Однажды Полин принялась рассказывать, что, поскольку СССР развалился, то более ничто не могло помешать Соединённым Штатам постепенно «установить демократию во всём мире». Парень из Югославии возразил, что армия России была всё ещё очень сильна. Преподаватель спросила меня так ли это. Я ответил, что Россия могла уничтожить США. Предложение получилось прямолинейным, так как гибкие фразы я строить ещё не мог. Она опешила. С этого момента в нашем общении возникло напряжение.

На одном из занятий Полин написала на доске два предложения: The box of nails was rusty (Ящик гвоздей был ржавым) и The box of nails were rusty (Ящик гвоздей были ржавыми). Затем спросила меня, какое из них было правильным. Я ответил, что первый вариант. Она сказала, что верен второй, поскольку гвоздей много. Я попробовал объяснить свою точку зрения и произнёс «Но…». Закончить фразу я не смог: не хватило словарного запаса. Моё возражение вызвало у Полин эмоциональный всплеск. Она спросила, почему это я думал, что австралийцы тупые? Меня такое обобщение ошарашило, с учётом того, что Полин сама была полячкой. Я понимал, что ненароком поставил под сомнение её компетентность, но чувствовал, что дело было не только в этом. С тех пор я был с ней предельно осторожен.

Через пару недель занятий Полин объявила, что далее мы будем разговаривать между собой. Она разделила нас на четыре команды по пять-шесть человек и каждой дала тему. Все группы начали обсуждение одновременно. В классе поднялся гам.

– Уота а ю од? – спросил меня один из учеников. Я предположил, что последнее слово было «олд» (old, возраст), просто он «съел» звук «л».

– Сёрти, – ответил я. Собеседник удовлетворённо покачал головой. С запозданием я сообразил, что он вдобавок применил не то вопросительное слово и выстроил неправильный порядок членов предложения: What are you old? вместо How old are you?

Каждый из нас коверкал язык на свой лад. После часа такого общения я ощутил, что мой английский стал хуже. Чужие ошибки накладывались на мои собственные. Я стал не уверен даже в том малом, что знал ранее.

На перерыве я прошёл в комнату администратора и спросил заготовленной фразой, мог ли я не посещать курсы. Рыжеволосая девушка пристально на меня посмотрела, затем утвердительно кивнула и протянула мне бумагу. Я подписал и покинул здание.

– Ты шутишь? – опешила жена, узнав, что я бросил курсы.

– От них мало толку. Сам выучу быстрее и лучше, – заверил я её.

– Они не могут быть бесполезны, их проходят многие иммигранты. Государство специально выделяет деньги на них, – не согласилась Татьяна.

Я ничего не ответил и закрылся в комнате. Она посеяла во мне зерно сомнения. Стало страшно. Без языка нас ждала печальная участь.

Однажды мы всей семьёй закупали продукты в супермаркете Woolworth.

– Тише, – вдруг прервала мою болтовню Татьяна, – слышишь, где-то по-русски разговаривают?

Мы пошли на звук. Татьяна катила коляску с дочерью, я – коляску с продуктами. Около стеллажа с крупами мы узрели пару, на вид постарше нас. Они говорили между собой на русском. Мы обрадовались так, словно встретили своих родственников.

– Здравствуйте, – поприветствовал их я.

– Здоров, коль не шутишь. Гоша. Жена моя, Галя, – ничуть не удивившись, протянул мне руку мужчина.

Мы тоже представились.

– Давно вы здесь? – поинтересовался я.

– Та восемь лет скоро буде, – тоном старожила бросил Гоша.

– А мы только приехали, – сообщила Татьяна.

– Та видно ж по вам, дикие ишо, – покровительственно описал нас Гоша.

На кассе соотечественник, не ответив на приветствие кассира, молча «протянул» банковской карточкой по платёжному терминалу. Выйдя из магазина, наши знакомые направились к стоянке автомобилей. Мы последовали за ними. У них был обшарпанный рыдван, древний Форд, непонятно какой модели. Мою супругу их автомобиль ужаснул.

