А также на Брежнева, допустившего катастрофическое отставание экономики страны. На умственно неполноценного Горбачёва, сдавшего мою Родину Западу без боя. На алкоголика Ельцина, раздавшего колоссальное общенародное достояние олигархам. На наш народ, который допустил этих болванов к рулю управления. На всех.

И решил уехать. К англичанам. Чтобы самому посмотреть на тех мудрых людей, которые без единого выстрела помогли рухнуть нашей огромной сверхдержаве. И умудрились сохранить свою империю. И мне уже стало наплевать, что я не знал английского. Я был готов пройти через горнило. И уже там либо резко выучить этот чёртов язык, либо сдохнуть как примитивный варвар, неспособный на сие.

В анкете на эмиграцию в Австралию я дошёл до пункта «Знание английского языка» и задумался. Он был для меня особо трудным. Требовалось указать один из четырёх уровней владения: «Никакой» (0 баллов), «Слабый» (5), «Хороший» (10) и «Свободный» (15). Английский я только-только начал учить по самоучителю, который читал в электричках по пути на работу в российско-американский отель «Парк-Плейс» (Park Place Hotel) на Юго-Западе Москвы.

Признать слабый уровень означало бы потерять драгоценные баллы. Заявить о хорошем владении было рискованно, так как могли пригласить на проверочное собеседование в посольство Австралии. Я механически читал длинное пояснение мелким шрифтом. И вдруг наткнулся на фразу о том, что знание третьего языка (помимо английского и русского) давало дополнительно 5 баллов. Это было спасением! «Слабый» уровень не проверяли, верили. Французский, как и прочие «левые» языки, не тестировали вообще никогда, само собой. Я поставил галочку на этом уровне и указал, что «знал» ещё и французский. В сумме это составило 10 баллов – столько же, сколько бы дал уровень знания английского «Хороший»!

В пункте иммиграционного контроля сиднейского аэропорта клерк задал мне вопрос по-английски. Я его не понял. Жена тоже. Он повторил – мои уши уловили слово «виза» (visa). Я протянул наши заграничные паспорта. Клерк ввёл сведения в компьютер и снова что-то сказал. Мы опять «зависли». Видя наше замешательство, он показал жестом пройти далее на выход.

Улица обдала тропическим жаром. Оказалось, что когда в России зима, в Австралии – лето. Впрочем, и их зима впоследствии оказалась таковой лишь по календарю. Мы заметили женщину с плакатом. На нём среди прочих фамилий значилась и моя. Леди была настроена дружелюбно и произнесла несколько фраз. Я разобрал только welcome и Helen. Хелен отвезла нас на автомобиле в специальный коттедж для эмигрантов в пригороде Сиднея.

На входе нас ждала другая дама, пожилая. Я сразу почувствовал к ней расположение.

– Кэтрин, департамент иммиграции, – протянула руку она. Её произношение было весьма чётким.

– Юджин, – поздоровался я.

Кэтрин оказалась американкой. Она выдала нам ключи от квартиры и что-то долго рассказывала. В её речи прослушивались окончания слов, звук r был слышен даже в предлоге for. Я понял лишь, что речь шла о жилье, об английском и что она придёт завтра утром.

В коттедже имелось четыре квартиры. Три уже были заселены. Одна семья была из Польши, вторая – с Филиппин, а третья являлась интернациональной: муж нигериец, жена украинка. Африканец неплохо говорил по-русски, так как учился в Советском Союзе на инженера металлургической промышленности. Он оказался жизнерадостным парнем. Звали его Фил.

Он прояснил всё, что пыталась донести до нас Кэтрин. Оказалось, что департамент иммиграции оплатил нам жильё на полгода вперёд (после этого срока мы должны были съехать) и заполнил наш холодильник продуктами на первую неделю. А также нам были положены бесплатные курсы английского!

