Кстати, ни медикаменты, по словам доктора, что хотел меня обратно на фронт отправить, ни продовольственные запасы нашего госпиталя японцы не тронули. Всё посмотрели, перебрали, но на месте оставили.

— Аристарх Аристархович, что, дальше-то с нами будет? — спрашиваю старшего своего товарища. Он — человек опытный, с самого начала воюет, всё про этих самых японцев должен знать.

— В Японию отправят. В лагерь. Так раньше было.

В Японию… Вот только этого мне ещё не хватало… Что со зверьками мне делать? Прятать скорее?

Тут мысли мои унтер перебил. Удивил меня даже несколько своими знаниями.

— В 1899 году Япония подписала заключительную резолюцию Гаагской международной мирной конференции — Гаагскую конвенцию. Там про пленных всё сказано…

Говорил сейчас Аристарх Аристархович чужими словами. Такого построения предложений и набора слов я от него раньше не слышал. Больше выражался он коротко и по матерному. Однако, мы его все во взводе прекрасно понимали.

Тут же тебе и историческая справка, и резолюция, и конвенция. Ну, не меньше, чем речь полковника.

— Так подпоручик наш как-то говорил. Вот я и запомнил. Люблю я умные слова запоминать. Ну, как в Уставе…

Ага, вот откуда он про резолюцию, конференцию и конвенцию Гаагскую знает. А, то, я уже невесть чего подумал.

Так в плену мы три дня просидели. По узкоколейке японские войска двигались, просто валом валили, использовали её в своих интересах. Русские строили, а японцы ездят. Вот такой подарочек мы им сделали.

Про нашу судьбу пока ничего нового не было. Я дрова продолжал для обогрева шатров с ранеными колоть, воду носил, помогал еду готовить.

Вечером третьего дня в госпиталь транспорт со стороны фронта прибыл. С той, куда он передвинулся. Четвертого дня были мы в русском тылу, а сегодня находились уже в тылу японском. Платформы были наши, лошадки — тоже. Только вёз транспорт японских раненых. Умеют японцы чужой опыт перенимать, русская армия так делает, и они тоже не рыжие.

Своих раненых охраняющие нас немного потеснили, наших вперемешку с японскими солдатиками положили. Те и другие сейчас мирно лежат, никто никому горло не перегрызает.

Меня с медицинским персоналом госпиталя поместили.

Кстати, со мной некоторый казус вышел. Заботливая сестра милосердия мне при поступлении офицерскую форменную одежду выдала. Я тогда не отказался — она теплее и более приглядная. Погон-то на ней в то время не было, так что я ничего грубо не нарушал. Не положена мне, конечно, такая военная одежда, но тут мне форму временно на подмену выдали. Пусть она и зашита в двух местах, но выстиранная и чистая. Ну, помята, да это ладно…

Погоны подпоручика почему-то в кармане выданных мне шаровар лежали. Я по своей хозяйственности их не выкинул. Так и ходил без них, но с орденом, за водой, дрова колол и прочим занимался.

Так вот, японцы этот непорядок углядели, на плечи мои указали. По жестам и понял я, что про погоны спрашивают. Тут я сдуру офицерские погоны и нацепил. Записан сейчас я у японцев как пленный офицер. Ну и ладно, с моей стороны никакой провинности нет, а враг введен в заблуждение.

Глава 23 Штабс-капитан

Ехать на открытой платформе — всё не пешком идти…

Холодно было, но терпимо.

У меня же полушубок ещё имеется. Сколько уж раз добрым словом я сестру милосердия помянул.

При погрузке японцы нам ничего с собой взять не дали. Доктор наш особенно о медикаментах и перевязочных средствах сокрушался. Говорил, как же он будет раненых обихаживать?

Менять бинты ему надо? Надо.

Ну, и так далее по списку.

Никто с ним разговаривать даже не стал. Может, просто не поняли, о чем он говорит?

Запасы продуктов тоже в госпитале остались.

Вот так и едем налегке. Только с тем, что на себе у нас имеется.

Ехали, кстати, не долго.

Как до какого-то посёлка доехали, тут нас всех и высадили. Японских раненых в госпиталь унесли, а нас к таким же бедолагам отправили. Не одни мы в плен попали.

