Люди начали расступаться перед высоким, престарелым мужчиной с окладистой седой бородой и крючковатым, орлиным носом. Простой и практичной одеждой он мало отличался от окружающих, но держался куда выше прочих.

— Что тут? Чего не поделили? — спросил он тихим, спокойным голосом, при звуках которого голоса сразу затихли. Он обвел собравшихся людей цепким взглядом, и тут же заметил Каурая. — Ты кто, дорогой?

— Это мошенник, ворюга, пройдоха! — бранился Гарон. — Не знает наших законов, а потому хотел украсть мою лошадь средь бела дня. Говори, кто подослал тебя сюда, одноглазый мешочник!

— Тихо, Гарон! — осек его старик и повернулся к Каураю. — Ну а ты чего скажешь? Для начала назовись. Не припомню такого как ты ни в пределах цепи, ни за нею.

— Можешь называть меня Каурай, — слегка поклонился одноглазый.

— Здесь не кланяются, дорогой, — покачал головой старик. — Да, Гарон правильно сказал — ты не знаешь наших законов. Зовут меня Вармей, и я барон этого гуляй-города. Зачем ты здесь?

— Я искал свою лошадь, — хлопнул одноглазый по шее Красотки. — И нашел. А этот человек утверждает, что это его лошадь только потому, что он нашел ее в лесу. Якобы нашел.

— Что?! — заорал Гарон, однако сразу же замолк и сплюнул себе под ноги.

— Молчи, Гарон, ты уже достаточно сказал! — проговорил барон и снова обратился к Каураю. — Если он действительно привел эту лошадь из леса, где честно отыскал ее, бесхозную, в зарослях, то тебе не в чем обвинять этого человека. Он чист перед общиной.

— Но…

— Никаких «но», — твердо сказал старик. — У тебя есть доказательства, что эту лошадь он увел у тебя преступным способом?

— Нет. Однако это не дает ему права владеть ею.

— По нашим законам — вполне, — развел руками Вармей. — И тебе, дорогой, следовало бы понимать, куда ты приходишь со своими обвинениями, прежде чем заявлять права на нее. Особенно внутри цепи, где люди живут не так, как за ее пределами. Мы чтим права и обязанности жителей общины.

— И я их чту, — забывшись, поклонился Каурай, и старик недовольно скривился, но смолчал. — Но я владею этой кобылой не один год и не собираюсь уступать ее незнамо кому из-за случайности.

— Она сбежала от тебя. Ты плохо с ней обращался?

— Нет. На придорожный трактир, где мне пришлось заночевать, напали колядники и подожгли конюшню. Лошади насилу выбрались из огня и разбежались по округе. Вот так моя Красотка заплутала в лесу, где ее и нашел добрый Гарон.

— Это правда, дорогой Ранко? — повернулся Верней к молодому казаку. — Так было?

— Да, — кивнул Ранко без тени улыбки на загорелом лице. — Мы с самого утра ищем пропавших лошадей. Вот и решили проверить, не занесло ли какую случайно в ваш табор. А тут…

— Гарон, ты же сам день напролет воюешь с этой кобылой?! — крикнула из толпы какая-то женщина. — У моего мужа все лицо опухло из-за этой взбалмошной дуры!

— Ага, как же Гарон, подарили ее тебе, как же! Глядь, у нее весь бок опаленный! Видно, правду глаголет одноглазый!

— Не упирайся, дружище! В самом деле хозяин он этой стервы!

— Тихо! — прикрикнул на них барон и все разом затихли. — Если лошадь сбежала не из-за скотского к ней отношения, а со страху за свою жизнь, в чем не виноват хозяин, тогда дело оборачивается другим концом.

— Что?.. — вспыхнул Гарон. — Как ты говоришь, Вармей? Другим концом?

— Я не оспариваю твое право, Гарон, получать подарки, — обратился к нему барон. — Но, пойми, что и у этого человек есть своя правда. Ранко, ты же понимаешь, что ежели ты сегодня соврал, то обратной дороги в наш гуляй-город у тебя не будет? Ты будешь изгнан с позором, а, возможно, даже поплатишься жизнью?

— Да, — кивнул молодой казак, не опуская глаз. — Понимаю.

— Хорошо, дорогой, — важно развел плечи барон. — Тогда поступим так. Ты, Каурай, можешь оставить лошадь себе.

— Что, как же?.. — полезли у Гарона глаза на лоб от злости.

— Подожди, — вкрадчиво проговорил Вармей. — Лошадь остается у Каурая, а ты, Гарон, заберешь себе лошадь, на которой он сюда приехал. В знак уважения со стороны Каурая. Согласен?

