Да, Матвей вроде как сам создал эту ситуацию. Подтолкнул Марка ко мне, а помощь ведь и вправду не мешала. Тогда почему сейчас такое ощущение, что это я в чём-то косячу опять, а не он повёл себя как мудак?
Что если это была проверка? Но если да, как я тогда должна была поступить? Гордо ковылять до дома? Или до врача, спрашивая при этом всех на пути, где он? И при всём этом отказаться от помощи Марка?
Нет, вряд ли Матвей всего этого не понимает. Им явно двигало не это. Скорее демонстративно пренебрежительный жест, не более того. Ведь и сейчас спокойно мимо проходит, бросив на нас только короткий, почти пустой, взгляд.
Зато меня сразу почти паникой охватывает:
— Марк, — настойчивым шёпотом взываю. — Марк, отпусти. Матвей смотрит, — лихорадочно проговариваю, даже слегка извиваясь в его руках, да только вот фотограф не реагирует.
Да и лифт закрывается. И смысл теперь меня на ноги ставить? Умом понимаю это, но сердце всё равно надрывно сжимается.
— И что с того? — вдруг интересуется Марк, вскинув брови.
Ловлю его взгляд и тут же отвожу свой. Меня накрывает смущением. И вовсе не от того, что наши лица довольно близко, да и его руки довольно крепко прижимают меня к нему.
Тот мой глупый выпад тревожит куда больше… И ни к чему больше скрывать что-то перед Марком.
— Я люблю его, — жалобно шепчу.
Марк неопределённо хмыкает. Мне становится совсем уже неловко перед ним — получается, я его обманывала, поощряя флирт. Слишком ведь мало времени прошло, чтобы это было не так. Моя любовь к Матвею не сегодня образовалась, а буквально вчера я ещё оставляла фотографу шансы, не договаривая.
Чем больше думаю об этом, тем сильнее понимаю, что и вправду сама тут главная дура.
Лифт открывается — кажется, вот он, этаж врача. Вот только Марк опускает меня на ближайший диванчик, пока не спеша вести на приём.
— И давно ты его любишь? — неожиданно продолжает тему, которую мне уж точно хочется замять.
Но что уж — вчера было время откровений с Матвеем, сегодня — с Марком. Как-нибудь вывезу всё это.
— Очень… — вздыхаю. — С детства, — чуть тише.
— М-да, весело, — хмуро подмечает фотограф, садясь рядом. — Почему не сказала сразу?
Опять этот вопрос. Матвей задавал похожий. Потому что мне вообще не по себе было думать, что мои чувства когда-то могут стать взаимными — вот и вся правда.
Я хотела избавиться от них. Жить дальше. Теперь понимаю, что это невозможно. Да и не хочу. Что бы ни было, но Матвей для меня всегда слишком много значил.
— Мне нужна была квартира, прости, — виновато выдаю Марку одну из причин, которая кажется более безобидной.
Он озадаченно хмурит брови.
— Думаешь, я не предложил бы тебе вариант, если бы не думал, что у меня есть с тобой шансы? — ухмыляется собственному вопросу, видимо, уловив ответ сразу. — Ну ты и дурочка, — мягко добавляет.
Беззлобное обзывательство нисколько не задевает, тем более что звучит ласково. Настолько, что даже не верится — значит, с Марком можно было так легко замять?
— Но ты же… — неловко начинаю, не в силах поверить, что действительно превратила пустяковую ситуацию непонятно во что. — Я же тебе нравлюсь.
— Да, как красивая приятная девушка, — снова усмехается Марк, откровенно забавляясь моей реакции, нисколько не огорчённый. — Говорить о какой-то серьёзной влюблённости рано, я легко это переживу.
М-да, и действительно, сколько я с ним знакома? О каком «ранить его чувства» вообще могла быть речь? Я же видела, как свободно он общается с другими моделями. Уверена, что подобных симпатий у него хватает.
А вот Матвей… Тут совсем иначе всё. Он ведь и впервые поцеловал меня после разговоров о Марке и моих будущих свиданий с ним.
— Я и вправду идиотка, — подытоживаю со вздохом.
Не столько даже Марку, сколько просто как мысль вслух. Но он понимающе хмыкает. А потом участливо спрашивает:
— Что там у вас?
