Мадлен холодно улыбается.

Мадлен. Нет, я ничего о нем не слышала, и нет, он мне не пишет. С чего бы ему мне писать?

Фрэнсис. Я подумала, может, вы поддерживаете связь.

Мадлен. Мартин никогда не писал писем, насколько я знаю. Он нацарапывал маленькие записочки.

Фрэнсис. Да.

Мадлен. Только изредка, такие маленькие желтые клеящиеся листочки. «Мне надо идти. Мартин». «Пока». «Насчет прошлой ночи: прости, я никогда больше так не буду». Но чтобы целое письмо — нет, никогда. А вам он писал?

Фрэнсис. Ну, ему этого и не требовалось, верно? (Фрэнсис делает несколько шагов, проходя дальше в комнату). Да и сейчас я не бросаюсь каждое утро проверять почту в надежде увидеть штемпель из Сиэтла, если вы об этом спрашиваете.

Мадлен. Нет?

Фрэнсис. Вовсе нет.

Мадлен. А ему там разрешили практиковать?

Фрэнсис. Думаю, да.

Мадлен. Это ведь как водительские права? Его делом можно заниматься в любой стране.

Фрэнсис. Честно говоря, не знаю.

Мадлен. А разве их законы не отличаются от наших?

Фрэнсис. Думаю, они относятся к законам серьезнее, чем мы.

Мадлен. Да, и законов у них намного больше, и вообще все американцы постоянно околачиваются в судах.

Фрэнсис. Как будто там им могут чем-то помочь. В этом-то вся разница. Они убеждены, что закон на их стороне.

Мадлен. А мне кажется, они просто любят всегда выигрывать.

Фрэнсис. Думаете, в этом все дело?

Мадлен. Конечно. Им нравятся полновесные победы. Что же до судов, то это место ничем не хуже других. (Мадлен уже не так напряжена, она становится мягче). Как вы думаете, Мартин поэтому туда поехал?

Фрэнсис. Нет, не думаю.

Мадлен. Тогда из-за общественного положения?

Фрэнсис. Тоже вряд ли.

Мадлен. Может, он все же хотел занять определенное положение в обществе. Ведь там юристы все равно, что священники. Я имею в виду, в Америке. Возможно, он потому туда и уехал? Может, ему казалось, что там он сумеет оказаться в самой гуще событий?

Фрэнсис. Мартин…

Обе улыбаются, не веря в вероятность последнего предположения.

Мадлен. Знаете, мне всегда режет глаз…

Фрэнсис. Что?

Мадлен. Когда читаешь в газетах: «Было унесено столько-то жизней американцев…»

Фрэнсис. О, да.

Мадлен. Их политики любят использовать этот тон в целях шокотерапии. «Сложившаяся ситуация угрожает жизням американцев». Как будто жизни американцев по определению чем-то отличаются от жизней всех других людей, словно они принадлежат к какой-то другой категории жизни…

Фрэнсис. Но они-то сами в это верят.

Мадлен. Да, так они устроены. Раз они богаче, чем кто бы то ни было, они уверены, что их переживания более значительны. (Мадлен энергично трясет головой). Господи, а как они себя ведут в ресторанах!

Фрэнсис. И как они себя ведут?

Мадлен. Даже здесь, на этом острове, их всегда особенно слышно в ресторанах…

Фрэнсис. Кого?

Мадлен. Американцев.

Фрэнсис. А-а.

Мадлен. «А этот цыпленок с кожей?» К чему все это?!

Фрэнсис. Не знаю.

Мадлен. Они всего всегда боятся. Просто до ужаса. Знаете, что им ответил официант?

Фрэнсис. Понятия не имею.

Мадлен. «Нет, у этого цыпленка никогда кожи не было. Он, бедный, всегда по ночам дрожал в курятнике, одно мясо да перья. Очень боялся добавить лишнюю калорию в рацион какого-нибудь американца».

Фрэнсис. Так и сказал?

