— Ты чего несешь?.. — опустил меч Герник. Тут на его затылке заблестели капли пота.

Щетинистое лицо Каурая не расставалось с мерзкой улыбочкой, но сейчас она приобрела вид маски смерти. Холодной и неотвратимой. Она говорила:

— Очень скоро здесь будет слишком людно, а я не большой любитель шумных вечеров. Мои ноги так и гудят — пришлось бежать без отдыха целый день. Болотным умертвиям, конечно, плевать на усталость, они идут у меня по пятам еще с прошлой ночи. И скоро будут здесь, а значит, нам с мальчиком пора.

В подтверждение его слов где-то вдали раздался дикий рев, от которого у Игриша задрожали колени.

Тот самый страшный рев. Тот самый! — возопила его душа, переполненная неистовым желанием спрятаться. Куда угодно! — хоть и залезть на один из кольев, лишь бы не слышать. Не видеть того, что выйдет из темноты.

Заревели снова. Потом еще и еще, пока ночь не окрасилась замогильным ревом. И следом вопли, звон металла, проклятья и… топот ног. Сотен и сотен ног, словно к ним приближался взбешенный табун лошадей, готовых смести все на своем пути.

— Не разбегаться, трусы! — кричал Крустник, оскалившись, когда несколько человек побросали копья и ринулись наутек. — Всех дезертиров я лично суну в печь! Стоять, кому говорят!

Но все больше людей впадали в панику, а дьявольский топот и рев приближался. Сама земля стонала под натиском когтей. Из темноты замерцали огни, ветер принес запах болотной гнили, запах страха и смерти.

Кто-то — Каурай так и не понял кто — нажал на спуск, и арбалет с глухим стуком выбросил болт. В следующее мгновение наконечник уже торчал у другого солдата из правого глаза, тонко звякнув о внутреннюю стенку его шлема. Заваливаясь на бок, он успел спустить тетиву, и еще один болт нашел свою цель. Мигом все затопила лавина стрел и мечей.

С одной ногой в стремени Каурай больно засадил Красотке в бок, и кобыла, испустив крик боли, рванулась вперед, раскидывая солдат налево и направо. Одна из стрел просвистела у нее прямо над ухом, вторая черканула по боку, третья засела в крупе, заставив бедняжку позабыть обо всем на свете. Кобыла неслась к мальчику, который со страху не смел даже вздохнуть — одинокий болт пролетел недалеко от его шеи, обдав прохладным ветерком и заставив покрыться мурашками. Крустник закрылся мальчишкой и прыгнул в сторону, — тогда Каурай дернул уздечку, перекинул ногу Красотке через спину, свесился и протянул руку, рассчитывая подхватить упавшего мальчика. Но не успел.

Вихрь, который стрелой промчался через все поле и задул половину костров, поймал пацаненка первым. И подняв целый ворох пепла, с диким хохотом утонул в ночном небе.

Каурай выругался и рывком забрался в седло. Дело принимало паршивый оборот.

Он сшиб еще нескольких особо рьяных копейщиков, которые пытались преградить ему путь, и предоставил кобыле самой нестись во весь опор. Она покинула круг света, и последние болты впустую прожужжали в воздухе. Тьма накрыла всадника с головой, он выпрямился в седле, сорвал повязку и обратил оба глаза к небу.

Две крошечные фигурки верхом на метле он заметил сразу же — большую в черном ободранном плаще, который Каурай узнал бы из тысячи, и поменьше, потерявшую себя от ужаса.

В небе, рядом с одним из кольев.

Каурай присмотрелся, и ему показалось, что он знает человека, который дрожал от холода и боли на самом конце исполинской жерди. Да, этим несчастным определенно был бедняга Богдан.

Метла подлетела ближе, ведьма склонилась над ним — погладила по голове и поцеловала в окровавленные губы. Миг, он дернулся и безвольно склонил голову, мертвее мертвого. Тогда ведьма смахнула подступившие слезы, подняла метлу и долетела до самой высокой жерди, но не снизила скорости, а лишь выпростала руку с расставленными пальцами, словно собираясь поймать мяч.