Вздыхаю — тут парой слов не скажешь. С другой стороны, дружелюбная и в хорошем смысле простая реакция Марка на все мои выпады подкупает. Да и всё-таки мне нужен кто-то, с кем смогу обсудить всё скопившееся. И Лика тут не вариант — Матвей её брат.
— Я дружу с сестрой Матвея, и, приехав в Москву, сразу остановилась у него. Потом вышло так, что мы поцеловались, и я поняла, что не смогу дальше спокойно оставаться рядом, зная, что этот поцелуй для него ничего не значит. Вот и стала искать квартиру, а заодно хотела переключиться, — решить всё сказать Марку было проще, чем сделать это. Немного всё-таки не по себе, особенно, когда говорю последнюю фразу. Ведь, получается, в какой-то степени использовала его. Добавляю, стараясь хоть как-то сгладить: — И тут ты с твоим вариантом, плюс ты тоже красивый и приятный.
Марк издаёт смешок: что-то мне подсказывает, что и мои попытки польстить тоже видны. Так себе способ смягчить ситуацию. Но и это он умудряется легко замять мимолётной тёплой улыбкой:
— Вот уж спасибо.
Тоже улыбаюсь, хотя быстро серьёзнею — я ведь только начала говорить. И сейчас подхожу к самому сложному.
— А потом так получилось, что для Матвея тот поцелуй всё-таки что-то значил, и мы начали встречаться. Но я не знала, как обо всём сказать и тебе, и ему. Начала врать, особенно в то утро, когда Матвей заехал за мной, и ты собирался…
— И поскольку врать ты не умеешь, то он тоже, как и я, заподозрил, что что-то не так, — заключает Марк, подхватывая после недолгой паузы.
Киваю, уже совсем не удивлённая, что он и ту ситуацию легко отпустил, хотя впустую ехал ко мне и потом ещё звонил без ответа. «Как и я»… Видимо, знал с самого начала. Надо было быть более открытой с ним.
Но что уж — сейчас я как раз максимально честна. При других обстоятельствах мы с Марком могли быть хорошими друзьями.
— Начал накручивать себя, а в итоге я всё-таки ему сказала, что квартира твоя. Ну и он вспомнил, как мы общались и решил, что… — осекаюсь, криво усмехнувшись и покачав головой.
До сих пор не понимаю, как Матвей так легко в это поверил. То есть в целом оно понятно, конечно, особенно когда я проговариваю всю ситуацию, обрисовывая её Марку. Поводы подумать лишнее были. Но причины… Их ведь нет. Разве Матвей не чувствовал, насколько я трепетала от одного его присутствия? Как мог допустить, что способна переключиться на кого-то ещё?
Марк хмурится:
— Переубедила?
Если честно, нет. Обиделась сразу. Толком ничего нормально не объяснила, лишь твердила, что Матвей не имеет право так думать.
— Пыталась, — всё же щажу себя в глазах Марка. Да и стал бы Матвей меня слушать? Что такого я могла ему сказать? — Он настоял, что я должна перестать с тобой работать, — поморщившись, добавляю.
Даже признаваться в таком стыдно. Ведь это попытка контролировать меня. Многие современные девушки посчитали бы такое звоночком держаться от мужчины подальше, а я ещё мысленно колеблюсь, а стоит ли мне так резко воспринимать. Напоминаю себе о его признании про измену от бывшей…
О которой Марк ничего не знает, но со спокойной уверенностью заявляет:
— Его можно понять, учитывая, что я проявлял к тебе конкретный интерес, а потом ты стала жить в моей квартире, да ещё и врать ему, скрывая это.
В его словах нет ни одного домысла — лишь факты, которые сама же и рассказала. Но аж вздрагиваю. Это не звучит обвинительно по голосу, но по смыслу как будто бы да. Картинка складывается так себе, если вот так разом всё озвучить.
И всё же…
— Но разве в здоровых отношениях кто-то кому-то может запретить?
— Здоровые отношения, — с беззлобно снисходительной ухмылкой повторяет Марк. — Сомнительная формулировочка. Лучшие отношения — те, в которых обоим комфортно, без ярлыков. Необязательно равноправные, как сейчас навязывают. Ты скорее из тех девушек, о которых заботятся, за которых берут ответственность. И ревнуют тоже. На мой взгляд, тебе стоит прислушаться к мужчине, которого любишь. Тебе так важно работать со мной? Или его спокойствие всё-таки дороже?