Мадлен. Может мне кто-нибудь объяснить: какая здесь связь? Как это взаимосвязано? Самые влиятельные люди в мире, оказывается, всего боятся…

Фрэнсис. Может быть, именно потому.

Мадлен. Они жутко боятся рисковать. (Мадлен говорит очень экспрессивно, как бы подводя итог.) Ведь это жизнь, из которой выпотрошили все живое!

Фрэнсис. А может, они больше других чувствуют, что им есть что терять.

Мадлен смотрит на нее укоризненно.

Мадлен. Нет, не больше.

Фрэнсис. Ну конечно же нет.

Мадлен. Они умрут, как и мы.

Фрэнсис. Да, верно. (Фрэнсис слегка хмурится). Хотя не совсем.

Мадлен. Ну, может, в них будет воткнуто на несколько капельниц больше…

Фрэнсис. Я это и имею в виду…

Мадлен. Да, и разных мониторов побольше… Они будут подпрыгивать на своих кроватях, как резиновые мячи, когда в них будут тыкать электродами. Возможно, они протянут на пару недель дольше, в полубессознательном состоянии, неся всякую бессмыслицу. Их будут припарковывать на каталках у просторных лабораторий. Да, все это у них будет. Им достанутся последние достижения электроники. Смерть будет отсрочена, но и им не будет в ней отказано. И в конечном итоге, они потеряют то же, что и мы. (Мадлен с горечью качает головой.) Верьте мне на слово.

Фрэнсис. Согласна, верю. (Фрэнсис улыбается). Похоже, вы много об этом размышляли.

Мадлен. О чем?

Фрэнсис. О смерти.

Мадлен. Мне кажется, это не должно вас удивлять.

Фрэнсис смотрит на нее непонимающе.

Мадлен. Оглядитесь вокруг. Это же остров Уайт — уже по одному только названию белый и прекрасный.

Фрэнсис. И что же?

Мадлен. Вы разве не обращали внимания? На южном побережье Англии все только и заняты тем, что ухаживают за своими садиками и потом умирают. Это все, чем мы занимаемся. Как в едином порыве. Все тащатся на юг и там испускают дух. Так что этот остров вовсе не белый и не прекрасный. Остров Блэк, черный остров смерти — вот как я называю это место.

Френсис согласно кивает.

Фрэнсис. А помните, когда я только вошла…

Мадлен. Что?

Фрэнсис. Нет, это даже интересно.

Мадлен. О чем вы?

Фрэнсис. Я тогда еще подумала… Я, как только вошла, подумала — помните, что вы мне первое сказали?

Мадлен. Нет.

Фрэнсис. Вы не помните, что сказали?

Мадлен. Да нет же.

Фрэнсис. Самое первое, что вы тогда сказали: «Надеюсь, я еще не так стара». Вы сразу заговорили о старости.

Мадлен. А, понятно. Ну да, я же забыла, это ведь заметки для вашей книги, не так ли?

Фрэнсис. Вовсе нет. Я так просто говорю.

Мадлен. Но ведь вы все запоминаете. Как глупо с моей стороны. Эта встреча так важна для нас обеих, но, оказывается, я ошибалась, думая, что мы просто поговорим…

Фрэнсис. Но мы же поговорили. Мы и сейчас говорим.

Мадлен. Я думала, что мы просто разговариваем. Ну, конечно, я же забыла, что для вашей новой книги воспоминаний все это «свидетельства участников событий», не так ли. Ваши «трофеи».

Фрэнсис. Неправда.

Мадлен. Любое неосторожное замечание — и наш Толстой тут как тут, все заносит в свой компьютер.

Фрэнсис. Но я же не это имела в виду!

Мадлен. Разве нет?

Фрэнсис. Нет.

Мадлен. Зайти в гости, записать все, что скажет жертва, выложить добычу на слегка смазанную маслом сковороду, поставить в духовку, и через пятнадцать минут — оп-ля! — готово! Один литературный персонаж женского пола. Безнадежно одинокая и, судя по всему, настроенная против американцев особа. И боится смерти. Подавать с гарниром. Хватает на две порции.