Молчание.
Говорят, это то, чего хочет каждый из людей. Ведь так говорят? Говорят, жизнь — это любовь.
Мадлен. Вы правы.
Фрэнсис. Ведь цель жизни — найти любовь.
Мадлен встает. Ее стакан пуст.
Мадлен. Вы не проголодались?
Фрэнсис. Да.
Мадлен. Нам надо поесть. Пойду куплю что-нибудь готовое на вынос в индийском ресторане.
Мадлен идет через комнату за своим пальто. Фрэнсис наблюдает, как она надевает пальто и берет с комода ключи.
Кстати, я все это слышала. Про то, как у вас бывал викарий. И про нагреватель. И про бумаги на газоне. Он мне все это рассказывал. Просто чтобы вы знали.
Сцена третья
Ночь или раннее утро. Неоновый луч погас. Из боковой двери, ведущей в спальню, выходит Мадлен в халате. Она осторожно пробирается через комнату, ожидая, что Фрэнсис спит на диване, на котором сейчас постелено белье. Но Фрэнсис не спит; она сидит у окна на скамье, в пижаме и халате, которые ей дала Мадлен, и смотрит в окно. Она оборачивается, когда Мадлен входит в комнату, но они с трудом могут видеть друг друга.
Фрэнсис. Что вы тут делаете?
Мадлен. Не могла заснуть. К тому же я поняла, что хочу еще курицы с карри.
Фрэнсис. Она там, на полу.
На полу, там, где они ели свой импровизированный ужин, осталось несколько небольших алюминиевых лотков из-под еды.
Еще там где-то оставалось немного чипсов, если только вы на них не наступили.
Мадлен садится на пол и начинает есть пластмассовой вилкой из алюминиевого лотка.
Мадлен. Я вчера разговорилась с хозяином ресторана. Он с семьей приехал сюда в Вентнор из Бангладеш. Теперь это обычное дело. И мы все воспринимаем это как должное.
Фрэнсис. Вам не приходило в голову все это убрать? Для меня, например, бросить индийские разносолы вот так на полу — все равно, что оставить там мертвого индийца.
Мадлен. Я живу одна и вольна делать, что хочу.
Мадлен начинает есть и теперь отворачивается от Фрэнсис.
Разве у меня грязно?
Фрэнсис. Нет.
Мадлен. Или, может, я сама неряха?
Фрэнсис. Нет. Вы безукоризненны.
Мадлен. Вот видите. (Мадлен смотрит на нее торжествующе).
Фрэнсис. У вас случайно не найдется сигареты?
Мадлен молча встает и идет в зону кухни.
Мадлен. Не знала, что вы курите.
Фрэнсис. Только изредка.
Мадлен. По чистой случайности заходил один знакомый и оставил сигареты.
Фрэнсис. Значит, вы не совсем одиноки?
Не отвечая, Мадлен протягивает ей сигареты и коробок спичек.
Мадлен. Вот. Не высший сорт.
Фрэнсис. Спасибо.
Фрэнсис достает сигарету из пачки и нюхает. Мадлен возвращается к еде.
Последний раз я курила в начале семидесятых. Я имею в виду, по-настоящему курила. (Фрэнсис зажигает спичку.) Не возражаете, если я закурю?
Мадлен. Абсолютно. Курите, сколько угодно.
Фрэнсис. Думаю, вы придерживаетесь того мнения, что мы один раз живем.
Мадлен. А что, у вас есть другая информация?
Фрэнсис глубоко затягивается сигаретой.
Ну, как?
Фрэнсис. Жизнь вновь обретает краски!
Мадлен. А меня вернули к жизни эти последние кусочки овощей.
Фрэнсис. Потрясающе! (Фрэнсис смотрит в окно). В три пятнадцать молодая парочка прошла вниз по променаду…
Мадлен. А-а, да. Очень популярное направление.
Фрэнсис улыбается.
Фрэнсис. Я видела там кинотеатр, где показывают порнофильмы. Мне очень понравилось одно объявление.
Мадлен. Какое?
Фрэнсис. «До 17 часов для пенсионеров вход за полцены».
Мадлен. Да, весьма типично для нашей нации. Мы — старые добрые островитяне, со своими традициями и причудами. Мы все кидаемся наводить порядок перед приходом домработницы.
Фрэнсис оборачивается.
Фрэнсис. Думаю, рано или поздно все изменится, как вы считаете?
Мадлен. Наверняка.
Фрэнсис. Даже здесь.
Мадлен. Даже здесь. В один прекрасный день и сюда доберутся эти разбогатевшие выскочки. Они и так уже повсюду.
Фрэнсис. Ну, им же надо куда-то дальше продвигаться.
Мадлен. Да, они весьма предприимчивы.
Фрэнсис. Как саранча — все сметают на своем пути.
Мадлен. Верно сказано. Не сомневаюсь, они не упустят свой шанс все подмять под себя. (Мадлен улыбается). Мы называли себя борцами против буржуазии, так ведь?
Фрэнсис. Это вы называли. Я — нет.
Мадлен. И во что все вылилось? Это же просто панихида по нашему поколению! Мы пытались все вокруг преобразовать. У нас была революционная задача: сделать этот мир хоть немного утонченнее, чем мы его нашли. И что же? Будущие историки напишут: «Это было поколение, которое перевело мир в более высокую товарную категорию».
Фрэнсис. Но не до конца.
Мадлен. Все же в достаточной мере.
Фрэнсис. Нет. Большую часть вы прохлопали.
Мадлен на минуту останавливается.
Мадлен. Да, конечно. Мы воображали, что боролись против войны во Вьетнаме. А теперь, оглядываясь на прошлое, видишь, что многие из нас боролись против собственного будущего. Редкий случай предвидения. Короткий праздник бунтарства перед долгим, сытым периодом самосовершенствования. Пять лет протеста и тридцать — примирения. Как будто мы позволили себе тихонько вскрикнуть перед прыжком в эту трясину. Или будто крикнули «Нет!», когда на самом деле подразумевали «Да!» (Мадлен жестикулирует, изображая своего знакомого). «Как Бы Поступил Господь?»
Молчание. Мадлен все еще ест и не оборачивается, чтобы взглянуть на Фрэнсис, в то время как та внимательно смотрит на нее.
И не подумайте, что, раз сейчас поздняя ночь, у вас есть право меня жалеть.
Фрэнсис. Я только хочу сказать….
Мадлен. Не надо!
Фрэнсис. Действительно, я немного размякла…
Мадлен. Я даже спиной это почувствовала!
Фрэнсис. …всего на долю секунды…
Мадлен. …даже сзади чувствовалось…
Фрэнсис. …мне показалось, что вы, может, и не такая уж стерва, которая всегда идет напролом…
Мадлен. Спасибо.
Фрэнсис. …и что в вас даже есть что-то трогательное.
Мадлен никак не реагирует.
Мадлен. Ну вот. Я так и знала. Теперь это повисло в воздухе, как запах!
Фрэнсис удовлетворенно улыбается.
Фрэнсис. Не беспокойтесь, это всего лишь минутное настроение. Скоро пройдет.