Хлоп! — с отвратительным хрустом треснули позвонки, и метла бросилась прочь. В сомкнутых пальцах ведьмы на длинных-длинных волосах раскачивалась оторванная голова ее подруги. Ведьма взмахнула этой головой в воздухе и по широкой дуге облетела кровавое поле, где люди умирали в бесплодных попытках совладать с мертвыми. Хрустели кости, рвалось мясо, ломались мечи и зверски кричали на все голоса — от озверевших попыток командовать, до бессильного вопля умирающих. Умертвия проносились через лагерь, точно нож сквозь масло. Бой толком и не начался, как ряды Фебора дрогнули, и началось паническое бегство, почти сразу обернувшееся бойней.

Каураю не было дела до них — перед глазами маячила метла в темном небе, которое пухло от сдерживаемой влаги и уже вот-вот готовилось разразиться ливнем, взорваться молниями и грохотом. Неуловимая метла поднималась все выше, уже почти соприкоснувшись с небесной твердью, унося на себе ведьму и полуживого от страха мальчика.

Оставалось последнее средство, которое, как надеялся Каурай, ему применять не придется. Но все пошло наперекосяк. Как обычно.

Бросив поводья, он нагнулся и вытащил метлу. Древко подрагивало в его руках, силясь вырваться и пуститься наутек, вслед за своей сестрой, окунуться в небесную мглу, налившуюся предчувствием грозы. Каурай осторожно приподнялся на стременах и пропустил черенок у себя между ног, всем телом ощутив горячее желание метлы взвиться в воздух. Он до хруста сжал зубы, коря себя за такое мальчишество, но иного выхода не было. Зачем, Сеншес его дери, он делает это? Ведь это ни на шаг не приблизит его к цели…

Он подпрыгнул в седле и навалился на метлу всем телом. Она задрожала в его руках, и Каурая подбросило в воздух — ноги едва не запутались в стременах, а он уже поднялся выше холки Красотки. Ветер резко ударил его со всего маха, а всадник лишь сильнее вцепился в черенок и сжал его со всей силы бедрами. Ветер сносил его куда-то вбок, прочь от места сражения, в сторону темной массы леса. Метла недолго сопротивлялась, силясь скинуть надоедливого человечка. Каурай поджал ноги и потянул норовистую гадину выше — хотела она или нет, но она исполнила приказание.

Он был уже выше самого высокого кола, на котором восседало мертвое тело без головы, но ему надо было подняться выше. Туда, куда улетала ведьма с мальчиком в охапке.

Ветер выл в ушах и хлестал по глазам — пришлось ненадолго зажмуриться, но он ничуть не снизил скорости, пусть и каждое потерянное мгновение на этом проклятом инструменте делало полет только опаснее. Каурай чуть приподнял веки и увидел перед собой цель — метлу, ведьму и Гриша на ней. Уже ближе.

Он ударил метлу пятками, словно лошадь, и та охотно ответила, прибавила еще ходу. Теперь Каурай едва держался на ней, до последнего цеплялся пальцами за черенок, перебирал в голове всех святых и проклятых, лишь бы не соскользнуть.

До беглецов рукой подать…

Ведьма давно заметила погоню и безуспешно понукала метлу, но тщетно — ее тщедушная метла с трудом могла вытянуть двоих.

Еще чуть-чуть!

Каурай потянулся за мечом…

Сверкнула молния, и Каурай на мгновение ослеп, едва не навернувшись вниз. Проморгавшись, с замиранием сердца он осознал, что ведьма на метле одна. Бросив взгляд вниз, сразу заметил мальчика, куколкой завернутого в черный плащ, — он камнем несся в объятья земли.

Каурай раздумывал лишь мгновение и напряг все оставшиеся силы, поднял метлу выше — и еще, и еще, пока не перевернулся вниз головой. И ударил инструмент пятками. Она ответила и, лихо вращаясь вокруг своей оси, змейкой кинулась к земле.

Воздух снова заискрился росчерком молнии, по горизонту прокатился бой грома, а Каурай, ослепший и оглохший, вытянул вперед руку, когда до мальчишки оставалось всего ничего. Он опережал капли долгожданного дождя, которые разбивались о его пальцы, он видел перед собой бессильно открытый рот и зажмуренные глаза на смертельно бледном лице. Тут метла завибрировала и принялась отклоняться с заданного пути. Каурай сжал зубы в последнем усилии, встряхнул проклятую и, рискуя всем на свете свесился вперед.