— Понимаю, наивно ожидать ясности от такого пройдохи как ты. Но, только удостоверившись, что не помогаю демонопоклоннику, я верну тебе оружие, — сказав это, он встал на ноги и оперся на меч, словно на шест.

— Какие же доказательства тебе нужны? Хочешь, чтобы я достал раскаленную подкову из огня или сел на метлу? Не смейся, у тебя сейчас и своих забот полон рот: не вырытые могилы, клятвы, долги перед страной…

— Клятвы и долг — это мое дело, колдун. Едва ли такой бродяга как ты вообще понимает, о чем завел разговор!

— Я не колдун, — сверкнул глазом Каурай, эти расспросы его уже порядком достали. — Я лишь скромный опричник. А мои дела с нечистой силой большинство людей вообще касаться не должны. Если слухи обо мне в чем-то и правдивы, то только в одном: преградишь мне путь — хапнешь лиха. Так что слушай сюда, — он поднялся и ткнул того пальцем в грудь. — Давай не станем впустую тратить время друг друга, и, как рассветет, разойдемся в разные стороны. Я тебе ничего не должен. Как раз наоборот.

— Тут ты ошибаешься, — решительно проговорил Богдан, заглядывая Каураю прямо в широко открытый бледно-серый глаз. — Теперь твои дела с нечистой силой — это мои дела с нечистой силой. Если ты и вправду чистишь землю от этой погани, то я собираюсь отправиться вместе с тобой!

— Что?! — воскликнул Гриш. — Зачем?!

— Ради мести, — не поворачивая головы, бросил Богдан. — Ты покажешь дорогу, колдун, остальное сделаю я.

Каурай презрительно хмыкнул:

— Ради мести? Святые и смелые, кому же?! Дикому Гону? Нет, это гиблое дело, парень. Однако какими злобными стервами не были бы эти ведьмы, не они виновны в смерти твоей любимой. Скорее ты должен быть им благодарен — ведьмы позаботились, чтобы ее убийцы умерли медленно и в мучениях. Посему, чтобы наказать виновных, тебе придется сунуться к самому Сеншесу, в стольный град Пандемониум. Туда ты можешь отправиться и сам, без моей помощи.

— А разве то, что они сделали с моей родной деревней, не достойно мести?! — воскликнул Богдан, крепче сжимая меч Каурая. — Они сожгли деревню дотла и ушли безнаказанными! Это ли не достойно мести?!

Вслед его словам поднялось ветрище — взметнув над их головами целый ворох пожелтевших листьев, в воздухе запахло чем-то изрядно подгнившим. Гриш поежился и обернулся к кобыле Каурая, разбуженной перепалкой двух полуночников. Стреноженная Красотка плясала на месте и рвалась на волю.

— Послушай, — спокойнее проговорил Каурай, замечая, как в глазах Богдана кипит с трудом сдерживаемая ярость. — Месть — штука сладкая, но отравленная. Некому тебе там мстить. Люди, которые зашли в деревню жечь и грабить, погибли страшной смертью еще прошлой ночью. А Гон — это моя забота, которая не принесет мне ни тени славы. Только мучительную гибель, или возможность оказаться в рабстве у существ, жестокость которых не идет ни в какое сравнение с жестокостью людей.

— Не боюсь я ничего. И не нужна мне никакая слава! Единственное, что интересовало меня в жизни сейчас закопано глубоко в земле, и больше никогда не поднимется. Ты либо поможешь мне добраться до тех, кто в этом виноват, либо прочь с дороги, колдун! — выплюнул ему прямо в лицо парень и попытался обнажить клинок. Напрасно — рукоять так и не сдвинулась с места, как он не пыжился.

— Каши мало ел, а? — ухмыльнулся Каруай в озадаченное лицо Богдана, пока тот дергал неуступчивую рукоять, поднял каблук и вдарил парню в живот. Богдан с оханьем повалился на землю, и не успел он понять, что произошло, как Каурай прижал его к траве коленом.

— Большая ошибка! — прошипел одноглазый, вырвал у него из рук клинок, который так и остался упрямо сидеть в ножнах, и с жуткой усмешкой схватил парня за лицо. Тот попытался вырваться, но одноглазый был беспощаден — приподнял повязку и вгляделся в его раскрытые от ужаса глаза.

