— Эйден? Ты встал? Надо поговорить.

Это Джеймс.

— Сейчас не время! — кричит Эйден.

Ручка двери начинает дергаться, отчего начинаю кричать, пытаясь доползти до ванной прежде, чем Джеймс откроет дверь.

Хотя Эйден быстрее меня – он добегает до двери как раз вовремя, чтобы захлопнуть ее прежде, чем Джеймс что-нибудь увидит.

— Не сейчас, идиот!

— Ты вел себя как лунатик прошлой ночью! Нам надо поговорить.

— Не. Сейчас!

— Ладно. Встретимся на кухне.

Я не слышала другую часть разговора, потому что спешу обратно в свою комнату. Там, на краю кровати сидит сестра, скрестив руки на груди.

Здорово. Просто офигенно.

— Надеюсь, ты счастлива. — Первая вещь, которую она мне говорит.

Если бы Джоли с Джеймсом были нашими родителями, нас бы наказали. Суть очень долгого разговора, который приходится терпеть, заключается в том, что сестра очень разочарована решениями, которые я приняла прошлой ночью, и она ожидает от меня каких-то решений и хочет дать понять, что мои действия отражаются на ней.

О, боже мой. Просто убирайся из моей комнаты, чтобы я смогла одеться, выпить кофе и переварить тот факт, что Эйден попросил меня переехать с ним в долбаный Нью-Йорк.

Я снова настраиваюсь на ее длинную обличительную речь:

— Я бы хотела, чтобы ты сегодня позвонила в ресторан и извинилась.

Джоли, я бы хотела, чтобы ты ушла, но мы не всегда получаем то, чего хотим.

Я успокаиваю ее множеством кивков и почтительных мычаний в знак согласия, прежде чем она, наконец, исчерпывает себя и оставляет меня в покое.

Первый раз в таком состоянии... и в замешательстве. Мышцы живота сжимаются от беспокойства, но я не могу забыть ту маленькую картину, которую Эйден подарил мне минуту назад. В это рождественское утро я проснулась рядом с Эйденом. Санта действительно решил показаться в этом году.

Я достаю из чемодана красную клетчатую пижаму и несколько уютных носков. Раздается стук в дверь, после чего поворачиваюсь и вижу Эйдена, стоящего в дверном проеме, который не в силах стереть улыбку с лица.

— У нас проблемы, — дразнит он.

Я изображаю беспокойство.

— В этом году за плохие поступки мы определенно запасемся углем?

— Хуже. Джеймс «глубоко разочарован мною».

— Ох, бедный.

— Ага, держу пари, они даже не оставили нам завтрак.

— Можем приготовить свой.

— Договорим позже насчет Нью-Йорка, хорошо?

Я киваю в согласии, радостная, что он не давит на меня.

~

День не так уж плох. Конечно, Джоли и Джеймс немного сдержанны по утрам, но я утомляю их большим количеством выпечки.

— Кто-нибудь видел сахар?!

— Ты только что взяла его, — говорит сестра с дивана. Уже ранний вечер, и все собрались в гостиной, чтобы посмотреть рождественские фильмы. Я торчу на кухне и не собираюсь уходить. У меня в духовке готовится пряничный домик. На решетке для охлаждения лежат две дюжины печений с клюквой и белым шоколадом. В миксере готовится пирог, а на плите разогревается гоголь-моголь. В доме пахнет, как после взрыва на свечном заводе.

— Как я, по-твоему, буду печь сахарное печенье без сахара?

— Нам нужно сахарное печенье? — мягко спрашивает сестра.

Я бросаю на нее раздраженный взгляд.

— Это Рождество, Джоли.

Настроение ясное: перестань быть Гринчем!

Выпечка в основном отвлекла меня от мыслей о приглашении Эйдена. Когда он время от времени присоединяется ко мне на кухне, то не пытается снова заговорить об этом, хотя эта идея плотно засела у меня в голове.

Переехать в Нью-Йорк с Эйденом? Получится ли?

Я ненавижу то, как быстро проходит день, который стал еще быстрее из-за раннего утреннего рейса Эйдена из Денвера. Ему придется встать в пол пятого утра, чтобы успеть доехать из Вейла и вовремя добраться до аэропорта. В эту ночь я ожидаю, что он ляжет спать пораньше, но Эйден остается на диване, свернувшись калачиком рядом со мной под одеялом, пока мы заканчиваем смотреть «Эта замечательная жизнь».

