживалза меня, когда старался держаться подальше? Что, если онзаботилсяобо мне, потому что хотел этого, а не потому, что таков был этикет или потому, что он чувствовал себя обязанным?
И что, если мне всё это нравилось до умопомрачительной дрожи в коленках?
– Дейран, я… Не знаю, что сказать, – я потупила взгляд и смущённо стиснула собственные колени, унимая неуместный трепет, – Кроме того что это слишком большая честь, и я её недостойна. Поверьте мне.
Моя ложь не должна была зайти так далеко, чтобы кто-то успел настолько ей проникнуться. Это было цинично даже по моим собственным, далеко не самым человечным меркам.
Ниса, Посвящённая Ирры, никогда не давала своим воздыхателям ложных надежд, откровенно расставляя все границы ещё до того, как впервые запрыгивала в чужую постель. А юная виконтесса О’Санна была ещё слишком неопытна, чтобы догадаться о том, что эти границы нужно было расставить. И теперь получалось, что мы обе впервые попали в столь щекотливую, хоть и откровенно льстившую нашему самолюбию ситуацию.