– Good weather, – произнёс я, желая выяснить, насколько хорошо наши знакомые овладели английским за восемь лет.

– Э-э, ты это, давай по-человечески разговаривай, – засопротивлялся Гоша.

– Вы, наверное, работаете уже? – задал я главный для себя вопрос.

– Та подрабатываю поманеньку, по-чёрному, куда ж деваться.

– А почему по-чёрному и помаленьку? – полюбопытствовала Татьяна.

– По-белому язык нужен, да и пособие отберут, – наконец-то вступила в разговор Галина.

– Какое пособие? – вопросил я, отказываясь верить, что она имела ввиду пособие по безработице после восьми то лет проживания в стране.

– Вэлфер, какое ж ишо, – пояснил Гоша.

Моя догадка подтвердилась. Я впал в шок, но продолжил выпытывать:

– А что, язык не удалось выучить?

– Та как же его выучишь-то без работы? Я пробовал, но слова не могу запомнить. Получается, без языка нема работы, а без работы языка. Замкнутый круг. Та и работы здесь нет, токмо программисты требуются, – раздражённо объяснил соотечественник.

– А курсы для иммигрантов? – переняла эстафету «допроса» Татьяна.

– Та шо там курсы? Мёртвому припарка. Они объясняют-то по-английски. Непонятно.

– А разве здесь можно найти неофициальную работу? А если налоговая узнает? – продолжила демонстрировать удивление моя супруга.

– Э-э, я же говорю, они дикари, – бросил взгляд на свою жену Гоша, – такие вопросы на бегу не обсуждают. Ладно, полезайте в машину, поедем к нам, посидим, я за чашкой виски всё растолкую, та о себе расскажете.

Татьяна подёргала меня за руку. Это значило, что она была резко против его предложения. Наша дочь в коляске проснулась и заплакала.

– У нас сегодня ребёнок устал, встретимся ещё как-нибудь, – объявила Татьяна и резко покатила коляску прочь.

Я замешкался и хотел было обменяться адресами, но наши соотечественники уже успели обидеться и захлопнули двери машины. Я пустился догонять супругу.

– Ну, зачем ты так резко-то? – упрекнул я жену.

– Они жалкие неудачники и лодыри, разве ты не видишь? – хлестанула Татьяна.

– Слушай, жизнь по-всякому поворачивается, может и нам придётся нелегально подрабатывать, – пояснил я свою позицию.

– Ну уж нет, тогда вернёмся в Россию! – жёстко заявила она.

– Пожалуй, – не стал я спорить.

В принципе, я был согласен с ней. Мы приехали «покорять» Запад, а не прозябать в нём людьми второго сорта без языка и официальной работы!

Вернувшись домой, я принялся составлять план штурма крепости английского. Всевозможные методы погружения на начальном этапе обучения я отверг. Для этого у меня не было природных способностей к языкам. И я не был маленьким ребёнком с цепкой памятью, чтобы освоить английский на лету. Вместе с тем я понимал, что только лишь зубрёжка тоже к успеху не приведёт. Моя задумка состояла в том, чтобы сделать сильный первоначальный рывок через заучивание, а уже затем погрузиться в общение с носителями языка и отшлифовать мастерство.

Разговор с Гошей подтвердил, что мой скудный словарный запас, фактически отсутствие оного, станет моим главным препятствием. Я счёл, что без него никуда. Что без этого не спасёт ни знание грамматики, ни правильное произношение. Слова для меня были кирпичиками здания языка. При их отсутствии навыки каменщика были бы бесполезны. Я решил быстро довести свой лексикон до уровня, при котором я бы понимал порядка 70% устной речи. Надежду я возлагал на то, что остальные слова «прилепятся» потом уже сами, в процессе общения.