Свет на кухне приглушен. Джеймс с Джоли уже давно легли спать, так что мы одни на диване, пока за окном идет снег.

Я была так счастлива до этого момента, полна рождественского духа, когда мы провели день, лепя снеговиков и кушая, смотря фильмы, строя пряничный домик, а затем поедая и его тоже.

Но сейчас невозможно избежать того, что произойдет завтра.

Эйден уезжает, и я не знаю, что будет после этого.

Идут титры фильма, а я не шевелю ни единым мускулом. Хочется повернуть время вспять и пережить этот день заново вместе. Я не хочу, чтобы Эйден отодвигался от меня.

Я оглядываюсь и вижу, что он смотрит вниз на наши переплетенные руки.

— Ты устал? — интересуюсь я.

— Не совсем. — Голос кажется отчужденным.

— Ты был уставшим утром.

— Возможно.

— Что не так?

Эйден откидывает голову на спинку дивана и смотрит в потолок.

— Я глянул рабочий календарь, пока ты готовила.

— И?

— Меня не будет в течение следующих пяти недель. В расписании есть свободная ночь или две, когда смогу вернуться в Нью-Йорк, но это все.

— Ох, это...

— У нас все еще может получиться, — говорит он, пытаясь перебить меня.

— Конечно. Я и не собиралась утверждать обратное.

— Значит, ты больше от меня не убежишь?

— Нет.

Эйден расслабляется.

— Мы можем общаться по телефону, когда меня не будет.

— Ага.

— И по почте.

Я не могу сдержать улыбки:

— Ты будешь слать мне открытки?

— Каждый день, если хочешь.

Я наклоняюсь и целую его мягко и нежно, но Эйден яро прижимается к моим губам, запуская руку мне в волосы. Я придвигаюсь к нему и провожу рукой по его рубашке. Эйден прижимает меня к себе, и мы начинаем откидываться на спинку дивана. Его руки начинают блуждать сначала по моей спине, потом по низу рубашки. Он тянет ее вверх, проводя пальцами по позвоночнику. Затем медленно проводит руками по груди, обхватывая ее, отчего издаю тихий стон.

На диване мы не остались.

Эйден, единственный, кто обдумывает такие вещи, тащит меня за собой по коридору, толкая дверь своей спальни, чтобы мы могли проковылять к кровати, срывая одежду по пути. Мы должны провести ночь, составляя наши расписания, планируя будущее, но никаких разговоров. На самом деле наши уста используются только в других целях.

Мне кажется, я просыпаюсь, когда Эйден целует меня в щеку в предрассветные часы, но тогда это кажется всего лишь смутным сном.

Когда я окончательно просыпаюсь и оглядываюсь, Эйден не лежит на своей половине. Он уже летит обратно в Нью-Йорк.

• 21 •

Мэдди

— Где твоя голова сегодня? Черт возьми. Земля вызывает Мэдди.

Я вырываюсь из задумчивости, немного смущенная тем, что Элиза застала меня в неподходящий момент. Хотя, честно говоря, в наши дни не так уж трудно найти меня в таком состоянии. Неприятных моментов предостаточно в течение первой недели возвращения на работу после праздничных каникул.

Элиза стоит перед столом за пределами офиса, размахивая передо мной чашкой чая-латте, как будто пытаясь вернуть меня к реальности.

— Все еще мечтаешь о каникулах? — Она съеживается от этой мысли. — Не я. По-моему, я набрала полтора килограмма. Вот почему я никогда не смогу вернуться домой. Мама настаивает на том, чтобы кормить меня насильно, и я не могу отказаться от ее хлебного пудинга. Теперь мы с тобой занимаемся вело-пробежками каждый день на этой неделе. Зафиксируй это как-нибудь.

— Слушаюсь, — говорю я, перебирая беспорядок на столе, чтобы найти ручку и блокнот, дабы записать ее просьбу в список дел. Требуется больше времени, чем обычно, ведь все лежит под мусором после завтрака.

Обычно я не такая. Я горжусь тем, что являюсь организованным человеком, но возвращаться в офис после Нового года было нелегко.

Сейчас голова забита только одним Эйденом.

Он в Новой Зеландии. Ну, как я знаю. Не могу вспомнить, возвращается ли Эйден сегодня в Нью-Йорк или же летит оттуда сразу в Дубаи. График постоянно загружен. Постоянно появляются новые дела, из-за чего запланированные пять недель работы превратились в восемь.