Доктор-то наш, оказывается, нормальный мужик. С охраной ругаться начал, кого-то из начальства требовать. Просил и русским раненым медицинскую помощь оказать, в тепло их забрать.

Удивительно, но это сработало. Унесли подопечных доктора. Его и медицинский персонал с ними забрали. Один я остался. Ну, не один, а с другими пленными.

Да, в госпитале лучше было. Там хоть шатры имелись и печурки в них. Тут же шалашики, а хочешь погреться — к костру иди.

— Изменилось, изменилось к нам отношение…

Штабс-капитан, в годах уже, стоял рядом со мной у костерка, руки свои к огню протягивал.

То ли мне он говорил, то ли сам с собой разговаривал. Непонятно как-то он себя вёл. А, может, просто контуженный был.

— Раньше они боялись — а, как вдруг сами к нам в плен попадут, хорошо к русским пленным относились… После Порт-Артура — осмелели…

Точно, сам с собой штабс-капитан разговаривает, размышляет вслух. Интересно, откуда он знает, как с пленными до Порт-Артура было, а как после него стало? Может он какой разведчик, или — секретными сведениями располагает?

Ну, на меня он с кулаками не бросается, постою рядом, послушаю. Лишним знания про японский плен не будут, коли уж я в нём оказался.

Штабс-капитан между тем продолжал руки свои греть и сам с собой разговаривать.

— Два мира встретились, две цивилизации… Что такое военнопленный, не все сразу поняли… Бусидо… Культ самурая… Самурай не может сдаваться в плен, он должен сражаться при наличии малейшей возможности… Не может сражаться — должен сделать себе харакири…

Во как… Я про такое и не знал…

Стою, молчу, дальше штабс-капитана слушаю.

— Пленный, это не тот, кто заслуживает позора… Он выполнял свой долг, храбро сражался за родину… Может, он ранен был и без сознания в руки врага попал?

Тут штабс-капитан повернул ко мне своё лицо и вопросительно на меня посмотрел. Что, мол, ты об этом думаешь?

Ага, не только он сам с собой разговаривает, вслух рассуждает. Меня он теперь в свои тяжкие думы включил.

Я не знал, что и ответить. Я-то не без сознания в плен попал. Во вполне нормальной физической и психической форме. Ещё и чужие погоны себе на плечи нацепил. Офицером-самозванцем являюсь.

Не дождался штабс-капитан от меня ответа. Вздохнул. Снова взгляд на огонь перевёл.

Мне что-то стыдно стало и я от костра отошёл.

Пора идти ужин себе готовить.

Японцы тут пленных не кормили, но продукты два раза в день выдавали. Сами, мол, себе готовьте и ешьте.

Мне тоже выдали галеты, бумажный пакетик с щепоткой чая, ещё один пакетик с мелко наколотым сахаром, кукую-то сушеную зелень и кусочек замороженного мяса. Хорошо, у меня тряпочка была, я в неё мясо и завернул.

В чем же готовить и чем есть? Ни котелка, ни ложки у меня не было.

Сырое мясо жевать что-то мне не хотелось…

Огляделся — как выходят из положения мои товарищи по несчастью?

В жестянках каких-то себе пищу готовят. Оказалось — в банках от японских галет. У охранников наших такую баночку купить можно. Да не только баночку. Можно даже и спиртное. Надо только деньги иметь.

У меня денег не было. Все мои деньги на редуте остались. Не зверьков же золотых на банку менять?

Тут мне повезло.

Под столом, с которого нам японцы паек выдавали, пустая банка из-под галет и лежала. Упала, а её и забыли поднять. Ничего, я не гордый, подниму.

Поднял банку. Даже мыть не надо — чистая.

Я набрал снега и к костру пошёл. Сейчас буду мясо с неизвестной мне сушеной зеленью варить, а потом и воду для чая вскипячу. Времени у меня много — больше, всё равно заняться нечем…

Глава 24 Что-то непонятное

Снег растаял, вода в моей банке из-под галет быстро нагрелась, пузырьками у стенок пошла и почти закипела.