— Иду я! — кричу я, надеясь, что она меня слышит.
Ее голова поворачивается в мою сторону, и я машу руками в воздухе, чтобы она могла заметить, как несусь по дорожке.
Она качает головой, кладя переговорное устройство, слегка удивленная, но в основном раздраженная.
— Вы чуть не задержали рейс, — говорит мне стюардесса, как только я подхожу к скользящей остановке у выхода и протягиваю ей посадочный талон для сканирования. — В следующий раз, пожалуйста, приходите пораньше.
— Конечно, — говорю я с большой улыбкой, пытаясь перевести дыхание.
Она возвращает мне посадочный талон, и я несусь по туннелю к самолету. Внутри все ряды заполнены, так что я поднимаюсь на борт последним. Я иду по проходу, осознавая, что получаю несколько пристальных взглядов от пассажиров. Хочется сказать им, почему я опоздал. Они бы, конечно, поняли, но решаю просто опустить голову и иду так быстро, как только могу, к последнему ряду, занимая пустое место у прохода.
Я до сих пор не могу отдышаться. Даже руки дрожат от адреналина.
— Первый раз летите?
Я бросаю взгляд на старую миниатюрную женщину, сидящую у окна. Она закутана в теплый шарф и свитер. Ее короткие белые волосы завиты, а милое лицо в морщинках, особенно возле глаз, когда она улыбается мне. Ее руки покоятся на закрытой книге в твердом переплете, а на каждом ее пальце по кольцу.
— О… — хочу я. — Нет. Я постоянно летаю по работе. Ну, летал...
Она наклоняет голову в сторону.
— Летали?
Я смотрю на руки и качаю головой.
— Да, работал журналистом несколько минут назад.
— Уволились?
Я киваю, чем интригую ее.
— Вам не нравилась работа?
— Она не была такой уж и плохой. Поездки достали.
— А, у любой работы есть обратная сторона.
Я соглашаюсь, давя большими пальцами в бедра.
— Но ушел я не поэтому.
Женщина приподнимает бровь, требуя продолжения.
— Это как бы был прыжок веры.
— Ради любви?
Я смеюсь и опрокидываю голову на сидение, пялясь в потолок.
— Да, звучит как клише, если честно.
— Клише на то и клише. Расскажи мне о ней.
— О Мэдди?
— Из-за нее ты ушел?
— Да, она...
На мгновение я встаю в ступор, размышляя, как лучше изобразить Мэдди для совершенно незнакомого человека. Как описать ее? Это кажется невозможным.
— Она потрясающая. Забавная. Общительная. — Я наклоняю голову вперед-назад, как будто взвешиваю. — Временами, смешная.
— Разве не все мы такие, — говорит женщина, подмигивая. — Держу пари, она ещё и красивая. — Я улыбаюсь, и она отвечает со смехом: — Конечно, она такая. И как долго вы вместе?
— Если честно, с этим сложно.
— Поэтому ты ушел с работы? Чтобы сделать все проще?
— Точно.
— Что ж, желаю тебе удачи.
Я тоже.
После этого мы еще долго разговариваем, нам обоим не терпится поделиться историями. Тем не менее, полет, кажется, длится целую вечность. Я листаю бортовой журнал, разрываю пакет с арахисом, ковыряюсь в телефоне, и все равно мы ещё в часе полета от Остина.
Моя соседка сейчас занята чтением, поэтому я не беспокою ее, вместо этого считаю секунды, отчаянно желая вернуться в Техас.
Мы приземляемся на летное поле только после полуночи, после чего сумки целую вечность не появляются на багажном турникете. Я хватаю чемодан и бегу к дверям аэропорта, хватая первое попавшееся такси, ожидающее снаружи.
Я даю водителю адрес, а затем начинаю потеть на заднем сиденье.
За последние несколько часов мне не раз приходило в голову, что я обезумел.
Я мог бы позвонить Мэдди и предупредить ее о том, что возвращаюсь в Техас, но, похоже, об этом лучше сказать лично. К счастью, в позднее время на дорогах нет пробок. Мы выезжаем из аэропорта Остина и в кратчайшие сроки добираемся до центра города.
— Прямо тут? — спрашивает водитель, показывая на бордюр.
— Да, отлично.
Я знаю код от домофона, но у меня нет ключей, чтобы войти в квартиру.
Я поднимаюсь на лифте на нужный этаж и тащу чемодан по направлению к квартире, пока сердце бешено колотится внутри.
