Мадлен. Не забывайте, я же из вражеского стана.
Мадлен произносит это настолько обыденно, что по-прежнему не вызывает ответной реакции Фрэнсис.
Фрэнсис. Какое странное ощущение.
Мадлен. Что?
Фрэнсис. Этот запах. Он напомнил мне школу.
Мадлен. Почему школу?
Фрэнсис. Мой учитель фортепиано обычно вот так наклонялся ко мне с сигаретой в руке, тянулся, чтобы взять самый дальний аккорд.
Мадлен. А-а.
Фрэнсис. Он говорил: «Нет, не так» и очень старался, чтобы пепел упал мне на колено. А потом стряхивал его…
Мадлен. Ну еще бы.
Фрэнсис. …стряхивал своей рукой и говорил: «Простите, пепел упал».
Мадлен. Вот собака. (Мадлен улыбается). Школа была при монастыре?
Фрэнсис. Откуда вы знаете?
Мадлен. Просто ваш рассказ очень напоминает традиционные приемы святых отцов.
Фрэнсис. Да, вы правы.
Мадлен. Что ж, хитро придумано. Пальчики порхают, пепел сыплется… (Мадлен имитирует эти движения руками). Просто невероятно, до чего они только не додумываются…
Фрэнсис. На днях в издательстве один мужчина на меня так посмотрел! Я уже почти забыла, как это бывает.
Мадлен. Осколки воспоминаний!
Фрэнсис. Да, вроде того.
Короткое молчание.
Мадлен. Он с вами заговорил?
Фрэнсис. Он сказал: «Не хотите со мной пообедать?»
Мадлен. Что ж. Он не оригинален в выборе тактики.
Фрэнсис. Нет.
Мадлен. Далеко не первопроходец.
Фрэнсис. Я хотела ему сказать: «Пообедать? Или, может, вы хотите сказать, сходить в бар? Что именно вы предлагаете? Свидание? По-моему, поздновато. Мне кажется, мы с этим немного опоздали».
Мадлен. Отчего же?
Фрэнсис не отвечает.
Ну и как, вы пошли? Разве вы не из тех, кого называют «привлекательной женщиной»?
Фрэнсис. Вы хотите сказать — в книгах называют?
Мадлен. Да, в романе вас назвали бы «привлекательной особой». Почему бы вам не сходить на свидание? Вы свободны.
Фрэнсис молча курит.
Фрэнсис. В другой раз это было в прошлом году, на вечеринке. Тот мужчина спросил, не соглашусь ли я уединиться с ним в буфетной.
Мадлен. Правда? (Мадлен хмурится). Что, в любой буфетной?
Фрэнсис. Да нет. В той, что была там рядом на лестничной клетке.
Мадлен. И вы пошли?
Фрэнсис смотрит на нее какое-то время. Затем утвердительно кивает.
Фрэнсис. Должна признаться, да.
Мадлен. И что, жалеете об этом?
Фрэнсис отрицательно качает головой.
Что ж, это уже максимально приближено к реальной действительности. (Мадлен, с веселым выражением лица, начинает искать, что бы еще съесть).
Фрэнсис. Вы живете как студентка.
Мадлен. А почему бы и нет?
Фрэнсис. Конечно. Если вы можете это себе позволить, то почему нет?
Мадлен. Встать вот так среди ночи…
Фрэнсис. И часто вы так делаете?
Мадлен. Иногда. Если захочу. А потом сплю целый день. Вот я и говорю: почему бы и нет? Мы же свободны. (Мадлен пожимает плечами). Этому приходится учиться: как отпустить от себя прошлое.
Фрэнсис вынимает изо рта сигарету, чтобы ответить Мадлен.
Фрэнсис. После ухода Мартина дом был таким пустым.
Мадлен. У меня тоже.
Фрэнсис. Дети разъехались. Раньше мне всегда казалось, что у нашего дома была какая-то своя особенная роль. А теперь эта роль была уже сыграна.
Мадлен. Вы все еще там живете?
Фрэнсис. Да, там. (Какое-то время Фрэнсис смотрит на Мадлен). На нашей улице по-прежнему парковались в два ряда Рэйндж-Роверы, выплевывали на дорогу кучки детей, а их мамаши в спортивных костюмах бегали с ключами в руках; я сама когда-то носила такие же трикотажные костюмы… Они перекликались: «У меня нет ни минуты!», «Мне надо бежать!», «Кларисса не забыла бутерброды?», и так далее, как будто у меня за окном крутили один и тот же старый фильм…
Мадлен перестает есть и слушает.
Мой дом превратился в декорацию для пьесы, которую больше не играли. Когда-то здесь бегали по лестницам, распахивали двери настежь… (Фрэнсис оборачивается и смотрит на Мадлен.) Я тогда садилась за стол и раскрывала свою школьную тетрадь. И думала: «Этого нельзя называть Мартином, пусть он будет Майкл. И он не может быть адвокатом, пусть работает в рекламе». Потом в один прекрасный день я подумала: «Что я делаю? Для чего я все это выдумываю? К чему эта ширма, этот вымысел, которым я прикрываюсь? Кому он нужен? Ведь интересно то, что произошло на самом деле, это и есть самое захватывающее! Все в точности так, как было. Значит, мне нужно выяснить, как все это случилось. До мельчайших подробностей».
Мадлен отодвигает в сторону свою бумажную тарелку.
Мадлен. Так он в Сиэтле?
Фрэнсис. Да.
Мадлен. Он туда переехал?
Фрэнсис. Да. Потому что она американка.
Мадлен. Ах, да, конечно.
Фрэнсис. Она сюда приезжала.
Мадлен. Да-да.
Фрэнсис. Она молодая. (Фрэнсис слегка улыбается). Да уж, за те последние годы я много чего наслушалась про молодость. Даже прежде, чем она появилась. Какие замечательные эти молодые! Как много у молодежи чего-то такого, чего нет у нас!
Мадлен. Вы хотите сказать, чего-то еще кроме молодости?
Фрэнсис. Он говорил, индивидуальность. Открытость.
Мадлен. Да.
Фрэнсис. «Все, что для нас было трудно, им дается с легкостью», — он так говорил.
Мадлен. Понятно.
Фрэнсис. Он говорил: «Они не унылые, их не преследует прошлое».
Мадлен. Так и сказал?
Фрэнсис. «Говорят, молодежь больше ни во что не верит. Мол, у них нет ни идеалов, ни воображения. Они не знают, что можно, а чего нельзя. А что в этом плохого? По-моему, это только плюс», — так он говорил. «Вот возьми нас…»
Мадлен. И что? (Она выжидает паузу). И что?
Фрэнсис. «Мы только и делали, что мечтали. И что с нами стало?» (Фрэнсис колеблется). Как-то ночью я спросила его: «То есть, ты хочешь сказать, что когда ты с ней, тебе уже не кажется, что ты трахаешься с привидением?»
Мадлен с интересом поворачивается.
Мадлен. А вы смелая, решили не сдаваться!
Фрэнсис. Да, в тот раз так и было.
Мадлен. И что же он ответил?
Фрэнсис. Он сказал, что еще не спал с ней.
Мадлен. Что-что?
Фрэнсис. Он сказал: «Да, я собираюсь с ней жить. Я хочу построить с ней свою жизнь. Но раз уж ты об этом спрашиваешь, то я с ней не спал».
Мадлен поражена. Она с изумлением смотрит на Фрэнсис, которая тоже на нее смотрит, но очень спокойно.
Мадлен. Постойте-ка…
Фрэнсис. Вот так-то.
Мадлен. Но как же…
Фрэнсис улыбается.