В них было небо. Забранное тучами, темное и мрачное. И неоглядный простор, как будто Богдан забрался на башню и готовился вот-вот сигануть вниз. Там был и Гриш, верхом на метле, но правила ею рыжеволосая прелестница. Это бледное лицо одноглазый хорошо помнил. Ее могилу он сооружал еще утром…

Проказа!

Все произошло настолько быстро, что Гриш не успел даже ахнуть. Красотка испуганно заржала и взбрыкнула, пятясь назад, но веревки мешали ей.

Пока Гриш помогал Богдану, Каурай пытался унять лошадь, но в нее словно бес вселился. Она металась из стороны в сторону и пару раз едва не укусила хозяина. Казалось, была уже готова отгрызть себе ногу, лишь бы убраться отсюда.

— Стой! — крикнул Богдан в отчаянии, решив, что одноглазый уезжает. — Прости! Прости меня, умоляю! Что ты хочешь? Денег, драгоценностей, золота? У меня ничего нет! Ничего, кроме мести! И я все равно сяду тебе на хвост, так и знай!

— Тихо! — шикнул на него Каурай, вытаскивая Щелкуна на свет божий. Выругался — Щелкун просыпался. На месте темных глазных впадин собачьего черепа мерцали две алые точки… Цвета крови.

А вокруг все сильнее сгущался тяжелый запах гнили.

Гниль. Проказа…

Ага, они приближаются! — торжествовал Щелкун. — Что я тебе говорил?!

— Гриш! — кликнул Каурай мальчугана и схватился за арбалет. — Помнишь, ты обещал, что сделаешь для меня все?

— Ага, — испуганно отозвался тот, с замиранием сердца глядя как Каурай натягивает тетиву.

Услышав это, Богдан снова чуть не упал:

— Что ты обещал ему?..

— Втаскивай этого героя в седло! И уезжайте отсюда, быстро!

— Что?.. — вопрос повис в воздухе, когда за их спинами зашелестела трава и к их костру нагрянули нежданные гости.

Гриш не сразу заметил ее.

Когда страшная, изломанная тень вошла в круг света, разнося вокруг себя зловоние, он чуть не умер от ужаса.

Почерневшая, сгорбленная фигура утробно заворчала, булькнула, сложилась пополам и выблевала в их костер какую-то черную жижу. Последний источник света потух, и тьма заволокла рощицу.

Щелкнула тетива, и свистнувший болт разнес умертвию голову, глубоко войдя в череп. Свернутая набок волосатая башка хрустнула, заваливаясь за спину, но чудовище только упало на четвереньки и, заходясь ревом, поперла на первого, до кого могла дотянуться — а им был Гриш, скованный паникой и темнотой. По счастью, Богдан оттолкнул мальчика в сторону и навалился на тварь всем весом, однако быстро осознал свою смертельную ошибку. Короткая борьба привела лишь к тому, что он сам взвыл и попытался безуспешно отодрать когтистое чудище от себя. Зубы клацнули почти у самого его носа, когда Гриш изо всех сил замахнулся лопатой и вскрыл твари башку. Умертвие на мгновение разжало когти, и Богдан отбросил его ударом ноги. Оно рухнуло на спину, но тут же вскочило, вороша землю когтями. Навстречу полетел второй болт — со свистом прошил грудную клетку и прибил барахтаующееся тело к стволу дерева.

— Вставай, вставай быстро! — зарычал Каурай, пока Богдан извивался на земле, силясь подняться.

К нему поспешил перепуганный Гриш. Он подхватил парня под локоть и попытался оттащить от чудища как можно дальше — туда, где отчаянно бесновалась Красотка, единственный путь к спасению. Умертвие бросило бесплодные попытки отодраться от дерева и, изрыгая из себя остатки внутренностей, заревело на всю округу.

Ей ответил еще десяток ревущих глоток.

— Уезжайте, уезжайте, чума вас побери! — кричал Каурай, отбрасывая бесполезный арбалет, и хватаясь за штыки. Но тут зов твари подхватили сотни ее сородичей, и во мгновение ока вся роща обернулась кромешным адом, заполненным множеством блестающих огней.

Богдан сидел в седле и пытался помочь Гришу вскарабкаться следом, но стреноженная кобыла не могла сделать и шагу. Чудовищный рык приближался, заставляя бедное животное отчаянно брыкаться и зубами рвать путы на ногах, мешающие ей спасти свою лошадиную жизнь. Пришлось Гришу скатываться на землю и, рискуя получить удар копытом, рубить веревки лопатой.

— А как же ты?! — тонким голосом заверещал он, когда лошадь освободилась.