— Вполне, — кивнул тот, стараясь, чтобы это не выглядело как поклон.

— Видели мы ту лошадь, — хмыкнул Гарон. — По сравнению с энтой, кляча клячей! Несерьезно.

— …и какую-нибудь вещичку, которую он оставил при входе, — вновь предложил Ранко. — Так будет справедливо. Есть у моего спутника одна красивая сабля. Бери, выручишь за нее половину лошади, и как бы не по более!

— Что ты говоришь? — на этот раз запротестовал Каурай. — Так-то ты запросто так распоряжаешься чужими вещами?

— У тебя есть идея получше?

— Ага, — кивнул одноглазый. — Мы сейчас меняемся лошадьми и разъезжаемся в разные стороны. Так будет куда справедливей, чем грабить меня под предлогом некоего местного «закона». Да и поберег бы ты свое здоровье, пан Гарон! Если попробуешь снова накинуть на Красотку аркан, она тебя точно не пожалеет.

Кобыла снова фыркнула и угрожающе вздула ноздри, подтверждая слова хозяина. К его удивлению, таборщики тоже поддержали такой выход.

— Ну, Вармей… — скрипнул зубами Гарон. — Сеншес! Пусть будет по-вашему. Но тогда я зайду в палатку и возьму себе что-нибудь за свою обиду, так уж и быть! Хорошая сабля, да?

— Не согласен, — нахмурился Каурай. — Моих вещей твоя рука не коснется.

— Боишься, что этот плут позарится на твой Куроук? — шепнул ему Ранко с хитрой ухмылкой. — Так вызови его на дуэль…

— Тебе бы все шутки шутить…

— Туточки два исхода, ненаглядный мой одноглазый, — сжал его плечо Ранко. — Мы на их территории и должны подчиняться их законам — так что дай этому плуту то, что он хочет. Чего тебе эта сабля? В остроге кузнец быстренько сварганит тебе новую, недорого возьмет. Или тебе любо и дальше ругаться с этими милыми людьми? С голыми руками, ты с ними точно не сладишь, брат.

Каурай в ответ едва не зарычал. Но парень был прав, как ни крути.

А Гарон, состроив трагическую мину, уже шагал в сторону шатра с их оружием. Пройдя мимо, таборщик едва не задел одноглазого плечом, но Каурай лишь проводил спину наглеца презрительным взглядом.

— Мудрое решение, — кивнул Вармей и захлопал в ладоши. — А вы чего столпились? Расходитесь, родные, нечего тут глазеть.

Местные неохотно начали разбредаться, пожалев видно, что дело разрешилось миром, и им не удалось поглядеть, как Гарон будет начищать морду одноглазому чужаку. Или одноглазый чужак начистил бы морду Гарону — тут уж как карта ляжет.

Каурай повел спасенную и страшно счастливую Красотку к коновязи, чтобы перебросить седло ей на спину, а Ранко с Вармеем ждали Гарона у шатра и о чем-то еле слышно беседовали.

Когда одноглазый закончил с лошадьми, Гарона все не было.

— А он не спешит, — прошипел он, собираясь уже выкуривать этого разборчивого пройдоху. Ну тут полог палатки взлетел вверх и показалась побледневшая физиономия Гарона, сжимающего в пальцах трофейную саблю одноглазого.

— Ты где это взял?! — вне себя от ярости крикнул Гарон Каураю в лицо, потрясая саблей перед потрясенной троицей. — Где, спрашиваю?!

— Гарон, спокойнее… — примирительно поднял ладони Вармей, когда тот чуть ли не бросался с кулаками на одноглазого. — Что стряслось?

— Нет, пусть он ответит! — не унимался Гарон. — Где ты взял эту саблю?! Это не твоя сабля!

— Начинается… — закатил глаз Каурай и махнул рукой. — Ранко, мы уходим.

— Это сабля моего брата! — вцепился Гарон как коршун ему в плечо, но Каурай вырвал руку. — Откуда у тебя сабля моего брата?!

— В бою взял, — бросил на прощание одноглазый и хотел уже скрыться в палатке, но тут ему на плечо упала рука Вармея.

— Постой, — нахмурился старик, извлекая из ножен кинжал. Каурай выругался.

Гарон держал обнаженную саблю на ладонях и едва не шипел от ненависти:

— Ты. Убил. Моего брата?!

И вновь, привлеченные новым взрывом возмущенных криков, со всех концов табора собиралась толпа гомонящих ротозеев. Показались даже люди с копьями.