Сказанное в еще большей степени относится к правилам рационального мышления. Для исправления логических ошибок у нас нет более надежного средства, чем логика. А для исправления грамматических ошибок у нас нет более эффективного средства, чем грамматика. Наконец, несмотря на то что наш разум может допускать ошибки и прибегать к ложным аргументам, в самом же разуме мы находим базовые критерии для критики и исправления рациональных ошибок.

4.4. Экстерналистские теории обоснования

Экстерналистская теория обоснования утверждает, что обоснованность убеждений зависит от внешних факторов. Экстерналистская теория обоснования ставит в зависимость обоснование наших убеждений от процессов, которые субъект может и не осознавать.

Экстерналисты главное внимание уделяют связям между нашими убеждениями и внешним миром. Даже о самих себе мы знаем на основании данных опыта, благодаря поведению и языку. А язык является интерсубъективным образованием, субъект не владеет языком (здесь можно сослаться на критику Витгенштейном частного языка).

Формально позицию экстернализма можно определить следующим образом.

• Возможно, что субъект S имеет обоснованное убеждение, что р, но при этом S не имеет доступ к знанию о том, что его убеждение обосновано (не знает, что его убеждение обосновано).

Иными словами, экстерналисты допускают, что обоснование убеждения зависит (как минимум частично) от процессов, которые субъект может и не осознавать.

Если принять во внимание проблему истины, то получим следующее определение.

• Возможно, что субъект S имеет истинное убеждение, что р, но не имеет доступ к знанию о том, что его убеждение является истинным (не знает, что его убеждение истинно).

Такое определение приемлемо для сторонников корреспондентной теории истины.

Позиция экстернализма имеет преимущества в решении проблемы Геттиэра. Экстерналисты имеют успешные стратегии решения проблемы не-рефлексивного познания (non-reflective knowledge). Также экстернализм может хорошо объяснить многочисленные случаи, когда мы знаем что-то, но не можем обосновать собственное знание.

Например, я знаю, где в Киеве находится дуб Тараса Шевченко, но я не могу объяснить, как к нему добраться. Я знаю, что люблю Валентину, но не знаю, почему и за что. Вспомним знаменитый пример Алвина Плантинги: я знаю, что у других людей есть сознание, но не могу это обосновать.

Рассмотрим три примера, которые позволят лучше представить позиции интернализма и экстернализма в ситуациях, когда мы четко не можем утверждать, что имеем дело со знанием и наукой.

1. Пример тибетской медицины. В современной медицинской науке нет согласия в том, считать ли тибетскую медицину знанием или нет. Как известно, тибетская медицина возникла в V-VII веках, но ее источниками были древние магические лечебные практики Китая, Индии и Непала. Лечение в тибетской медицине осуществляется на основе естественных средств растительного и животного происхождения.

Если сравнивать тибетскую медицину с методами и практиками европейской конвенциональной (то есть классической или традиционной) медицины, то очевидно, что тибетские практики целительства не являются знанием и не являются наукой. При такой стратегии оценивания негативная оценка тибетской медицины основывается на критериях и стандартах интерналистского подхода. Если же принимать во внимание не способы лечения, а практические результаты лечения, то тибетская медицина, бесспорно, оказывается достаточно эффективной и поэтому ее можно оценивать как определенный вид медицинских знаний. Такая оценка свойственна как раз экстерналистскому подходу, который учитывает связь между убеждениями и внешним миром.

И если люди в подавляющем большинстве случаев фактически выздоравливают и это выздоровление подтверждается методами современной медицинской науки, то почему же тогда не признавать и тибетскую медицину наукой (по крайней мере, определенной разновидностью науки)? Вопрос о статусе научности тибетской медицины, как отмечалось, остается дискуссионным и неоднозначным. Приведенный пример призван проиллюстрировать сложность дискуссий по поводу природы знания и недостаточную надежность наших критериев оценки.

2. Пример православных старцев. В православной духовной традиции существует такое явление, как старчество. Старчество издавна процветало на Афоне, а в Российскую империю его принес Паисий Величковский, наш земляк (родился в Полтаве в 1722 году, учился в Киево-Могилянской Академии, после принятия монашеского пострига жил в Киево-Печерской лавре, много лет провел на Афоне, некоторое время жил на Буковине, а умер в Нямецком монастыре в Румынии в 1794 году). Тип духовности, который демонстрировал Паисий, оказал влияние на Серафима Саровского и на старцев Оптиной пустыни. Такие оптинские старцы, как Макарий и Амвросий, стали известными благодаря их влиянию на представителей интеллектуальной элиты (назову хотя бы имена Николая Гоголя, Ивана Киреевского, Владимира Соловьева, Федора Достоевского, Константина Леонтьева и др.). Благодаря Достоевскому (который в романе «Братья Карамазовы» в образе старца Зосимы описал оптинского старца Амвросия) старчество стало известным в среде западных интеллектуалов (особенно немецких).

Так вот, у нас много свидетельств так называемой прозорливости старцев. Они знали, что на сердце у человека, который к ним обратился, видели все грехи такого человека часто даже до исповеди и могли предвидеть будущее (их пророчества потом часто подтверждались) и т. д. Теперь зададим вопрос: можно ли приписывать старцам особое знание? Опять-таки, на этот вопрос можно отвечать как с позиции интернализма, так и с позиции экстернализма. Интерналисты обратят внимание на веру старцев, на их убеждения, на то, что они имели дар целительства или дар предвидения благодаря божьей благодати. Экстерналисты будут ссылаться на конкретные факты исцеления и фактического подтверждения предсказаний. Но все же можно ли назвать такие действия старцев примером знания?

3. Ясновидение на примере Ванги. Уже много десятилетий ведутся споры вокруг природы ясновидения. Одним из стимулов этих споров является случай Ванги. Одни говорят, что это мошенничество, другие свидетельствуют в пользу прозорливости болгарской ясновидящей. Одно дело, когда беседы с Вангой описывают певцы и писатели, и совсем другое дело, когда общение с ней описывает нейрофизиолог Наталия Петровна Бехтерева[96].

Стандартной формой экстерналистской теории является релайабилизм (от англ, reliable - надежный). Согласно релайабилизму, обосновано лишь убеждение, полученное надежным путем (с помощью логически-правильного рассуждения или надежного метода исследования).

Ричард Суинберн говорит о критерии высокой статистической вероятности. Например, убеждение, полученное с помощью восприятия, является обоснованным, потому что большинство убеждений, полученных путем восприятия являются истинными убеждениями. А убеждения, полученные путем ясновидения, в большинстве случаев, не истинны. Еще пример: убежденность, что вода в чайнике, поставленном на огонь, закипит (нагревшись до температуры 100°), обосновано высокой статистической вероятностью (я пью кофе и чай несколько раз в день, и когда ставлю чайник на плиту, то ожидаю вполне конкретных последствий). Почему такая позиция является экстерналистской?

Здесь вопрос не в том, является ли надежным мой способ обоснования (я не должен доказывать, что восприятие, как правило, дает истинное знание, а чайник на плите является надежным подтверждением того, что вода, нагревшись до температуры 100°, закипит). Вопрос скорее в самом способе обоснования: сам этот способ играет критериальную роль. В роли критерия выступает сам тип (способ) получения знания: «обычно этим путем получают истинные убеждения». Но я не спрашиваю, почему именно этот путь получения знания имеет такую высокую репутацию. И более того, я сам могу этого даже не осознавать.