Мэдди, привет. Мэдди, я вернулся. Мэдди, я не лечу в Нью-Йорк.
Ненавижу себя за то, что не подготовился. Было же ведь время в самолёте.
Я делаю глубокий вдох и поднимаю руку, чтобы постучать в дверь.
Никто не отвечает, затем я проверяю телефон и вижу, что сейчас час ночи. Завтра рабочий день. Они с Люси, наверное, спят.
Дерьмо.
Я стучу теперь немного сильнее.
Все ещё нет ответа.
Достаю телефон и звоню Мэдди. Знаю, что бесполезно. У нее телефон на беззвучном режиме. Я проебался.
Я все ещё звоню, издавая безнадёжный смешок. Прислонив телефон к уху, я падаю на входную дверь лбом.
Переключает на автоответчик, я просто стою и слушаю, как голос Мэдди просит меня оставить сообщение.
• 24 •
Мэдди
— Мэдди, это я. Эйден. Я, э-э... вообще-то, стою за твоей дверью. В Остине. Если бы ты проснулась и впустила меня, было бы здорово. Но ты, наверное, спишь, что естественно и хорошо. Тебе, наверное, надо хорошо поспать после наших выходных. На тот случай, если ты послушаешь это до того, как я увижу тебя, я... э-э, буду снаружи, прислонюсь к твоей двери и буду ждать, когда ты проснешься. Тебе, наверное, интересно, почему я здесь... Я просто не мог вынести мысли о том, что снова оставлю тебя. Мне тоже не нравятся междугородние звонки, и кого волнует...
Голос Эйдена обрывается, пока я пялюсь в телефон, сбитая с толку.
Я проснулась минуту назад, поэтому мозг ещё ничего не осознает. Поэтому я не поняла, что произошло.
Я возвращаюсь к списку голосовой почты и снова воспроизвожу.
— «Мэдди, это я. Эйден. Я, э-э... вообще-то, стою за твоей дверью. В Остине...»
Я все правильно расслышала! Остальная часть голосовой почты уходит на задний план – я вскакиваю с кровати, бегу к двери квартиры и быстро открываю ее. Верхняя часть тела Эйдена падает на пол к моим ногам.
— Черт, — ругается Эйден, потирая голову и медленно приходя в себя.
Должно быть, он спал, прислонившись к двери, а теперь лежит там, моргая и уставившись на меня.
— Ты не в Нью-Йорке!
— Нет, — улыбается Эйден.
— Ты здесь! У моей двери!
— Ага. Уже последние... пять с половиной часов.
Я в шоке подношу руки ко рту. Эйден медленно возвращается в сидячее положение, прежде чем встать. Он выглядит дерьмово. Вся его одежда помята. Волосы торчат дыбом с одной стороны из-за того, что прислонялся к двери. Он моргает одним глазом, пытаясь привыкнуть к свету, льющемуся из окна позади меня, а я плачу. Затем бью его в грудь. Потом плачу еще немного.
— Что ты здесь делаешь?
— О, просто... доказываю свою любовь, — говорит Эйден с самоуничижительной усмешкой. — Знаешь, старый добрый жест, когда ты летишь обратно в город посреди ночи, а потом спишь в коридоре, потому что твоя девушка не открывает дверь.
— Ты ненормальный!
— Знаю.
— Как ты вернулся в Техас? Ты, наверное, сразу же улетел обратно.
Он прищуривает глаза, как будто обдумывает это.
— Я думаю, что пробыл в Нью-Йорке не более тридцати минут.
Вау.
Ладно. Он вернулся... надолго ли?
— Твое голосовое сообщение какое-то бессмысленное. Ты здесь только на несколько дней или как? — Я качаю головой, пытаясь понять изменение обстоятельств. У него все еще есть только один чемодан.
Эйден потирает затылок, как будто нервничает.
— Нет, на самом деле забавная история… Я уволился с работы.
— Ты чего?!
— Да. Ушел. Прошлой ночью. Очень непрофессионально с моей стороны, ну, а что поделать.
— Эйден!
Он смеется, а затем делает глубокий вдох. Эйден смотрит мне в глаза, и я вижу, как под его темными ресницами начинают собираться слезы. Он никогда не плачет. Никогда! Что происходит?
Затем медленно он начинает опускаться на одно колено. Эйден морщится, как от боли. Я уверена, что после того, как он несколько часов проспал, прислонившись к двери, его мышцы затекли.