В тот же вечер Фил уговорил меня прогуляться по окрестностям. Почувствовалось, что страна была тёплой. Некоторые растения казались диковинными. Вокруг были сплошь коттеджные постройки. Чем-то напоминало советскую деревню, но местность была чистой и дороги отличными. Нам повстречалась компания молодых людей, болтавших по-английски. Я был обескуражен тем, что ничего не понял. Они почти не произносили звук r и съедали окончания слов. Австралийское произношение показалось мне куда менее членораздельным, чем американское. Я не мог расслышать отдельные слова в общем звуковом потоке. О приличной работе пока нельзя было даже мечтать. Всю надежду я возложил на бесплатный курс английского. Посещать его мог только я, так как жена Татьяна вынуждена была сидеть с нашей полуторагодовалой дочкой Яной.

На прогулке Фил поведал мне по-русски о том, что австралийские аборигены на самом деле не кушали капитана Кука. Что его съели Гаитяне. И что они его тоже не употребили, а просто порубили на мясо и вынули кости. А потом всё вернули команде британской экспедиции. Я заподозрил, что сей рассказ был выдуманной версией австралийских аборигенов, дабы им отмазаться от грешка. Но спустя несколько месяцев прочитал то же самое в британской исторической хронике на английском языке. В общем, не тех аборигенов обвинил Высоцкий в своей песенке «Зачем аборигены съели Кука». Да и не успели скушать, только лишь бефстроганов приготовили. Поклёп наш певец навёл на них.

На следующее утро Кэтрин показала нам дорогу до ближайшего магазина, а затем повела нас в банк, чтобы помочь открыть счёт. Мы подали документы, и она стала разговаривать от нашего имени с представительницей банка. Кэтрин вслушивалась в ответы клерка с напряжением. По всей видимости, австралийский акцент даже для неё был не сахаром. Я же не понял из речи клерка ровным счётом ничего.

Затем Кэтрин повела нас в департамент соцзащиты. Всю дорогу она что-то объясняла про безработицу. Неужели она хотела оформить на нас пособие? Это было неожиданно. Ведь в австралийском посольстве в Москве меня проинформировали, что нам не будет оказана материальная помощь. Я попытался объяснить это американке. Кэтрин показала мне жестом ладони, чтобы я не беспокоился, и оформила нам пособие на всю семью.

В муниципальных детских садах была огромная очередь на месяцы. Коммерческий стоил 50 австралийских долларов в день. По тогдашнему курсу примерно 53 американских. Мы не могли позволить себе таких трат. Супруга вынуждена была сидеть с ребёнком, посещать курсы английского не могла. Пособия по безработице хватало только потому, что квартира на полгода нам была оплачена. Я поставил себе цель взять английский штурмом за 5 месяцев. Ещё один я отвёл на поиск работы после.

В классе находилось около двадцати человек. В основном разношёрстная молодёжь. Вошла преподаватель. Поздоровалась и представилась. Звали её Полин. Она говорила более разборчиво, чем другие австралийцы – почти так же чётко, как американка Кэтрин. Я понял, что она приехала из Польши много лет назад. Затем преподаватель произнесла что-то мне непонятное. Студенты начали по очереди представляться, называть свои имена и из каких стран они прибыли. Большинство учеников владели английским куда лучше меня. При этом почти все имели ужасный акцент. Среди нас были африканцы, болгары, китайцы, югославы и индонезийцы. Полин принялась рассказывать про части речи в английском… на английском.

Толку от занятий было мало. Я почти ничего не понимал. Мне не нравилось, что обучение шло на английском. Оно было бы здорово, будь мой инглиш более продвинут. Основным препятствием являлось банальное незнание слов. С помощью разговорника я составил и зачитал учительнице вопрос о том, сколько требуется времени, чтобы выучить весь необходимый лексикон. Из её развёрнутого ответа я понял только то, что даже австралийцы якобы понимали лишь 80% слов в газетах и журналах. Я удивился. Если так, то моя задача упрощалась. Но всё же вопрос остался открытым.